Мамусик против Ордена Королевской кобры - Анна Михайловна Пейчева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ушли мы раздосадованные — ненавижу проигрывать; я злилась на противных теток, явно бывших участниц Олимпийских игр по забегам на длинные дистанции с барьерами; злилась на растяпу-работницу, стащившую так мало упаковок; злилась на Степочкиных коллег, заразивших его гриппом; и уж конечно, злилась на Глафиру, задержавшую меня своими бесконечными сборами. То шарф к юбке не подходит, то шпилек для прически не хватает, то еще какая-нибудь ерунда.
В общем, тогда погрузились мы с ней, мрачные, в электричку, и только я открыла рот, чтобы высказать ей все, что я думаю о ее копошении и бессмысленной возне, как лицо сестры озарилось, она театрально простерла руку к окну, задев при этом какую-то безвинную старушку, и принялась декламировать возвышенным тоном, который я терпеть не могу:
— Ты безмолвно, затихшее море,
Ты безбрежен, привольный простор.
Как от шумного, тесного света
Здесь и слух отдыхает, и взор.
Но надолго ли это затишье,
И всегда ли ясна эта даль?
Как и в сердце, живут, чередуясь,
В мире радость и злая печаль
.Задетая старушка покосилась на Глафиру, но ничего не сказала — мало ли ненормальных в общественном транспорте! А я раздраженно спросила:
— Опять твоя Ахматова?
— Нет, Любочка, это же К.Р. — великий князь и поэт Константин Константинович Романов, брат владельца этого великолепного «русского Версаля», — умильно ответила Глафира, показывая на солидный дворец с арками, колоннами и флагами за окном электрички. — Он написал эти прекрасные строки, находясь здесь, в великокняжеской резиденции на берегу Финского залива, словно предчувствуя, что впереди его семью ждут нелегкие времена. «Грянет гром, разбушуется буря — будь готово к отважной борьбе», говорит он, обращаясь к своему сердцу…
— Ты бы лучше не о сердцах и прочих внутренностях своих поэтов рассуждала, — сварливо отозвалась я. — А о том, как нам теперь утеплить гостевую спальню, в которой щели с руку толщиной. Небось ни твоя Ахматова, ни твой К.Р. такими насущными проблемами себя не загружали. В их стихах ты ответа на вопрос, где достать яичные упаковки, не найдешь. Буря у него, видите ли, разбушуется. А что делать, если сквозняк разбушевался?
И вот надо же — спустя несколько лет я стояла перед входом в Константиновский дворец (боковым, конечно, кто же прислугу в парадные двери пустит), машинально стряхивала капли дождя со своей куртки с капюшоном и думала о том, что мне сейчас, как и бывшим владельцам этого внушительного здания, тоже предстоит отважная борьба, исход которой совершенно неясен. Если со сквозняком на даче мы тогда кое-как справились — при помощи абсолютно бесплатного мха из ближайшего лесочка, — то теперь я имела дело с гораздо более опасным противником. «Наделала дел ваша прапрабабушка Екатерина Вторая, — попрекнула я тени великих князей, наверняка бродившие под центральными барочными сводами, украшенными коваными фонарями на цепях, — а мне теперь расхлебывай».
Проходная Константиновского для лиц незначительных и мелких, вроде меня, простой поварихи, не слишком отличалась от пропускного пункта «Крестов», где я была сегодня утром. Та же бронированная стеклянная клетка для постового; те же турникеты и скудный интерьер. Как-то даже и не чувствовалось, что я попала во дворец. Наверное, раньше здесь обитал дворник, или хранились великокняжеские сани.
Сегодня же тут толпились посетители и охранники, причем последних было раза в два больше, чем первых. Желающих попасть в Константиновский просвечивали, прощупывали, протряхивали, пропускали через рентген, пронзали опытным взглядом насквозь.
Прямо передо мной мужчина с незапоминающимся лицом работника спецслужб (трехцветный значок ФСО на лацкане пиджака, из уха тянется витой проводок телесного цвета) изучал паспорт уборщицы, которая, по ее словам, работала здесь уже не первый год; кажется, он даже на вкус документ попробовал. Другой агент тем временем просканировал скромную сумку уборщицы и обыскал ее саму с ног до головы.
— Еще удостоверения личности есть? — тихо спросил первый охранник; похоже, он остался недоволен результатами своего дегустационного эксперимента с красной книжицей. — Водительское, загранпаспорт?
Уборщица, чуть не плача, сказала, что прав у нее отродясь не было, заграничный паспорт лежит дома в третьем ящике комода, а живет она в полутора часах езды отсюда. ФСО-шник невозмутимо сообщил, что без второго удостоверения личности он ее не пропустит, здесь сегодня соберутся восемнадцать президентов и шесть премьер-министров, в том числе четыре женщины, рисковать он не имеет права, так что пусть отправляется домой за своим загранпаспортом. Уборщица ударилась в истерику, кричала, что ее уволят, если она опоздает на три часа на работу, и вообще предупреждать надо. Ее вежливо спросили: «Вы уборщица?» Она ответила: «Да». «Вот и очистите от себя помещение». На этом разговор был окончен. Подошла моя очередь.
Меня трясло от волнения. Батюшки-светы! Я и не подозревала, что здесь все так серьезно! Попасть в резиденцию нынешней аристократии оказалось сложнее, чем на прием к самому государю императору. А я-то, дурочка, представилась Кобрам как Любовь Васильевна Вальтер, а не Суматошкина, и когда сегодня днем звонил Черный Пес, продиктовала ему выдуманные на ходу паспортные данные. Это что же сейчас будет? В Константиновский я, конечно, не попаду, а может, меня даже арестуют за подмену личности! И отправят в те же «Кресты», где сидит Степочка — в соседнюю камеру. Будем с ним до конца жизни перестукиваться…
— Фамилия! — потребовал первый охранник, глядя в свои списки.
— Э-э… — замялась я, отчаянно соображая, как бы мне теперь выпутаться из этой передряги.
— Фамилия, гражданка! — Охранник поднял глаза.
— Ва… Ва… — жалко квакала я, прикидывая, сумею ли я, как поется в известной песне Аркаши Укупника, быстренько съесть свой паспорт, чтобы никто здесь не узнал мою настоящую фамилию. — Вальтер… — промямлила я наконец, решив, что брошусь сейчас к двери, распылив ближайшему охраннику в глаза духи «Персидская гурия».
— Любовь Васильевна? — уточнил ФСО-шник, найдя «мою» фамилию в начале списка.
— Да. — Я незаметно пятилась к выходу, сердясь на Якова Матвеевича, что он вчера не сподобился сделать мне предложение руки и сердца. Лучше бы вместо дурацкого павлина подарил обручальное кольцо, сегодня утром слетали бы уже в ЗАГС, и была бы я официально Вальтер, а не Суматошкина! Вот. Нерешительность моего соседа всему виной.
— Паспорт?
— Э-э, видите ли… — начала я, опустив руку в сумку (белую, с громадной разноцветной бабочкой) и нащупав среди всякого
