Тонкая математика страсти (сборник) - Андрей Курков

Макс и Мирон молчали.

– В наше время это лучшее лекарство, изобретенное человечеством, – осмелев, заговорил министр. – Все мы, и вы, товарищ немец, остатки погибающей, исчезающей навеки великой русской культуры, давшей миру столько гениев, столько Достоевских, Гоголей и Пушкиных…

Макс поморщился.

– Извините, – сказал ему на это министр. – Но мы не должны исчезать бесследно и безболезненно для нашей земли…

Министр говорил горячо и проникновенно. Когда-то он был известным актером-трагиком.

– А вот и чай снова вскипел! – вставил Мирон, увидев стремящийся вверх, к потолку, пар.

– Мы не должны исчезать, потому что вслед за нашими варварами могут прийти и другие поколения, взгляд которых на культуру будет совсем иным…

– А сколько рубиновых звездочек на башнях Кремля? – спросил вдруг Макс.

И Мирон, и министр пожали плечами. Министру даже стало неловко. «А и в самом-то деле, – подумал он. – Как это я ни разу не сосчитал?»

И возникло пристыженное молчание, которым воспользовался Мирон, чтобы заварить крепкий чай и разлить его по большим, красным в белый горох, бульонным чашкам.

– А стаканчики у тебя есть? – спросил у хозяина министр.

– Стаканчики?! – философски произнес Мирон.

– Это не лекарство, – твердо заявил Макс. – Это нельзя принимать внутрь… От этого погибли многие северные народы…

– А как же это надо принимать? – остолбенело по-русски посмотрел на немца министр.

– Я люблю принимать ванны, – задумчиво произнес Мирон.

– В нашей русской культуре нет никакой культуры пьянства, – сказал Макс и, наклонившись к бутылке, посмотрел ей прямо в этикетку.

Министр растерялся. Он взглядом поискал понимания у Мирона, потом у немца, но тщетно.

– Что же с ней делать? – спросил он негромко.

Макс и Мирон переглянулись.

– Лучше ее принять наружно, – Мирон сопроводил свои слова взглядом, не терпящим возражений.

Министр едва заметно покачал головой, словно вспомнил то, что больше никогда не повторится.

Хозяин домика-сарая поднялся из-за стола, подошел к двери и оглянулся.

Макс тоже вскочил, а затем медленно поднялся на ноги и министр.

Мирон сделал шаг к уложенным штабелем колесиками наружу рояльным ножкам, провел рукой по колесикам – они, проворачиваясь, взвизгнули.

– Ради такого случая, – глядя на ножки, заговорил Мирон.

– Нет! – взволнованно перебил его Макс. – Нельзя этого! Как же ты будешь сохранять русскую культуру, если сделаешь это!

Мирон покорно убрал руку с рояльных ножек и вышел во двор.

– Иди к ванне, а мы сейчас сами соберем дрова, – напутствовал его Макс.

Мирон поплелся к ванне. На ходу погладил рукой по карману махрового халата – нащупал коробок спичек, и на душе стало спокойнее.

Из щепок и мелких веточек разжег под ванной маленький костер. Посмотрел на воду – чуть желтовата, но в принципе не грязная – ведь он в ней не мылся, только полежал минут сорок…

Солнце снова светило – ветерок расчистил небо от немногочисленных облаков.

Макс и министр волокли к ванне какие-то доски, негромко о чем-то беседуя.

Высоко в небе над Мироном громко пела птица. Он задрал голову и смотрел на нее с восхищением.

Но тут треск ломающихся досок заглушил пение.

Маленький костер обложили уже более основательными поленьями.

Трое мужчин сидели на корточках, глядя под ванну и ожидая, когда через только что уложенные шалашиком доски прорвется пламя.

Вода нагревалась медленно.

Птица улетела.

Костер шипел и потрескивал.

Мирон, взяв у министра бутылочку с коньяком, открутил пробку и задумчиво, каплю за каплей, выливал ее содержимое в желтоватую воду.

Министр массировал лоб – тяжесть происшедшего в последние дни грозила мигренью.

Вскоре ему предложили раздеться – согласно правилам русского гостеприимства он должен был принимать ванну первым.

– Осторожнее! – заботливо проговорил Макс. – Один американский астронавт разбился в ванной.

– Да, об этом у нас много писали, – кивнул, забираясь в воду, министр.

Вода еще не была достаточно теплой, но эмалированное дно приятно грело ступни.

– На этом белом «Стейнвэе» играл Прокофьев! – Мирон подхватил взгляд министра и направил его на упомянутый инструмент.

– Боже мой! – проговорил министр, погружаясь в воду. – Сам Прокофьев!

Макс подкладывал дощечки в костер.

«Интересно, – думал он, – а можно ли довести воду в ванной до кипения?»

– Он еще играет, – негромким голосом счастливого человека говорил хозяин кладбища. – Ре-бемоль нижней октавы и чистая фа верхней… Сыграть?

Министр лежал в ванной, и только голова торчала из желтоватой воды. В воздухе над водой что-то приятно горчило. «Коньяк!» – с радостью узнал министр.

– Да, сыграй, пожалуйста! – попросил он Мирона, не оглядываясь.

Мирон подошел к «Стейнвэю». Поднял верхнюю крышку, потом открыл клавиатуру и, расставив руки в стороны, дотянулся до двух заветных прокофьевских нот.