Без помощи вашей - Роман Евгеньевич Суржиков

— А не хочешь — останешься в Барберри сторожить обоз, а я с собою Снайпа возьму. Он, конечно, угрюмый тип и не красавчик…

Джоакин взял себя в руки и согласился на проверку. Почти без помощи со стороны Хармона он вспомнил, что при встрече с графом следует отвесить поясной поклон, а кастеляну и рыцарям достаточно низкого кивка головой; что руку для пожатия протягивать не нужно — это дерзость; что Джоакин, как воин, имеет право звать графа «милорд», но учтивей все-таки говорить «ваша милость»; что место за столом Джоакину укажут, и сесть он должен никак не раньше, чем задница последнего из графских рыцарей коснется скамейки. Если доведется поднимать кубок, то пить нужно просто за здравие его милости и не упражняться в остроумии — а то, неровен час, нагородишь глупостей. Недурно также запомнить, что Шейланд враждует с западниками и дружит с Ориджинами, потому о первых надлежит помалкивать, а вторых, по возможности, хвалить.

— Еще вот что. Если доведется говорить с молодой женой графа — вряд ли, конечно, но вдруг! Руку взаправду не целуй, а только тронь кончиком носа. Графиню можешь звать «миледи» или «ваша милость», но лучше скажи «ваша светлость». Она герцогского рода, ей будет приятно.

— Герцогского рода?.. — присвистнул Джоакин. — И кто же она?..

Тут их прервали: откинулся полог, и в фургон просунулась мокрая голова Вихренка.

— Хозяин, там такое дело…

— Где?

— Во второй повозке.

— И что там?

— У нас хворый обнаружился! Малец из Ниара посинел!

— Тьма холодная, — Хармон сплюнул. Вздохнул, закутался в плащ. — Что же, идем глянем…

Торговец выбрался из фургона, Джоакин следом. Снаружи лупил холодный дождь. Если положить руку на сердце, то Хармону ни капельки не хотелось глядеть на хворого. Чего хотелось — так это сесть в свою повозку и прямо сейчас дать ходу. Коль среди ниарцев есть один синюшник, то может и второй найтись, а там и третий. А там, глядишь, и сам Хармон-торговец станет ртом воздух глотать да глаза выпучивать. Нет уж, держи монету в кармане, а хворь — за горами!

Проблема состояла как раз в монете: в том фургоне товара было этак на дюжину эфесов, да плюс сама телега с лошадьми. Жалко! И зачем только он дал слабину в Излучине, взял с собой этих чертовых беженцев?.. Скрепя сердце, Хармон забрался во вторую повозку.

Внутри горела масляная лампа. Весь честной народ сгрудился в спальной половине фургона, застеленной одеялами. Виновника переполоха торговец разглядел не сразу: малярский внучок забился в тенистую щель между ящиками в дальнем конце повозки. Рядом находился его дед. В проходе стоял Снайп, отгораживая Маляра с Маляренком от остальной компании. Дезертир держал боевой топор, выставив его перед собой — не так, чтобы рубить, но так, чтобы не дать отщепенцам приблизиться к стаду.

— Проваливайте, ну! Больше повторять не стану! — рычал Снайп, когда Хармон забрался в фургон.

— Хозяин здесь! Вот его и послушаем, — сказала Луиза.

— Что тут у вас творится? — спросил Хармон, хотя прекрасно видел, что.

— Малец принес на себе мор, вот что. У него вся рожа посинела.

— А ну-ка, дайте поглядеть, — сказал Хармон.

Народ расступился. Торговец не имел желания приближаться к мальчику, сунул лампу в руку Снайпа:

— Посвети-ка.

— Еще чего… — фыркнул охранник и передал лампу Маляру.

Тот поднес свет к лицу внука. Верно: губы были синими, щеки — белыми. Малец дрожал.

— И что же с тобой делать?.. — проворчал Хармон.

— Как — что? — искренне удивилась Луиза. — Выкинуть к чертям!

— Деда тоже, — добавил Снайп. — Мелкий около него все время. Оба уже хворые.

— Сжальтесь, — сказал Маляр, но старуха Мэй тут же перебила его:

— Гоните их, Хармон Паула! Пускай идут назад в Ниар! Подлые отродья, могли бы и сами вылезти, коли хворые! А туда же — сжальтесь!

— Пощадите… — шепнул внучок, но Снайп погрозил ему топором:

— Ану цыц! Будешь болтать — пришибу.

— Да никакие мы не хворые! — вскричал Маляр. — Внучок простудился, вот и мерзнет! А вы его — на улицу, в мороз! И до ближнего города два дня ходу.

— Не наша забота!

— Знаем мы такие простуды!..

— Гоните их, хозяин!

Хармон призадумался. Ситуация была сложна. Мальца жалко: Хармон, вроде как, помочь хотел, взял деда с внуком в телегу. А теперь выкинуть ночью среди поля, да в холодный ливень — вот уж благодеяние! Но жалость — дело глупое. Где речь о хвори, надо думать головой, а не чувством. Вон, имперские солдаты оцепили Ниар и никого больше не выпускают, и плевать им на жалость.

В тон его мыслям Доксет проворчал:

— У нас в войске, если кто синел, то его не выгоняли — нечего мор по округе разносить. Сажали в глухой фургон и держали там, пока помрет или очухается. А могли и поджечь…

— Звери! — бросил маляр.

— Это я к тому, хозяин, что выгнать — не так уж и плохо.

— Он и так дрожит от холода, а под дождем и вовсе околеет!

— Велика разница — днем раньше, днем позже.

Доксет прав, думал Хармон: померзнуть под дождиком — не худшая участь для хворого. Случаются с ними штуки и пострашнее. Пожалуй, если выгнать деда с внуком, то найдется чем успокоить совесть. Но есть еще одно рассуждение, которое все усложняет. Эти двое провели неделю в обозе Хармона. Значит, могут быть и другие, в ком поселился мор. Выгнать маляров-то можно, но как быть с остальными? Как узнать, кто здоров, а кто уже ходячий покойник? Эх, потянул меня Темный Идо в эту Излучину!..

Неожиданно заговорила Полли:

— Одумайтесь! Вчера малыш был здоров, и утром тоже. Не дрожал, не синел — все путем. А сейчас, внезапно, все скопом навалилось. Разве мор растет так быстро? Он намок и простудился, вот и все!

— С чего это ты так уверена?

— Я видела, как умирают от сизого мора. И вы видели, только вам от страха память отшибло!

— Ишь, какая разумница! Если уверена, то докажи!

— И докажу.

Полли обошла Снайпа, встала рядом с малышом, потрепала по волосам:

— Не бойся, все будет хорошо.

На сердце у Хармона странным образом потеплело. Полли до того была уверена