Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"

— Гражданская война? — нахмурился Шэй. — Этого нельзя допускать, я готов взять слова назад.

— Не война, — Коннор покачал головой и поглядел почти сочувственно. — Начнется террор. Те, у кого будет законное оружие, воспользуются им, потому что доведены до отчаяния. Конгресс боится, что создание армии породит «элитный класс» в обществе, но наше общество сейчас таково, что у кого оружие — тот и прав. Сейчас оружие есть по большей части у тех, кто может его купить. Но если его раздать тем, кто не может купить ничего…

Мистер Кенуэй взмахнул рукой, привлекая внимание к себе:

— Армию — прямо сейчас — никто не создаст. Конгресс почти полным составом против, да и среди делегатов в Аннаполисе противников будет не меньше, чем согласных. Это только метод, ничего больше. А кроме этого ты ничего против Нокса не имеешь?

— Да пожалуй, нет, — Коннор явно прислушался к себе. — Но с Ноксом работать я буду сам. Извини, отец, но я больше доверяю себе.

— Не сказать, что меня это полностью устраивает… — Хэйтем задумался. — Но пусть лучше так. Страна на грани полной анархии, и лучше бы нам хотя бы между собой договориться. Это я могу передать Блессингтону, если тебя устроит.

Сын слегка улыбнулся:

— Ты все равно ему это передашь. А от моего согласия или несогласия зависит только то, какими методами ты посоветуешь пользоваться. Надо думать, в бою мистер Блессингтон теперь не хуже, чем в искусстве маскировки?

— Тебе он уступает, — фыркнул Шэй. — Пока.

— Тогда… — Коннор поглядел сначала на отца, а потом заглянул в глаза Шэю, — можем считать, что договорились. Но у меня есть еще один вопрос. И, сразу скажу, я хочу его задать не как мастер-ассасин, а как… как я. Отец, я же вижу, что ты сейчас не болтаешь с… любимым и с сыном. Ты работаешь. А я хочу знать, что ты ответишь мне честно. Как мой отец, которого я люблю.

Хэйтем долго молчал, после чего произнес прямо и четко:

— Я не отвечу, если честный ответ будет идти вразрез с целями Ордена. Но вопрос ты можешь задать.

— Если я его задам, то дам Ордену оружие против себя, — покачал головой Коннор. — Обещай, отец, что ты не передашь это дальше. И нет, это никак не касается тамплиеров. В прямом смысле — не касается.

Мистер Кенуэй вздохнул:

— Хорошо. Но все, что я сказал раньше, имеет силу.

Коннор заглянул в бокал и, не глядя на собеседников, произнес:

— Вашингтон прислал мне приглашение в Маунт-Вернон. И я не знаю, стоит ли его принимать. Если я откажусь, то могу лишить себя жизненно важной информации. Если соглашусь… Рискую оказаться в ловушке. Ты бы поехал?

В гостиной повисла тишина, нарушаемая только тиканьем часов. Шэй обдумывал неожиданные сведения, но однозначного ответа не имел. Вашингтон сделал… сильный ход. Что бы он ни задумал, его поведение можно было назвать смелым. Или…

— Коннор, — Шэй почувствовал, что голос звучит хрипловато, и торопливо отпил. — Возможно, ты придаешь слишком много значения словам Вашингтона. Ты ставишь его на один уровень с собой, но он, несмотря на то, что в два раза старше тебя, похвастаться такой политической и боевой подготовкой не может.

— Шэй, — Хэйтем свел брови. — Вашингтон не столь политически подкован и, разумеется, не в силах оказать физическое сопротивление молодому ассасину, но ты-то думай, что говоришь! Вашингтон способен на подлость, а этого уже достаточно, чтобы придать этому приглашению высший уровень опасности.

Коннор засопел и сразу показался много моложе:

— Я не спрашиваю, что Вашингтон может мне приготовить. Это я и сам способен представить. Я хочу узнать, что бы вы делали на моем месте.

Мистер Кенуэй слабо усмехнулся:

— Я бы не оказался на твоем месте, потому что не действовал бы так глупо. Хотя… — он снова мазнул взглядом по любовнику, — все может быть. Если хочешь знать, как поступил бы я, я бы поехал.

Коннор кивнул, но, оказывается, мистер Кенуэй еще не закончил:

— Я бы поехал уже потому, что это моя недальновидность довела до того, что мне приходилось бы опасаться ловушки от человека, который не может и не должен быть моим врагом, потому что это слишком почетное для него звание. И я знаю, что ты поедешь, Коннор. По другим причинам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Шэй улыбнулся, хотя новости были невеселыми. Но он тоже понимал любовника с полуслова. Коннор поедет действительно по совершенно иным причинам. Просто потому, что честный. Потому, что не может позволить себе сбежать, когда сам заварил кашу. Хэйтем бы на такие доводы плевал с самой высокой городской колокольни. Какие же они разные — и в то же время удивительно похожие.

— И прихвати с собой своих ребят, — вполголоса посоветовал Шэй. — Не меньше трех-четырех человек. И полный арсенал. Но самое главное — думай головой, а не тем, чем думал в Вест-Поинте.

— Это само собой, — с неожиданным облегчением выдохнул Коннор. — Спасибо.

— За что? — кажется, вполне искренне осведомился Хэйтем. — Ведь ты услышал то, что хотел услышать? Ничего нового мы тебе не сказали.

— За то, что… — сын долго подбирал слова. — За то, что избавили от сомнений. Вы правы, я бы все равно пошел. Но если бы не услышал всего этого, то думал бы, а правильно ли поступаю? В прошлый раз я, наверное, ошибся. Если и сейчас ошибаюсь, то, по крайней мере, я в хорошей компании.

— Анэдэхи знает? — поинтересовался Шэй.

Коннор мотнул головой:

— Я ничего ей не говорил.

Мистер Кенуэй нахмурился:

— Ты находишь это… справедливым? Эта поездка может быть опасной.

Сын взглянул на него и довольно жестко проговорил:

— Отец, не забывай, что Шэй не уступает тебе. Ни в умениях, ни в… положении в обществе. Анэдэхи — моя жена, тем более что дети еще маленькие. Погибнуть я могу в любой момент, а она не в силах меня спасти. Если я ей скажу, она будет переживать и тревожиться больше обычного. Что бы ни случилось, она не может на это повлиять. Не может пойти со мной. Да я бы и сам не позволил: если вдруг… что будет с детьми? В прошлом году ты, отец, говорил, что составил заново завещание. Почему ты думаешь, что я должен поступать иначе? Я тоже… пошел и составил. Все средства я оставляю Анэдэхи, вам они ни к чему… Но я распорядился таким образом, чтобы именно вы стали душеприказчиками наших с Анэдэхи детей до совершеннолетия, если вдруг так получится, что нас обоих не станет.

Черты лица Хэйтема смягчились, и он сдержанно проговорил:

— Я рад слышать, что ты наконец-то научился думать о будущем, но сделай одолжение, вернись живым. Может быть… составить тебе компанию в Маунт-Вернон?

Коннор мотнул головой:

— Спасибо за предложение, но нет. Я сам это завязал, мне и распутывать. И еще… Если все не так, как я думаю, то это может насторожить Вашингтона. Заставить его действовать. Он все-таки политик, а не только убийца чужими руками, так что, может быть, мне удастся договориться. А если не удастся… То у меня шансов больше, чем у него.

— Если что, вы с Анэдэхи всегда можете сбежать в Париж, — пошутил Шэй. — Мистер Лафайет не даст вас в обиду.

Коннор улыбнулся в ответ:

— Не уверен. Жильбер писал, что во Франции назревают опасные настроения. Он писал… Я не хотел говорить, но, в конце концов, в определенных кругах это не тайна. Жильбер писал, что мсье де ла Серр и мсье Мирабо ведут переговоры о перемирии между Братством и Орденом. Ради общего блага, ради блага Франции.

Шэй изумленно распахнул глаза, и Хэйтем ответил не менее удивленным взглядом. И ответы прозвучали одновременно.

— Во Франции… Орден и Братство вступили в переговоры? — выпалил Шэй, желая убедиться, что не ослышался.

— Мистер Лафайет настолько посвящен в дела?! — Хэйтем даже голос возвысил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Коннор улыбнулся:

— Что вас так удивляет? У Братства нередко были люди, которые помогали, но сами не являлись ассасинами.

— Меня интересует вопрос осведомленности, — гнул свою линию Хэйтем. — Помогать Лафайет может сколько угодно. Это не мое дело, конечно, но я считаю, что это не слишком разумно.