Великий Ленин. «Вечно живой» - Владимир Поцелуев

Заседание съезда, закончившееся в шестом часу утра 26 октября, показало, что большинство собрания, оказавшись в политической изоляции, провозгласило свою власть, которую необходимо было оформить структурно, а главное, показать ее дальнейшие намерения. Для делегатов Всероссийского съезда наступил перерыв, а для обывателей России новая жизнь только начиналась.

«Воля народа» опубликовала приказ Керенского, подписанный им в Пскове: «Наступившая смута, вызванная безумием большевиков, ставит государство наше на край гибели и требует напряжения всей воли, мужества и исполнения долга каждым для выхода из переживаемого Родиной нашей смертельного испытания…

…Приказываю всем начальникам и комиссарам во имя спасения родины сохранить свои посты, как и я сохраняю свой пост Верховного Главнокомандующего, впредь до изъявления воли Временного правительства республики…»[305]

Реальную роль «Временного правительства республики» исполнял Военно-революционный комитет Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Во все министерства были назначены временные комиссары: в Министерство иностранных дел Урицкий и Троцкий, в Министерство внутренних дел и юстиции – Рыков, в Министерство труда – Шляпников, в Министерство финансов – Менжинский, в Министерство социального обеспечения – Коллонтай, в Министерство торговли и путей сообщения – Рязанов, в Морское ведомство – матрос Корбир, в Министерство почт и телеграфов – Спиро, в Управление театров – Муравьев, в Управление государственных типографий – Дербышев, комиссаром Петрограда назначили лейтенанта Нестерова, комиссаром Северного фронта – Позерна[306]. Ключевые позиции занимали большевики.

Опасаясь «нейтральных» казаков, которых организовывал в поход на Петроград Керенский, в одной из прокламаций ВРК говорилось: «…Братья казаки! Не исполняйте ни одного приказания врагов народа!..

Присылайте в Петроград ваших делегатов для сговора с нами…

Братья казаки! Всероссийский съезд Советов протягивает вам братскую руку»[307].

На воззвания и призывы большевиков ответила и противоположная сторона. В воззвании «Гражданам Российской республики» Комитета спасения родины и революции говорилось: «25 октября большевиками Петрограда вопреки воле революционного народа преступно арестована часть Вр. правительства, разогнан Временный Совет Российской республики и объявлена незаконная власть.

…Мятеж большевиков наносит смертельный удар делу обороны и отодвигает всем желанный мир.

Гражданская война, начатая большевиками, грозит ввергнуть страну в неописуемые ужасы анархии и контрреволюции и сорвать Учредительное собрание, которое должно упрочить республиканский строй и навсегда закрепить за народом землю.

Сохраняя преемственность единой государственной власти, Всероссийский комитет спасения родины и революции возьмет на себя инициативу воссоздания Временного правительства, которое, опираясь на силы демократии, доведет страну до Учредительного собрания и спасет ее от контрреволюции и анархии».

Далее шли призывы неповиновения «власти насильников» и «их распоряжениям»[308].

«Известия», в последний раз говорившие от имени старого ЦИК, грозили страшным возмездием… «А что касается съезда Советов, то мы утверждаем, что имело место лишь частное совещание большевистской фракции…»[309]

Но съезд Советов, хотя и значительно поредевший, открывал свое второе заседание вечером 26 октября. Вот как описывал это событие Джон Рид: «Было ровно 8 часов 40 минут, когда громовая волна приветственных криков и рукоплесканий возвестила появление членов президиума и Ленина – великого Ленина среди них. Невысокая коренастая фигура с большой лысиной и выпуклой, крепко посаженной головой. Маленькие глаза, крупный нос, широкий благородный рот, массивный подбородок, бритый, но уже с проступавшей бородкой, столь известной в прошлом и будущем. Потертый костюм, несколько не по росту длинные брюки. Ничего, что напоминало бы кумира толпы, простой, любимый и уважаемый так, как, быть может, любили и уважали лишь немногих вождей в истории. Необыкновенный народный вождь, вождь исключительно благодаря своему интеллекту, чуждый какой бы то ни было рисовки, не поддающийся настроениям, твердый, непреклонный, без эффектных пристрастий, но обладающий могучим умением раскрыть сложнейшие идеи в самых простых словах и дать глубокий анализ конкретной обстановки при сочетании проницательной гибкости и дерзновенной смелости ума»[310]. Теперь он стал олицетворением власти, которую ни с кем не хотел делить, весь день убеждая своих соратников, склонных к компромиссу по поводу создания общесоциалистического правительства.

Председательствующий Каменев объявил, что президиум съезда отдал распоряжения об отмене смертной казни, о немедленном освобождении всех арестованных членов земельных комитетов и солдат, политических заключенных, немедленном аресте Керенского. Съезд покидают делегаты Бунда.

На повестке дня стояло три вопроса: о мире, о земле и о новом правительстве. Под гром оваций и необычайное ликование слово было предоставлено Ленину, который зачитал написанный им же декрет о мире, в котором предлагался «мир без аннексий (т. е. без захвата чужих земель, без насильственного присоединения чужих народностей) и без контрибуций». «Такой мир, – подчеркивал Ленин, – предлагает правительство России заключить всем воюющим народам немедленно, выражая готовность сделать без малейшей оттяжки тотчас же все решительные шаги, впредь до окончательного утверждения всех условий такого мира полномочными собраниями народных представителей всех стран и всех наций»[311].

Реакция зала была потрясающей. «Неожиданный и стихийный порыв поднял нас всех на ноги, – писал Джон Рид, – и наше единодушие вылилось в стройном звучании «Интернационала». Какой-то старый, седеющий солдат плакал, как ребенок. Александра Коллонтай потихоньку смахнула слезу. Могучий гимн заполнял зал, вырывался сквозь окна и двери и уносился в притихшее небо. «Конец войне! Конец войне!» – радостно улыбаясь, говорил мой сосед, молодой рабочий. А когда кончили петь «Интернационал» и мы стояли в каком-то неловком молчании, чей-то голос крикнул из задних рядов: «Товарищи, вспомним тех, кто погиб за свободу!» И мы запели похоронный марш, медленно и грустно, но победную песнь, глубоко русскую и бесконечно трогательную… Похоронный марш обнажает всю душу тех забитых масс, делегаты которых заседали в этом зале, строя из своих смутных прозрений новую Россию, а может быть, и нечто большее…»[312]