Когда мы состаримся - Мор Йокаи

Теперь уже Лоранд взял его на мушку.

Но едва прицелился, как проезжая, вскочив из-за стола, кинулась к нему с криком:

— Не убивайте его! Не убивайте!

Лоранд обернулся, озадаченный.

Красивая молодая дама вся дрожала от ужаса, гипнотический взгляд её широко раскрытых глаз повергнул Лоранда в оцепенение, лишив сил. А объятия, стиснувшие юношу, сковали ему руки.

Разбойник понял, что путь свободен, и, едва дверь поддалась, над смертельным ужасом возобладал его привычный юмор цыгана. Просунув лохматую голову в залу, он пробубнил срывающимся от пережитого страха голосом:

— Леший тебя забери, бесов сын, пройдоха школяр! Клякса ты чернильная! Был бы и этот вот пистолет заряжен, как тот, у тебя, отправился бы ты прямиком в пекло с пулей вместо паспорта! Ну, попадись ты мне ещё раз, уж я…

Тут он с поспешностью, комически противоречащей его хвастливой угрозе, втянул вдруг голову в плечи и ринулся во двор, точно от погони. Стук копыт вскоре возвестил о его окончательном бегстве. Но едва вылетев на улицу, он тотчас принялся опять безбожно ругаться, кляня, понося всех этих школяров, легатов, семинаристов, которые, вместо того чтобы сидеть тихонько по домам и молиться, по дорогам шляются, делом мешают заниматься. И долго ещё издали доносилось его громогласное чертыханье. Неделями будет он теперь чертыхаться там, в своём ланкадомбском болоте, где, как зверь, соорудил себе логово, и лишь волки, отведав копыт его коня, когда вдвоём поедут они угонять жеребят, будут отзываться ему по ночам.

Для Лоранда всё это было полнейшей загадкой.

Ненатуральное, чуть ли не шутовское препирательство бандита со своей жертвой в призрачном свете пуншевого пламени; не поддающееся объяснению обстоятельство: почему коварно, под покровом ночи нападающий разбойник является с незаряженным пистолетом, оставляя заряженный у себя за поясом? И наконец, эта женщина, смеющаяся злодею в лицо, перечащая ему с ножом в руке, который, вырвись она, уж наверно, всадила бы ему в бок, как перед тем в стол. И она же, когда её хотят избавить от злодея, кидается своему спасителю на грудь — но держа ему при этом руки, собственным телом прикрывая обидчика! Странная фигура!

Где ключ к этой тайне?

Проезжая дама меж тем снова зажгла свечи, и мягкий свет опять лёг на окружающие предметы. Лоранд взглянул на неё. Вместо недавней зеленовато-синей маски, искажённой гримасой безумного смятения, на него смотрело красивое, весело улыбающееся женское лицо.

— Так вы школяр? — задорно спросила дама. — Откуда? Как сюда попали?

— С вами вместе приехал, сударыня, с кучером вашим, на козлах.

— Значит, вы в Ланкадомб?

— Именно.

— К Шарвёльди, наверно? Он обожает всяких молельщиков.

— Нет. К господину Топанди.

— Ну, это я вам не советую. Он ужасно груб с ними со всеми. А вы ещё и проповедуете? Нет, нет, не надо к нему.

— Но я всё равно пойду. На козлах не позволите, дойду пешком, как шёл.

— Не много вам там дадут. Знаете что? Вот деньги, которые вы же отбили у этого человека, — возьмите их себе. И возвращайтесь, голубчик, в свою семинарию.

— Сударыня, я не привык жить подаянием, — гордо отклонил Лоранд предлагаемый кошелёк.

Дама посмотрела на него с удивлением: легат, а от даяний отказывается!

Тут только её внимание остановили черты его припорошенного пылью лица. Что-то особенное было в нём, непохожее на прочих. И этот полный благородного достоинства взгляд…

Быть может, подумалось ей, что не совсем обычная вещь с голыми руками пойти на вооружённого грабителя ради совершенно чужой, незнакомой женщины. Да ещё вполне заслуженного вознаграждения не принимать…

Лоранд заметил, что слишком уж выдаёт себя, больше, чем следовало, приоткрывая душу, и поспешил исправить оплошность.

— Не могу принять ваш дар, сударыня, так как большего хочу. Я — вовсе не легат, а исключённый студент. Ищу места, где трудом своих рук мог бы просуществовать. Защищая вашу милость, подумал: а может, вам в поместье надобен кто-нибудь смотреть за хозяйством и вы меня супругу порекомендуете? Я бы честь честью служил и за неимением письменного поручительства дал уже вам наглядную поруку в своей благонадёжности.

— Так вы хотите в управляющие к Топанди поступить? Да полно вам, голубчик, вы даже не знаете, что это за греховодник, беззаконник!

— Меня тоже за беззакония исключили, поэтому именно к нему и иду, нечем будет друг друга попрекнуть.

— Вы, значит, преступление совершили и от чужих глаз скрываетесь? Какое, скажите? Убили кого-нибудь? Признавайтесь! Я ведь не испугаюсь и болтать не буду. Обещаю, что вас возьмут, чего бы вы там ни натворили. Даю вам слово. Ну? Убили?

— Убил? Нет.

— Отца избили? Мать?

— Нет, сударыня. Юношество подстрекал против вышестоящих, вот моё преступление.

— Против вышестоящих? Исправника?..

— Пожалуй, что повыше.

— Против попов, священников, да? Ну, тогда Топанди на вас только что не молиться будет! Совсем на этих вещах помешался.

Выложив это со смехом, она вдруг опечалилась; немая тоска омрачила её лицо. Потом блуждающий взор остановился на юноше, рука мягко легла ему на плечо.

— Умеете молиться? — шёпотом спросила она.

Недоумевающий взгляд был ей ответом.

— По молитвеннику умеете? Можете научить по молитвеннику читать? Много для этого нужно времени?

Лоранд смотрел на неё с возрастающим удивлением.

— Ну ладно, хорошо. Не обращайте внимания! Едемте с нами. Вон кучер уже щёлкает кнутом. Со мной не хотите сесть? Или вам больше нравится на козлах, на вольном воздухе? И правда лучше. Мне тоже на воздухе больше по душе. Ну, значит, поехали!

Служанка, выбравшись из-под скамейки, собрала тем часом посуду, госпожа расплатилась с корчмарём, и они, молодой человек и молодая женщина, опять очутились на прежних местах — и всю дорогу думали друг о дружке. Юноша — о ней, которая любезничает с грабителем, упрямясь из-за своего кольца; потом о грабителе, который выходит грабить с незаряжённым пистолетом, и опять о ней, не знающей власти выше исправника, расспрашивающем, как научиться читать молитвы, и однако же, носящей золотые браслеты, кушающей на серебре, одевающейся в шелка… о ней и её дерзких юных главах А молодая женщина — о нём, кто дерётся, как герои, готов работать, как батрак, от денег отворачивается, как дворянин, власть имущих, как дьявол, умеет хулить, а сердце, как ангел, чаровать!

XIII. Кто кого

Под утро карета въехала во двор ланкадомбской усадьбы.

Топанди, поджидавший на террасе, поспешил навстречу и помог даме сойти, поцеловав ей руку с превеликим почтением. На Лоранда же, слезающего с облучка, воззрился вопросительно.