Сочинения. Письма - Павел Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
………………………………………..
8Сын Димитрий спрашивал отца:— Почему было иконы бить? —Кучерявая, золотая овца,Мямля, в сажень росту:— Как быть?
Димитрий Евстигнеич,Старший — страстьМедленный, не мастер на догадки, —Двумя жерновамиХодят лопатки,И когда друзей катает, борясь,Кости их гудятОт медвежьей хватки.— Без иконы лучше ли?Прямо сказать —Замучили соседиБабку и мать.
Возражу еще, отец мой и братцы,Что равняться к голи станичной —Не след…Прямо сказать,Так с нами вязатьсяСилы покамест у них и нет…
Стоял он, моргая чаще и чаще,Вдруг растерявшись… пока егоБрат средний, Игнатий, отцов приказчик,Места не занял, сказав: — Чего?Чего нам бояться чего невесть?Чего нам бог?Чего нам начальство?Иконы всегда способно завесть.Способно ли намУберечь хозяйство?Опять же,Что начнут отбирать?Может, какое и снисхожденье…Опять же, которых коней загнать,Барашков прирезать — мое почтенье.
Может, кого на кривой объедем,Может, декрет как для кого.Опять же,Не мы одни, и соседи,Как кто чего, а я ничего.
А младший, мамкин сынок,Тонкий, от сладостей гнилозубый,Начал тянуть:— Ну, какой там бог…Может, вам любо, а мне не любо.
Чо вы на сам деле?А по мне —Зря мы хомут надели на шею:Хоть всё хозяйствоВспылай в огне,Вот вам ей-богу, не пожалею.Ежели вникнуть,Постольку-поскольку —Нет основаниев никаких…
Волосы, стриженные «под польку»,И сапоги на скрипах тугих.Густо расшит маргариткой ворот,На пояс шит кисет именной…Он уж давно надумывал в город —«Басму» курить и чудить в пивной.
Город, сладко дышащий, мглистый,Сердце тревожил в снах и ночах…Что ж, для этогоХоть в коммунисты,Петр Евстигнеич парень казистый —Узок в поясе, а не в плечах.
Втягивал щеки свои тугие,В трубку сворачивая губу:«Что мы такое,Кто мы такиеДушно в избе,Как в прелом гробу».
Он на собраньях больших и малыхТоже вступал:«Товарищи, я…»Сладко ему —От слов его вялыхПятится и отступает семья.
Мать под платком:— Петенька, что ты… —Бабка «ахти», и братья «н-ну»…И, лишь разойдясь вовсю с поворота,Отца увидав, осадил охотуИ на попятную повернул:
— Знамо, высказываю, как разумею,Что вы рассудите —Может, глуп…
Очи раскрыв и вытянув шею,Семья оборачивалась к ЕвстигнеюПавловичу, не разжимавшему губ,Силясь открыть потайную думу,Ждала без выдыхаИ до слез.
Встал ЕвстигнейИ сказал угрюмо:— Надо, должно быть,ИдтиВ колхоз.
И покуда ахнула семья большая,Сбитая в стадо, вся как один,— Я, — Евстигней сказал, — обнимаюТебя, Игнатий, середний сын.Земля нам данаНа веки веков.Не ссорься, Игнатий,Зазря с судьбою.Хозяйство, поди, разорить легко,Но толку не будет в сплошном убое.И стоп, и не надо, и не перечь!Время покамест еще за нами.Сумеем и сгинуть, и дом наш сжечь,И наземь коней покласть топорами.И не перечь, не хвались, не сбив.Надо, ребята, размыслить трижды:Нету возможностейСупротив —Значит, возможность наша — выждать.И смекаю —Колхоз, ну что ж,Организуют, как все иные,И приведут на аркане вошьЮдины, Митины и Кривые.
Власти милицииНедалеки,Власти партейные — слава богу,Тут же в властях сидят босяки,И состоятельные мужикиБудут обобраны им в подмогу.
И смекаю —Надобно нам,Надо в колхоз идти, не иначе.Надо. Решусь, ребята,А там —Будем за гриву ловить удачу.Кто его знает. Темна игра.Если окажемся снова в силе,Первые в сторону и до двора.Если придет такая пора,Вынем поболее, чем вложили.
Молчала семья.Дышала семья,Думала семья,Но мало.И сразуВсеми ртамиСказала:— Твоя воля.— Его воля.— Воля твоя.
9Приглашенье всем по чести.Крадучись в неясной мгле,По одной собравшись вместе,Кумушки несли известье,Будто угли в подоле.
И пока мужья дремали,Всё боялись порешить,Головой крутя: «Едва ли…» —Бабы под вечер решали,Что собранью завтра быть.
И пока мужья: «Однако, —Думали, прибавив: — Что ж,Поглядим, бывает всяко…» —Начиналась бабья дракаИ визгливый шел дележ.
10Федор Стрешнев на полатяхТараканьихНочь не спал,На худых бобах гадал:«Что возьмут и что заплатят?Чем я был и чем я стал?
Что возьмутИ чем заплатят?Нет коровы,Конь пропал…»Федор Стрешнев на полатяхТараканьихНочь не спал.
«Дмитриевна, — думал ночьюИ прикидывал, — и пусть!Всё-таки ж оно…Как хочешь,Дмитриевна, не решусь».
11Сидор Зотин на полатейПоднебесье в дымный дымДумал: «Не возьму в понятье —Что получим? Что дадим?
Стакнуться… Объединиться…Есть пути — и нет пути».
Запасенная пшеницаСказывала: не идти.
Утром встал с тяжелой думой,На окно взглянул —В снегу…И на день взглянул —Угрюмый…— Как ты хочешь,Что ни думай,Федоровна, — не могу.
12Лысинкой в раю подушекИскупавшись,Не разут,Тек слезой супруге в ушиСам Потанин: — Настя, душат,А, Настасья, отберут.
13Чтобы жить со стужей в мире,Чтоб весну приворотить,Надо шубы шить пошире,Надо печи натопить.
Снежная игла кололась.Сед косяк, рассвету рад…Алексашка лисий волосГребнем зачесал назад.
Посмотрел в окно — глубокийСнег, пришедший из степей,На семь с лишним четвертей.Ветер вывалил у оконПолный короб голубей.
И пока клевали сенаЗолотой налет они,Алексашка вспрыгнул иЗатянул возле коленаСыромятные ремни.
Голуби в сенной полудеРазобраться не могли.Алексашка вспрыгнул, и —Утречком иные людиК Алексашке в гости шли.
Первым Редников: — Едва лиС опозданьем. Не забыть —Бабы загодя гадали,Что собранью седня быть.
И пока он дорогиеШубы сбрасывал с плеча —Нынче стужа горяча, —Вслед за ним вошли другие,Сапогами топоча.
Митины и Скорняковы,Труфанов, Седой, Левша,Юдин, Зайцев, Митин сноваИ сама учительша.
Редников!Его родословной кореньяУходят в батратчину,В ночь ночей…Из поколения в поколеньеЛетел этот хмурыйВорон бровей.
Жила на лбуКрутая, как плетка,Тяжелая, как батрацкая жизнь.Из поколенья в поколеньеПередавалась походка —Опасная, вперед плечом: сторонись!
А в юности он,Когда троицыны травыЗвенелиИ, праздничные, ошалев от ветра,Пели сады,По полному правуПолучал порученьеОт всей слободы.
И входил он в круг широкий просто,Чуть укорачивая медвежий шаг,От слободы,От бедноты —На единоборство,Разжигая вкруг тальи красный кушак.
И лишь только под взмахом его кулачищаНа троицыну сырую землю с ног,Брусничной харей без толку тыча,Валился первыйКулацкий сынок,Смехом недобрую ругань кроя,Кричало «ура» ему полслободы…Так он и рос в Черлаке героем,Редников —Сын мужицкой нужды.Когда же в девятнадцатомСквозь вьюги глухиеЗабрезжил на западеКрасный флагИ навстречу карательные выслалПравитель России,Его белоштанствоАдмирал Александр Колчак,
Редников всё припомнил:Как били,Как ему пальцем тогда грозили,Что ему тогда говорили,Как отнимали хлеб у него, —И он уже знал,Идти за кого.
Он еще не мог разобраться толкомВ словах «революция»,«Советская власть» —Это было одно чутье, темное, как у волка, —Кровная с революцией связь.
Это боль была,Выношенная годами, —Рев глухойИз сердца, издалека…(Горбыльи века, гнета века.)И если б он умер,То под красным знаменем —Молча, прицеливаясь наверняка.
Это было Разина в душе восстанье,Мыслей внезапный ледоход —Так он и стал Вожаком партизаньим,ДобытчикомМужицких свобод.
Он скудную жалостьИз сердца выжег,И его тогда виделиВ звездах всего, в снегу,Впереди отряда, с винтом, на лыжах,Сохатым мчавшегосяЧерез тайгу.Юдин, Левша, Скорняков — матросы,Каждый в станицах с детства желан…Матросы! Революции золотая россыпь,Революции — правый фланг!
Через пурги,Средь полей России проклятых,Через ливни свинцовые,Певшие горячо,Борясь и страдая,Прошли в бушлатахС пулеметными лентами через плечо.
В жизнь своюНе сдававшихся на милость,Ах, как щелкалиНаганов курки!Ах, как матросскиеЛенты крутились,Синие леталиВоротники!
О, Юдин крутолобый,Золотолицый, —И нужно же было случиться так,И нужно же былоТак приключиться,Чтоб родиной твоеюСтал Черлак.
И нужно же было так случиться,Чтоб здесь ждала тебяМать твоя —Ты,Заслуживший высокое званье партийца,Ты, прошедший жизнь, мир по-иному кроя.
Но вас, матросы, крестьянские дети,После битвОт друзей, от морей, от подругПотянуло к полузабытой повети,Как гусей, как гусей на юг…
Быть вам радостными,Быть счастливыми!Почеломкаемся — вот рука…Вы, цементИ оплот активаПробуждающегося Черлака!
К учительше подсел Левша:— Ну, как живем,Ну, как поем,Что нового, учительша? —Глазами повел на Митиных:— Не плохо бы постыдить иных.А?
ЛевшаСобственно говоря,Я для гонору, что ли, этоПринял звание секретаряЧерлакского сельсовета?Нету, Митины, в вас отваги.Вы сочувствующие, так сказать,На баклаге да на бумаге,Извиняюся, как вашу мать?
1-й МитинТы, Иван Андреич, зря нас задеваешь.Сам знаешь, мы люди темные, к секлетарствам не подходим.
2-й МитинА помочь — почему не помочь?Присмотревшись, можно.
ЛевшаТы присматривайся,Да не прогляди, —У Ярковых бываешь, значится?Знаю, Митин, тебя я начисто.А поди-ка —Тож — вождиНазываются середнячества.
1-й МитинИ всё понапрасну. А насчет того, что к Яркову за хомутом ходил…
ЛевшаХомут, известное дело, —Сама на себяРаба надела.
УчительницаТы, Левша, неправ, нельзя же сразу.Надо не ругать, а разъяснять.
ЛевшаЧто ж,Мы их в активе для показуДержим, позабыл, как иху мать?
УчительницаЯ прошу сейчас же прекратить — в беседеЭтот тон не гож.
ЛевшаДа почему ж?Мы ведь с ним(Указывая на старшего Митина.)Покамест что соседи —Он моей свояченицы муж.(Хлопая Митина по плечу.)Надо, брат, активней да построже.
Скорняков(Подходит к учительнице.)Можно на минутку,Марь Иванн?У меня к вам дельце.
УчительницаОтчего же?(Отходит с ним.)
Скорняков(Ищет что-то.)Вот те на!А положил в карман…Вот. Нашел.
Левша(Митиным.)Ума в башке палата —К знахарю пошли!
МитиныВсё за грехи…
ЛевшаНадо было к доктору, ребята…
Скорняков(К учительнице.)Вот, Марья Ивановна, — стихи.(Читает.)Заря взойдет. Мы клятву не напрасно дали,И день такой немедленно придет,Чтоб мы в труде колхозном ликовалиИ под винтами уходили кулаки…
УчительницаМысль правильна.……………………………….— Товарищи, начнем! —И Алексашка встал.Скользнув по раме,Остановилось солнышко на нем,На вожаке, на парне молодом,На молодости, признанной за знамя.
— Теперь мы главный принимаем бой,Тяжелый, припасенный напоследок,Ценой любою, тяготой любой —Пусть кровью нашей — выкупим победу.Товарищи партийцы!..………………………….Так был начат день.
14-16С двух крыльев станицыПошел народ.И Чекмарев —Потанинская подмога, —Грудь свою вынеся вдруг вперед,Вывел сквозь зубыСвиста тревогу.
И, длинный свист подхватив,ДрузьяДурную показывали отвагу,На вострых носках по ледку скользя,Вперед плечом уводя ватагу.
Рубахи с слинявшим красным разводомКавказским поясом перехватив,Ломая — разъязви тя — спесь и моду,Едва по единой чарке испив,И тут же,Срамоты не пужаясь,Закутав усердьеВ тулупчик злой,О ржавые шомполыОпираясь, —ЖенатыеС гирьками под полой.
А што,Ежли драка…А либо што…Их бабы сбирали —Да разве ж можно…И гирьки за пазухой,И зато,И в случае ежли,Дак понадежней.
И возле потанинского двораВстретились:— А, Алексаша, что жеЗнати-то сколь с ним,Давно пораНам поклониться,Ну что же, можем.
И Чекмарев — Весь в сощур —И самШапку снял:— Александр Иваныч!Колхозники, партия,Наше вам,Завтра к нам в гостиПожалте, на ночь.
Митины зашептались:— Вон как! —И в матросы уходивший ЮдинЛасково посмотрел на кулак.— Что ж, полюбовное дело —Будем.
И вдруг подалисьНавстречу без шума,Как будто ветерПрошел меж них, —В дубленках рваных,Держа угрюмоРавненьеНа Алексея Седых.
Прошли,Раздвинув тень Чекмарева,Туда, где, огрубелый в ветрах,Над избами распластавшись сурово,Падал и рвался красный флаг.
17Махорка изо ртовСначала чинноПадала дымом круглым к ногам,Смутная, легкая, ползла по овчинамПо сарапулевкам и сапогам.
У подбородковРосла кустамиИ дальше шлаКлубами двумя,Чадные бороды вырастали,Плыли головы, головнями дымя.
И толькоПод потолком прогорклымВставалаВо весь девичий рост,Юбки расправляла махоркаИ не жалела синих кос.
И не скрипели под ней качели,Была она стройна и легка,И медленноПод нею горелиЛучшие головы Черлака.
В пожаре этом неслышном былоМного тоски, сомненья и зла.Не разобрать:Что корни пустилоИ что собиралосьСгореть дотла.
Каждая девкаНачисто зналаВ лицоПшеницу, рожь и пшено,Сколько засыпано их в подвалыИ сколько на завтра отделено.
Здесь взвешеныРадости и потери,И не зазря рассуждать пришлиОт старой верыК новой вереСвоего хозяйства короли.
И мало что ктоХодил в партизанах,И мало что этот,В двенадцать труб,Купецкий лабазОбратили в клуб.
Не у одного,Трясясь на гайтане,Крест прикрывалВтихомолку пуп.
И в первую очередь,В первый рядПрошел и сел,Как будто бы в сани,Друзьям раздарившиУмело взгляд,С теми, что покрепче, —Потанин.
С теми,Которых любой соседВстретит без поклона едва ли,Которых двенадцать с лишним летЦерковными старостамиВыбирали.
Они — верховоды хозяйств своих,Они — верховоды земли и хлеба!И шапку снимали,Встречая их,С почтенья косяИ вздыхая: «Мне бы…»
И тыщи безвестных, глухих годовСтояли они в правоте и силе,Хозяева хлебов и скотовИ маяки мужицкой России!
На пагубе,На крови,На кости.И вслед им мечтали:Догнать, добраться,Поболее под себяПодгрести,Поболее —Осподи, нас прости!И не даватьДругому подняться.
В первых рядах,Об стул локоткомОпершись, оглядывая собранье,Сидел, похохатывая шепотком,Лысину прохлаждая платком,С теми, кто покрепче, —Потанин.
А дальше —Лбы в сапожную складку,Глотая махорочный дым густой,Всё середнячествоПо порядку,Густо замешенноеБеднотой.
В задах, по правую руку,С рубцами у глаз, чернобров,Средь хохотаИ каблучного стукаС робятами Чекмарев.
И к нему робятаУже не разПодходили, шепча: «Впорядке».И косил он черные щели глаз,Алексашку ища украдкой.
И нашел, и, как из-за куста,Долго метился узким глазом,Губы выкривил: ни черта,Рассчитаемся, парень, разом.И гармонисту мигнул,И тотВывел исподволь «страданье».И басы на цыпочкахСквозь народВдруг прошли,Подумать, вперед,Подговаривая собранье.
Банда висла,Трясла башкойНад отхлынувшими мужиками,Зажимала кистень рукой,Чуть притопываяКаблуками.Но под двумя знаменами столУплывал, в кумач наряженный тяжко,И всё шире и шире шелШум улыбчатыйВкруг Алексашки.
Алексашка смеялся:— Федоровна,«Утверждаю»— Должна сказать,«Утверждаю…» —И смущалась зотинская жена,Краской смутноюЗалитая.— Не могу, Александр Иваныч.— Должна.— Неспособна, ей-богу…— Но-ка.И когда кивнула людям она,Прокатился ладошный рокот.
Уже на стол налегПредсельсовета,Бумаги в щепоти держа,И секретарь залистал газету,Глаза очками вооружа.
И остановилсяПлывущий столПод знаменными кистями.Когда по рядамГоворок прошел:— Евстигней Ярков,С сыновьями…
Зашелестело в рядах:— Ярковы… —Встали,Место давая им.Но Евстигней отстранился:— Что вы, сограждане,Постоим.
Он стоялС потупленным взглядом,ГражданинЯрков Евстигней,И придерживал, тихий, рядомСыновьев,Будто кобелей.
И стояли три дитятиВозле тихогоНа приколе,На аршин боясь отойтиОт отцовской любвиИ воли.
18Потушили цигарки,Смолкнул шум,И предсельсовета,Пол обминая,Качнулся:— Товарищи, начинаю,ВыдвигайтеПре-зи-ди-ум.
Кто-то встал:— Предлагаю зачесть —Поскольку клубБеднячеством полонИ также постольку, посколькуЕстьСписок от партииИ комсомола…Но сзади крикнули:— Это что ж?Мненьям не дозволяете ходу?В карман его список!В карман положь!Дайте высказатьсяНароду!
И в ответ вспыхнуло:— Стервы,Чекмаревцы! Гоните их! —И голосПромеж остальных:— Во-первых,ПредлагаюАлексеяСедых!
Вверх пятерни полезли —Нате!Уверенны, суровы, темны,Вверх бесстрашно, —Считай, председатель,Честные рукиСвоей страны.
— Сорок.— Довольно! Довольно!— Мало!Кой-где, не выдержав, тяжела,Рука, задрожав, в темноту ныряла,Но новаяВместо нее росла.
— Прошел! —И сноваСквозь долгий шум:— Юдина!— Чекмарева!— Учительшу!И вот оно вдругРаскачалось, слово,Плечом выдвигаясьИз темноты:— ТребуемПровести Чекмарева —Представителя от бедноты!
Встал Потанин,От смеха икая,В дрожи весь,Слезою давясь:— Когда без желанья народу,КакаяТакая будет Советская власть? —И сквозь слезу,Торопясь, считалРуки приспешников и подлипал.
Так ЧекмаревВ табачном дымеПрошел к столу,Веселый да злой,Чтоб сестьПод знаменамиМеж другимиПод крики:«Да здравствует» и «долой».
19Хмурый лоб,Веселые брови,Руку заложивЗа кушак,Слово схватилМихаил ПетровичРедников —Партизан и бедняк.
20— Товарищи,Призываю вас,Бросьте,По краю, покамест память живаО том,Как белели наши костиНа черных знаменахАнненкова.
И хоть о костях техСлава плохаяИ крайОт разбойных войн полысел,Сабли через хребты Урянхая,Должно быть, увелАтаман не все!
В правдеИ супротивстве повинных,У партизанов, бойцов,У нас,Цел на задницах и на спинахДареный атаманский лампас.
И знаем счетВсем старым знакомым.Боролись, товарищи,Кто как мог,И помним,Что над потанинским домомЛетало на знамени:«С нами бог!»
Потанин на цыпочки встал:— Да что ты,Немысленная клевета,Боже мой! —Но слово державшийБил с разлета,Тяжелый, как маузер,И прямой.
— …И помним…(Свист из задних рядовИ крики:— Крой, Редников!— Брешет даром!)…Как дядюшка твой,«Бедняк» Чекмарев,Рубил нас в оврагахПод Павлодаром.
И скажу как умею —Мразь, кулачество,Прошлогодняя сила,Которую нашаСоветская властьВсё жеДо времениПощадила,Против колхозаВооружена!
Знаю,Затеи у них какие, —Саблю в руки,Сапог в стременаИ на рысях —Вымогать Россию!
Но я, Редников,Бывший в боях,Я говорю:Не допустим этого.На нашей любви,На их костяхДа здравствуетВласть Советов!
И мы теперь…(— Не из тучи гром!— Правильно!— Призывают к разбою!)…Слушай, Потанин,Всё отберемЗа век награбленное тобою.
Всё отберем,Потому — кулак.И не противься,Слышишь, Потанин?
Жить будет, слышишь,Колхоз Черлак,ИмениЛенинского восстания.
21Шум…
