Похождения Гекльберри Финна (пер.Энгельгардт) - Марк Твен

Он показал нам также маленькую вещицу, которую отпечатал в типографии и за которую не получил ни гроша, так как она предназначалась для нас. Это было объявление, украшенное портретом беглого негра, с уз лом на палке, перекинутой через плечо, и подписью внизу: «двести долларов награды». Описание примет как нельзя лучше подходило к Джиму. В объявлении рассказывалось, что он сбежал прошлой зимой с плантации св. Якова, что в сорока милях ниже Нового Орлеана, и, вероятно, направился к северу. За поимку этого негра и доставку его обратно на плантацию будет уплачено двести долларов, кроме возмещения всех затрат.

— Теперь, с завтрашнего дня, — пояснил герцог, — нам можно будет, если угодно, путешествовать также и днем. Когда мы заметим, что кто-нибудь направляется к плоту, можно будет связывать Джиму руки и ноги, класть его в шалаше и объяснять, что мы поймали беглого негра недалеко от устья Огайо. За не имением средств воспользоваться пароходом мы не смогли и поэтому добыли в долг у своих приятелей этот маленький плот и везем теперь Джима обратно к хозяевам. Ручные и ножные кандалы на беглом негре были бы, разумеется, еще эффектнее, но не вполне согласовались бы с рассказом о собственной нашей бедности. Они слишком напоминали бы драгоценные уборы. Веревкам следует, в данном случае, отдать предпочтение, они более согласуются с принципом единства действия, которому на сцене придают такое важное значение. Мы все признали герцога замечательно ловким малым и решили, что у нас теперь не будет ни малейших препятствий путешествовать также и днем. За ночь можно было уплыть достаточно далеко, чтобы удалиться от возбуждения, которое неизбежно должна была вызвать в маленьком городке типографская деятельность нашего герцога. Тогда только мы будем в состоянии чувствовать себя в полной безопасности и плыть когда нам угодно — днем или ночью.

На этот раз мы притаились и не подавали никаких признаков жизни часов до десяти вечера. Тогда мы проплыли мимо города, держась от него по возможности дальше, и выставили свой фонарь только тогда, когда городские огоньки исчезли совершенно из виду.

Приглашая меня часа в четыре стать на вахту, Джим спросил:

— Как вы думаете, Гек, встретимся ли мы еще во время плавания с какими-нибудь королями?

— Ну, нет! Навряд ли это с нами случится, — ответил я.

— И прекрасно! я этому очень рад! Один, много два короля и за глаза с нас довольно! Теперь наш король пьян, как стелька, да и герцог, пожалуй, оказывается не в лучшем положении.

Выяснилось, что Джим пытался заставить короля говорить по-французски, чтобы ознакомиться таким путем с тонкостями языка. Его величество объявил, однако, что живет так долго в Соединенных Штатах и перенес столько горя, что успел совершенно забыть свой родной язык.

Глава XXI

Фехтование на шпагах. — Монолог Гамлета. — Мы бродим по городу. — Леность туземцев. — Старик Боггс. — Смерть Боггса.

Солнце уже взошло, но мы продолжали наш путь, не приставая более к песчаным косам. Выспавшись хорошенько, король и герцог вышли из шалаша; вид у них был с перепоя, надо сознаться, очень неаван тажный, но, прыгнув за борт и поплавав немножко, оба они значительно освежились. После завтрака король уселся в уголке плота, снял с себя сапоги, засучил брюки, опустил ноги в воду, закурил трубку и, обеспечив себя таким образом самым разносторонним комфортом, принялся зубрить наизусть сцену из «Ромео и Джульетты». Когда он достаточно хорошо разучил сцену, герцог принялся репетировать ее вместе с ним; при этом герцог чрезвычайно добросовестно исполнял свою обязанность преподавателя сценической декламации. Он тщательно и в достаточной степени терпеливо обучал короля говорить с чувством, толком и расстановкой, заставлял его вздыхать и в наиболее патетических местах прижимать руку к сердцу. По истечении некоторого времени его светлость объявил своего ученика довольно удовлетворительной Джульеттой, присовокупив, однако:

— Вам бы только следовало произносить «Ромео!» несколько иначе. К чему выкрикивать его с таким ревом, как будто бы вы были не кроткой молодой девушкой, а бешеным быком, сорвавшимся с привязи? Возглас этот должен быть томный, нежный и застенчивый. Попробуйте продекламировать его приблизительно таким образом: «Р-о-о-мео!» Вспомните, что Джульетта милая, любящая девочка, почти еще ребе нок, и что она поэтому не может реветь по-ослиному.

Вслед за тем они раздобыли себе пару мечей, из готовленных герцогом из тонких дубовых дощечек, и принялись разыгрывать сцену поединка, в которой герцог исполнял роль Ричарда III; они рубились на славу и прыгали по плоту так, что любо-дорого было смотреть. Под конец, однако, король, прижатый к краю плота, оступился и упал в воду. Тогда они ре шили отдохнуть и принялись ради времяпрепровождения рассказывать друг другу прежние свои похождения на берегах Миссисипи.

После обеда герцог сказал своему компаньону:

— Мы с вами, Капет, несомненно, угостим публику первоклассным спектаклем, но только надо будет прибавить к нему еще малую толику. Надо подготовить что-нибудь такое, чем можно было бы отвечать на бисы.

— Какие же это такие бисы, Бильджуатер?

Герцог дал ему надлежащее объяснение и объявил:

— Я могу ответить, проплясав шотландский танец или матросскую пляску. А вы… Какую бы такую штуку придумать для вас? Позвольте! Эврика! Я нашел! Вы можете произнести монолог Гамлета.

— Я опять не понимаю, что это такое!

— Просто-напросто монолог Гамлета — самая знаменитая вещь во всем Шекспире. Такая, вам я скажу, восхитительная штука, что публика всегда при ходит в восторг! Жаль, что здесь в книжке его нет, так как я захватил в дорогу всего один том, но думаю, что мне удастся все-таки припомнить. Попробую немножко походить и посмотрю, буду ли я в состоянии вызвать этот монолог из глубоких пещер моей памяти.

Герцог принялся расхаживать взад и вперед, по груженный в глубокие думы. Время от времени он грозно нахмуривал брови, а затем многозначительно поднимал их кверху, прижимал руку ко лбу, со сто ном отшатывался назад, вздыхал и даже выжимал у себя из глаз одну или две слезинки. На него, и в самом деле, занятно было смотреть; под конец он объявил, что вспомнил весь монолог, и изъявил готовность продекламировать его нам. Приказав, чтобы мы слушали его со вниманием, герцог принял самую что ни на есть благородную позу, выставив одну ногу вперед и протянув обе руки прямо перед собой. Голова его откинулась назад; он глядел в продолжение нескольких секунд прямо на небо, а затем принялся прыгать, бесноваться и скрежетать зубами. После такого вступления начался сам монолог, в продолжение которого герцог завывал, размахивал руками, дрыгал ногами, выставлял грудь вперед и во обще лицедействовал с такой энергией и самоуверенностью, каких я не встречал до сих пор ни у одного из виденных мною актеров. Я тоже запомнил этот монолог наизусть, прислушиваясь, как герцог обучал короля: