Исследование авторитарной личности - Теодор Адорно

В связи с этим исследованием к аналогичному заключению приводит совершенно другое размышление: для науки необходимо найти «оружие» против потенциальной угрозы фашистской ментальности. Вопрос стоит так, насколько возможна успешная борьба с опасностью фашизма психологическими средствами. Психологически лечить предвзятых индивидов проблематично, так как они многочисленны и ни в коем случае не больны в обычном смысле слова. Они, как мы видели, по крайней мере часто, лучше приспособлены, чем непредвзятые индивиды. Но так как современный фашизм нельзя себе представить без массовой базы, т. е. без опоры на массы, внутренняя структура его предполагаемых сторонников имеет решающее значение, и средства защиты, которые не учитывают субъективную сторону проблемы, не были бы по-настоящему «реалистичными». Учитывая размеры распространения фашистского потенциала среди современных масс, становится ясным, что психологические контрмеры только тогда имеют перспективу на успех, если они дифференцированы на специфические группы. Общими мерами можно было бы оперировать только в плоскости расплывчатого сообщества, так что они, по всей видимости, провалились бы. Одним из практических результатов данного исследования можно считать то, что подобная дифференциация должна обязательно следовать психологическим директивам, так как определенные основные варианты фашистского характера относительно независимы от явных социальных различий. Психологические меры против предубеждения могут быть направлены только на определенные психологические типы. Мы сделали бы фетиш из методологической критики типологии и помешали бы любой попытке психологической борьбы с предубежденными лицами, если бы исключили некоторое число резких и экстремальных различительных признаков, как, например, между психологической структурой обычного антисемита и садомазохистского «хулигана», так как ни один из этих типов никогда в чистом виде не был выражен в отдельном индивиде.

В широких кругах признана возможность сконструировать совершенно различные группы психологических типов. В результате предыдущих объяснений мы строим нашу собственную попытку, опираясь на три следующих главных критерия:

а) Мы не хотим сортировать человеческие существа ни на группы, как это хорошо делает статистик, ни на обычные идеальные типы, которые должны быть дополнены смешанными случаями. Наши типы оправданы только в том случае, если нам удается для обозначения каждого типа выделить некоторое число черт и диспозиций и связать их друг с другом, что покажет в смысловом отношении их единство. Мы считаем научно самыми продуктивными те типы, которые соединяют разрозненные черты в целесообразную последовательность и делают видимыми корреляции элементов, которые взаимосвязаны по психологической интерпретации в соответствии с присущей им динамикой их «внутренней» логики. Не должно допускаться лишь суммирование и механическое объединение через один тип.

Самым главным критерием для данного постулата является то, что даже так называемые отклонения, если их противопоставить «истинным» типам, кажутся больше не случайными, а создаются как имеющие структурный смысл. При генетическом рассмотрении смысловая связь каждого типа показала бы, что большинство черт могут быть выведены из определенных основных форм психологических конфликтов и их разрешений.

b) Наша типология должна быть потому критической, поскольку она понимает типизацию самих людей как социальную функцию. Чем более застывшим является тип, тем более глубокое клеймо на него наложило общество. Соответственно этому такие черты, как ригидность и стереотипность мышления, характерны для людей с предрассудками. В этом состоит решающий принцип всей нашей типологии; она разделяет людей в первую очередь по тому признаку, являются ли они внутренне нормированными и думают нормами, или выступают истинными индивидами и сопротивляются стандартизации в области человеческого опыта. Отдельные типы будут представлять собой специфические конфигурации внутри этого двойного деления. Их разделяет «prima facie» [4] на исследуемые лица с высокими показателями и на тех, кто имеет низкие показатели: при ближайшем рассмотрении их также обнаруживают и N: чем сильнее их типизируют, тем отчетливее они непроизвольно проявляют фашистский потенциал9.

с) Типы должны быть сконструированы так, чтобы они были продуктивны в прагматическом аспекте. Это означает, что они должны быть переносимы в относительно жесткие механизмы, которые так построены, что различия индивидуальной природы играли бы только второстепеннную роль. Это приводит к некоторой сознательно созданной «поверхностной типизации», похожей на ситуацию в клинике, где не могут начать терапию пациента, прежде чем не разделят пациентов на маниакально депрессивных шизофреников и параноиков и т. д., хотя точно известно, что эти различия исчезают при более глубоком рассмотрении. Здесь мы, однако, хотели бы позволить себе высказать гипотезу, что если бы только удалось проникнуть достаточно глубоко, то в конце классификации опять появилась бы универсальная «сырая» структура: фундаментальная либидная констелляция. Может быть, здесь можно было бы привести аналогию из истории архитектуры. Традиционное грубое деление на романский и готический стили основывается на характеристиках круглого и заостренного свода. Однако оно оказалось недостаточным, так как оба признака накладываются друг на друга, и между обоими типами имелись более глубокие отличия в конструкции. В конце концов пришли к определениям, которые оказались слишком сложными для констатации того, является ли здание романским или готическим, хотя его общая структура едва ли вызывает у наблюдателя сомнение относительно его эпохи. А в конце пришли к необходимости вновь вернуться к первичной и наивной классификации. Сделать подобное рекомендуется и для решения нашей проблемы. Такой поверхностный вопрос, как «Какие виды личностей Вы находите среди предвзятых?», более соответствует типологическим потребностям, чем попытке определить типы на первый взгляд, приблизительно по различным фиксациям в предгенитальных и генитальных фазах развития и т. п. Этого недопустимого упрощения, вероятно, можно достичь путем вовлечения социологических критериев в такие психологические конструкции, как групповая принадлежность, идентификация среди подопытных лиц, а также общественные цели, установки и образцы поведения. Задача соотнести психологические критерии типов с социологическими облегчается благодаря констатации, которую мы делаем в ходе наших исследований, того, что между некоторым числом «клинических» категорий, как, например, рабская любовь к строгому отцу, и некоторым социальным типом поведения существует тесная взаимосвязь (нечто вроде веры в авторитет ради авторитета). Следовательно, мы для гипотетических целей типологии можем «перевести» некоторые наши основополагающие психологические понятия на язык социологии, который в некоторой степени им родственен.

Эти соображения должны быть дополнены еще одним условием, которое предписывает природа нашего исследования. Наша типология, или скорее схема синдромов, должна быть устроена так, чтобы как можно «натуральнее» подходить к эмпирическим данным. Мы не должны забывать, что наш материал существует не в пустом пространстве, а заранее определен структурно инструментами, прежде всего анкетами и схемами интервью. Так как наши гипотезы были сформулированы в соответствии с психоаналитической теорией, то синдромы сильно ориентированы на психологические понятия. Само собой разумеется, этот эксперимент имеет тесные границы, так как мы не «анализируем» интервьюируемых лиц. Вместо последних динамических моделей глубинной психологии наша характеристика должна концентрироваться на чертах, которые оказались значительными с точки зрения психоаналитики.

Чтобы приблизить следующий типологический проект к адекватным перспективам, мы вспомним о том, что все группы, из которых была составлена эта шкала, относятся к одному-единственному «общему» синдрому10. Выдающимся результатом нашего исследования является то, что «высшая точка» в принципе является синдромом, который приподнимается над многообразием «более низких» синдромов. Он существует приблизительно как потенциальный фашистский характер, который сам в себе образует «структурное единство». Другими словами, такие черты, как конвенционализм, подчиненность авторитетам, агрессия, склонность к протекции, манипуляции и т. п., как правило, идут рука об руку. Поэтому «субсиндромы», которые мы здесь описываем, не должны изолировать какую-либо из этих черт; их нужно понимать вместе внутри общей соотносительной системы Н . То, что их отличает друг от друга, это не их исключительность, а подчеркивание того или иного признака, той или иной динамики, выбранной для характеристики. Однако нам кажется, что легче можно воспринимать особые контуры, выступающие в общей структуре, одновременно они в такой степени «динамически» связаны друг с другом благодаря потенциально фашистской общей структуре, что можно было бы без труда разработать переход с одного контура на другой, если анализировать усиление или ослабление какого-то специфического фактора. Такая динамическая интерпретация служит лучшему достижению цели, т. е. дает лучшее понимание основополагающих процессов, что обычно происходит случайно через «смешанные типы» статических типологий. Между тем это исследование не могло бы заниматься теорией и эмпирическим обоснованием динамических отношений между синдромами.