Лазурные берега - Сара Ларк

— Ах, Виктор, как хорошо, что ты здесь! Иначе нам пришлось бы посылать кого-нибудь на поиски. Ты представляешь, мы только что получили известие от Курбенов. Они все трое заболели. Но хуже всего господину и мадам. Как сообщил посыльный, у них начались судороги. Они, должно быть, что-то съели… и может быть… может быть, за моим столом!

У мадам Дюфрен был очень встревоженный вид. Казалось, она меньше беспокоилась о соседях, нежели о своем добром имени.

— В любом случае им нужен врач, — взволнованно закончила она.

Виктор кивнул и дал распоряжение пажу принести сумку из его комнаты.

— Я сразу же поскачу туда, — сказал он. — Но не думаю, что они отравились вчера за ужином. Мы ведь все ели и пили одно и то же, и никто из нас не заболел. Не беспокойся, мама, я займусь этим… — И с этими словами Виктор сел на коня.

Деирдре, которая все еще сидела в седле, решила воспользоваться предоставившейся возможностью.

— Может быть, я смогу сопровождать тебя? Я… я могла бы помочь или…

— …Или, по крайней мере, развлечь дам, — со смехом закончил Виктор начатую ею фразу. Он, по всей видимости, не расценивал ситуацию как особо серьезную. — Немного утешения никогда не помешает.

Мадам Дюфрен кивнула.

— Я дам вам с собой вина, — сказала она. — Это тоже может помочь. И в любом случае это будет приятным подарком…

Вскоре после этого Виктор и Деирдре снова отправились в дорогу, Виктор — со своей врачебной сумкой, а Деирдре — с двумя бутылками французского красного вина в седельных сумках.

— Я бы не удивился, если бы оказалось, что именно вино стало причиной случившегося, — заметил Виктор, бросив строгий взгляд на бутылки. — Месье Курбен вчера вечером выпил лишнего, и мне кажется, что нельзя исключать у него несварение желудка.

Несмотря на то что молодой врач не считал ситуацию серьезной, он все же хотел как можно скорее добраться до своих пациентов. И, таким образом, Деирдре все же удалось насладиться стремительной ездой, хотя пасо не могла скакать так же быстро, как ее чистокровная кобыла. Виктор не выбирал удобных дорог, а ехал кратчайшим путем — через плантации табака, кофе и сахарного тростника, не останавливаясь возле рабочих и надзирателей, мимо которых они проезжали.

И все же понадобилось не меньше часа, чтобы добраться до плантации соседей. Расстояния здесь были намного больше, чем на Ямайке.

То, что Виктор и Деирдре обнаружили в господском доме, который пышностью не уступал дому Дюфренов, абсолютно не соответствовало безобидной картине, которую ожидал увидеть Виктор.

— Спешить, доктор! — крикнул им высокий негр, когда они подъезжали к дому. — Очень плохо, говорит повариха, очень, очень плохо…

Слуга схватил лошадь Виктора за уздечку. Деирдре последовала за мужем.

Уже в холле врача остановила толстая чернокожая женщина, которая обрушила на него целый водопад слов и, казалось, готова была упасть перед ним на колени. Когда он смог от нее освободиться и поспешил наверх по лестнице, женщина обратилась к Деирдре:

— Вы мне верить, мадам?! Пожалуйста, вы мне верить! Я не отравить меца! Я хорошая повариха, верная. Я ничего не клала в еду меца…

Деирдре все поняла. Либо эту женщину упрекали в чем-то, либо она боялась, что ее сделают виновной в болезни господ.

— Скоро все выяснится! — успокоила ее Деирдре. — Если ты ни в чем не виновата, значит, тебе не о чем беспокоиться. И скоро, конечно, все снова будет хорошо. Доктор даст твоему хозяину лекарство…

Повариха покачала головой. Ее полное лицо было мокрым от пота и серым от страха, а курчавые волосы выбились из-под яркого тюрбана.

— Не будет хорошо… Они не верят Шарлин. Думают, что умирать. Очень плохо, мадам. Очень плохо…

Деирдре решила не ждать, пока ее кто-нибудь встретит и проводит в дом. Она последовала за своим мужем по лестнице наверх и тут же поняла, как плохи дела у Курбенов. Из одной из комнат доносился жалобный визг, а в другой раздавались пронзительные крики. Виктор сначала зашел в спальню к господину Курбену и оставил дверь полуоткрытой. Несколько рабов обступили крепкого мужчину, который дергался в судорогах на постели и при этом громко кричал от боли. Виктор порылся в сумке. У него, как всегда, был строгий вид. Даже для него это было слишком. В конце концов, он не мог в одиночку заниматься сразу тремя пациентами.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросила Деирдре.

Виктор на мгновение задумался.

— Это тяжелое отравление, — сказал он затем, вынимая из сумки колбу с темной жидкостью. — Нам… нам необходимо сначала вызвать рвоту у больных, а потом попытаться определить, чем вызвано отравление. Яд нужно удалить из организма… если только еще не слишком поздно…

Он попробовал влить в больного содержимое колбы. Деирдре беспомощно наблюдала за происходящим. Может быть, ей следовало сказать мужу, что она попытается сделать то же самое с мадам Курбен, но, честно говоря, Деирдре этого боялась.

— Ты можешь пойти к Иветте, — сказал Виктор. — Чернокожие говорят, что ей не так плохо. Может быть, она в состоянии разговаривать. Попытайся выяснить, из-за чего это случилось…

Деирдре, облегченно вздохнув, умчалась, в то время как месье Курбен выпрямился на своей кровати и его вырвало. Рабы начали убирать, а Виктор снова стал искать медикаменты. Из соседней комнаты, как и прежде, доносились жалобные крики мадам Курбен. Чернокожая служанка побежала туда с тазиком воды. В коридоре на корточках сидела чернокожая повариха и всхлипывала.

— Я ничего не делала, мадам. Верьте мне, я хорошая негритянка.

— А где здесь комната мадемуазель? — спросила Деирдре. — Ей ведь не так плохо, как ее родителям?

— Ей тоже плохо. Все плохо, очень плохо, но я ничего не делала…

Шарлин продолжала причитать, и узнать у нее еще что-либо было невозможно. Поэтому Деирдре пошла вслед за служанкой, которая проскользнула в одну из комнат, неся с собой нюхательную соль и чистые простыни. И действительно, здесь на кровати лежала Иветта Курбен, бледная как смерть, с черными кругами у глаз, очень слабая на вид. Однако ее не мучили судороги.

— Как она себя чувствует? — спросила Деирдре у служанки, которая пыталась поменять испачканное рвотой постельное белье.

— Она больна. Ее рвало. Три раза. Но сейчас ей лучше. Мне кажется…

— Мне ужасно плохо! — Голос Иветты Курбен был слабым, но в нем отчетливо слышался упрек в адрес рабыни, которая слишком легкомысленно описала ее страдания. — У меня судороги в животе. До сих пор. Это так больно…

Это нельзя было сравнить с тем, что чувствовали ее родители, однако Деирдре пока что ничего не сказала по этому поводу. Иветте не станет лучше, если она узнает, что Франсина и Ив Курбены, возможно, умирают. Вместо этого Деирдре перешла непосредственно к делу: