Дело всей жизни (СИ) - "Веллет"

Коннор только пожал плечами:

— Это было не мое решение. Точнее, не только мое. Авелина рекомендовала меня парижскому Братству, я рекомендовал парижскому Братству Жильбера. Сначала я хотел рассказать ему обо всем сам, но потом понял, что не имею на это права. Если бы он остался в Америке… Но он не собирался оставаться, и я оставил решение за французскими ассасинами. Те, в свою очередь, присмотрелись к Жильберу и дали добро, но оставили это право за мной. И когда мы были в Париже при заключении мира, я ему все честно рассказал. Жильбер, надо сказать, почти не удивился.

— Так, значит, ты там не только по борделям шлялся? — поддел сына Шэй.

— Нет, конечно, — Коннор подавил улыбку. — Это… побочный эффект. Я побывал в штабе Братства, очень интересное место.

— Где? — быстро спросил мистер Кенуэй.

— В Ситэ, — ляпнул Коннор и поглядел укоризненно. — Зачем тебе знать больше, отец?

— Никогда не знаешь, что может пригодиться, — хмыкнул Хэйтем.

— А где находится штаб Ордена? — полюбопытствовал Коннор.

Мистер Кенуэй насмешливо на него поглядел:

— Возможно, это тебя огорчит, но как такового штаба у Ордена в Париже нет. Есть место, где хранятся бумаги и ценности, но об этом я, разумеется, тебе не скажу. Что же до людей, то встречи обычно проходят в домах тех, кто состоит в Ордене. Чаще всего у того же де ла Серра, и это, я бы сказал, секрет Полишинеля. Что же до Братства, то мне известно, что в Ситэ есть кафе «Театр», в котором бывает большинство твоих товарищей. Я не рискнул там появляться, но для меня очевидно, что это не штаб. Впрочем, если бы я поставил перед собой цель узнать, где штаб, то начал бы именно с кафе.

— Не узнавай, пожалуйста, — шутливо попросил Коннор. — Тем более что Мирабо и де ла Серр как-то же устраивают встречи?

— Наверное, пишут друг другу домой, — предположил Шэй. — Если они все равно знают, кто есть кто, то почему бы не писать домой? У обоих есть особняки и в Версале, и в Париже.

Коннор повернулся к нему:

— Тебе тоже нечему удивляться, Шэй. Братство пытается договориться с Орденом? Но ведь ты сам поступаешь так же. Де ла Серр — твой ставленник, я уже знаю, можешь не отрицать. И как раз ему известно о том, что теоретически это возможно — перед лицом общих неприятностей или по иным, более глубинным, причинам. И у де ла Серра даже есть эта причина — Арно Дориан, сын убитого тобой ассасина.

— Тебе и это рассказали, — мистер Кормак поморщился. — Да, это тот самый ассасин, которого я убил, чтобы выполнить обязательство перед Орденом. Его звали Шарль Дориан.

— А потом ты привез моему отцу артефакт Предтеч, — кивнул Коннор. — Конечно, мне рассказали. Особенно когда я аккуратно поинтересовался, не грозит ли в Париже моим родителям-тамплиерам что-либо. К тебе, Шэй, разумеется, никто добрых чувств там не питает, но помнят и то, что ты пощадил другого, мсье Шуазёля. Когда мы были в Париже, он был еще жив.

— И ты обо всем этом молчал, — мрачно бросил Хэйтем.

— Так было лучше, — возразил Коннор. — Не хотелось… поднимать муть со дна. Тем более что в Братстве тогда был такой человек… Его зовут Пьер Беллек.

— Вроде бы знакомое имя, — рассеянно бросил Шэй. — Я должен был встречаться с ним во время работы во Франции? Вроде не припоминаю… Дориан, Шуазёль, Софи… Нет, не помню такого имени.

— Не мучайся, — вздохнул Коннор. — Ты был знаком с ним раньше. Мсье Беллек — уроженец Новой Франции. И в Братство он вступил в Дэвенпорте.

— Та-а-к, — протянул Хэйтем. Было видно, что ничего хорошего он не ждет.

— Я знаю далеко не все, — предупредительно вскинул руку Коннор. — Мне сказали, что он участвовал в битве за форт Булл в 1756-м, во время Семилетней войны, и что-то там такое добыл, с чем срочно отбыл во Францию*. И поэтому… Поэтому он сейчас жив.

Шэй прикрыл глаза. Припомнил, конечно, молодого паренька, которого тогда только начали натаскивать Хоуп и Кесеговаасе. Но когда случился Лиссабон, а следом — и побег из Дэвенпорта, Шэй даже не вспомнил о нем.

— И какие же тогда у него претензии к мистеру Кормаку? — ядовито осведомился мистер Кенуэй.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Однако Коннор тона не принял:

— Беллек — не тот человек, который умеет прощать. И ни для кого в Братстве это не секрет. Мсье Мирабо лично просил его не вмешиваться, когда вы приехали. Так и сказал: «будто мало нам от Америки проблем». Я предпочел не лезть. Мсье Беллек так на меня посмотрел… Если бы взглядом можно было прожигать, во мне бы уже дырка была.

— Хорошо, что я тогда этого не знал, — немного нервно хмыкнул Шэй. — Тогда я бы так спокойно не пил и не гулял по театрам.

— Нет, Шэй, — Коннор качнул головой. — Я поручился за безопасность перед Братством, и мистер Мирабо поверил мне. В свою очередь он бы не допустил, чтобы кто-то действовал против вас. И не только он. Не знаю, известно ли вам, но в Париже Братство управляется… гм… Советом. То есть авторитет мистера Мирабо непреложен, но он не принимает решений в одиночку. И если он сказал, что трогать тамплиеров нельзя, значит, это решение так или иначе поддержали в Совете. Вам ничего не грозило.

— Уверен? — Хэйтем посмотрел на сына неожиданно серьезно. — Уметь давать такие оценки полезно. Но цена ошибки слишком высока.

— Уверен, — отозвался Коннор — и было видно, что это не бахвальство. — И потом, мистеру Беллеку при мне дали задание. Возможно, мистер Мирабо просто хотел его побыстрее отослать, не знаю. И задание он дал ему лично, за закрытой дверью. Но кое-что я все равно успел услышать из разговоров остальных. Мистер Беллек занимается тем, что ищет наследие Предтеч, и его отсылали не в первый раз. Я еще подумал, что он, наверное, слишком горячий, чтобы заниматься боевой деятельностью, поэтому его посылают с исследованиями.

— В этом весь Париж, — резюмировал Шэй. — А внешне все так пристойно выглядело: театры для нас, бордели для тебя. А где-то в глубине, оказывается, жизнь била ключом. Коннор, тебе повезло, что ты не влюбился в какую-нибудь француженку, потому что во Франции все решается не только интригами, но и через постель.

— Я не мог влюбиться во француженку, — Коннор даже улыбнулся. — Я люблю Анэдэхи.

— Значит, в тебя бы влюбились, — отмахнулся Шэй. — Какая-нибудь такая, которой если не дать, то потом мокрого места от тебя не оставит.

— Повезло, — Коннор наконец рассмеялся. — Хотя во французском Братстве есть симпатичные девушки. Обо мне сплетничали, я слышал.

— Кажется, Шэй не преувеличивал, когда возвращался на побывку, — хмыкнул Хэйтем. — А возвращаясь к Лафайету… Как он воспринял идеи Братства?

— Положительно, конечно, — в голосе Коннора проскользнуло удивление. — И мистер Мирабо сразу взял его в оборот. В смысле, в качестве полезного союзника. У французского Братства свои задачи, и они довольно далеки от Америки. Жильбер занялся налаживанием торговых отношений с Соединенными Штатами, чтобы у мистера Мирабо хотя бы об этом голова не болела. Тем более что это может помочь экономике Франции…

— Ты же понимаешь, что это бесполезно? — Хэйтем поморщился. — Все средства во Франции утекают в бездонный карман второго сословия.

— Понимаю, — с досадой отозвался Коннор. — А что делать? Лафайет переписывается с Франклином и с Джефферсоном. Вдруг чего-нибудь придумают? Нельзя же ничего не делать!

— Надо повлиять на Его Величество Людовика или заменить его на кого-то более умного, — подсказал мистер Кенуэй. — Англии, кстати, это бы тоже не помешало. Великий магистр Коуэлл на днях прислал мне письмо, в котором в растерянности сообщил, что читал письмо Его Величества к Фридриху Вильгельму, королю прусскому.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— И что там? — заинтересовался Коннор. — Неужели он хочет объединиться с Пруссией против Франции?

— Куда хуже, — хмыкнул Хэйтем. — Эшли пишет, что письмо представляет собой сорокастраничный труд, в котором иные предложения состоят из четырехсот слов и более. А содержание письма… туманно, даже ближайшие советники не смогли понять, о чем оно. Впрочем, после того, как Его Величество надевал себе на голову наволочку от подушки, советников уже трудно чем-то смутить.