Время больших отрицаний - Владимир Савченко

Слухи о необыкновенных исчезновениях в Катагани и окрест росли и ширились. Правоохранители отказывались открывать дела «по факту хищений» в силу немыслимости такого факта: чтоб склад товаров, например, или вагоны с рельс улетели за облака. Страховые общества соответствено отказывали в выплате страховок.

Ввизит Страшнова показал, что есть и среди краевой верхушки человек, который понимает что к чему. Явился Виктор Пантелейонович как частное лицо; он нынче был в тени (хотя и с авторитетом среди своих выдвиженцев), состоял в правлении энергетической компании; пришел представлять ее интересы.

Уклонился от посещения директора Любарского, разыскал Бурова и Панкратова (коего, опытный человек, приметил еще в том совещании на проходной как вероятного лидера, заводилу), заговорил прямо:

— Не знаю, как вы это делаете, но в том, что работа ваша, от НПВ — уверен. В своей фирме я порекомендовал прикрыть все ценное металлическими листами и сетками, а их заземлить.

— О! — сказал главный инженер Буров. — Грамотно.

И больше ничего не сказал. Молчал и Панкратов, понимая, что в этой ситуации каждое слово тот самый «не воробей»: вылетит, а потом тебя поймают. Речь продолжил Страшнов.

В обмен на непредание огласке требовалась вот какая услуга. На Катагани-товарной стоит небольшой, всего на десяток платформ состав. В нем, в контейнерах, груз отходов от работы оборонных реакторов из центральной России; точный адрес неуместен. Обычно такие составы следовали в Среднюю Азию, груз захороняли в пустыне на надлежащей глубине. Но теперь средне-азиатские братские республики суть суверенные державы — и не хотят. Т. е. соглашаются, но за немыслимые деньги; а денежки теперь не казенные, а свои. Фирмы.

Состав стоит вторую неделю — и журналисты что-то уже пронюхали, знают. У них даже фотографии его откуда-то взялись; когда нагрянут — и вместе с экологами — с другим составом не спутают. Потребуют немедленной проверки, замеров дозы, радиоактивного фона… ну, всего, чем людей пугают. Виктор Пантелеймонович прижмурил набрякшие веки. И это назревает вот-вот, не сегодня завтра. Так не мог бы этот состав таким же вот «инопланетным» способом срочно исчезнуть? Если трудно весь сразу, расцепить вагоны — и по вагончику. А? Иначе будет страшный скандал, демонстрации протеста — позор для Катагани. И вообще. Об интересах представляемой им энергетической компании Виктор Пантелеймонович умолчал; это подразумевалось.

— Интересная задача, — молвил Панкратов.

— Да, — согласился Буров. — Мы подумаем, как ее решить. Завтра, значит, уже может быть поздно?

— Может.

— Тогда сегодня. Кто на станции в курсе и поможет?

Страшнов дал телефон и имя.

Они расстались без лишних слов.

В НПВ все делается быстро. Это обязывает к быстрым решениям и действиям в однородном мире.

День текущий 9.7755 октября ИЛИ

10 октября 18 час 36 мин

372-й день Шара

53-й день (57-я Гал. мксек) Дрейфа М31

Странно Солнце над землей — каждый день одно и то же

На Катагань-товарную отправились втроем: Буров, Миша и Дуся Климов, второй человек по части сложных Ловушечных задач после Панкратова, — прикинуть все на местности. А возможно, сразу и исполнить. Прихватили протяженную, сделанную в виде футляра для чертежей, Ловушку-миллионник.

Михаил Аркадьевич уверенно вел машину через город; дорогу на станцию знали, бывали там не один раз. С немалой выгодой для Института и человечества.

На станции нашли человека, чьи координаты дал Страшнов; это был помощник диспетчера в форменной фуражке. Он кликнул какого-то сцепщика, проговорил несколько фраз, повернулся к НИИвцам:

— Вот он вам все покажет. А если нужно, то и расцепит… — а сам с видимым облегчением удалился.

Сцепщик, парень лет тридцати, в замасленой стеганке и кепке, привел их на край рельсового поля, к двум тупиковым колеям. На предпоследней стоял этот состав, десять металлических платформ с металлическими же контейнерами без номеров и фирменных знаков; последняя колея была свободна. Далее шел пустырь.

Осмотрелись. Вечерело — и это предрасполагало покончить с делом сегодня; не тратить «нулевое время» (самое ценное) еще и завтра.

Далее был небольшой спор и обсуждение вариантов.

Расцеплять вагоны и вбирать их в Ловушку по отдельности — не то, в ней выйдет навал, свалка. Климов предложил втянуть в «футляр» пустую колею на длину состава, а потом вкатить платформы на нее.

— Да зачем? — возразил Миша. — У нас же миллионник, он все возьмет сразу, и состав, и колею под ним. Там сантиметры на это пойдут. И будет все покоиться на барьерной НПВ-подушке…

— Хорошо, а потом что нам с этим добром делать? — недовольно молвил Буров. — Положить футляр с составом Страшнову на стол?

— Состав пожалуйста, — сказал Панкратов. — Хоть два. Футляр ни в коем случае. Подарить Ловушку-миллионник, вы что! Она серьезней атомного поезда.

— Ну, а куда деть-то? — настаивал Буров.

— Унесем, потом переправим в Овечье ущелье.

— В Овечьих схронах нам только железнодорожных платформ недоставало. Да еще с радиоактивным «добром».

Разговор шел при сцепщике. Тот слушал, с интересом посматривал на инженеров небесно-голубыми глазами.

Приняли вариант Панкратова; благо погода стояла сухая и почва под рельсами состава тоже была суха. Непроводящая. Велели сцепщику пойти в конец состава и разьединить стыки рельс; Дуся Мечников отпрвился с ним.

Буров и Миша тем временем расположили Ловушку в конце колеи, за тупиковыми белыми столбиками с перекладиной, метрах в сорока от передней платормы.

Через полчаса вернулись Дуся и сцепщик. Развинтили.

Стемнело. В небе загорелись звезды; но на вышках станции еще не зажгли прожекторы.

И когда Панкратов откинул крышку «футляра» и поворотами рукояток на тыльной стороне начал неспешно, чтоб без лишнего шума, выдвигать НПВ-язык, это под звездами тоже выглядело красиво, фантастично и поэтично:

— сначала пространство с малым К охватило весь состав и приподняло его вместе с рельсами, отделив от земли;

— шумок перекачки при этом был умеренный, как от тронувшегося в путь тепловоза; а поскольку их немало сновало на товарной, внимания это привлечь не могло;

— потом Миша коснулся кнопочки для втягивающего НПВ-языка с высоким К; он выбросился мгновенно на двести метров — мгновенно же состав с рельсами стянулся в белую линию-молнию… и как не было. Только на промасленной земле остались вмятины от шпал, уходили в перспективу.