Великий Ленин. «Вечно живой» - Владимир Поцелуев

Не одобрил большевистский переворот и ЦК РСДРП, в воззвании которого говорилось: «Революции нанесен тяжелый удар, и этот удар нанесен не в спину генералом Корниловым, а в грудь – Лениным и Троцким… Не дожидаясь даже открытия съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, эта партия путем военного заговора втайне от других социалистических партий и революционных организаций, опираясь на силу штыков и пулеметов, произвела государственный переворот… над этой разоренной страной, в которой рабочий класс составляет еще незначительное меньшинство населения, в которой народ еще только что освободился от векового рабства самодержавия, над этой страной в такой критический момент большевики вздумали проделать свой безумный опыт захвата власти, якобы для социалистической революции…»[329]

27 октября 1917 г. Петроградский ВРК закрыл за опубликование воззваний бывшего Временного правительства и главковерха генерала Духонина газеты: «День» – издание умеренных социалистов, «Речь» – издание кадетов, «Новое время», «Вечернее время», «Русская воля», «Народная правда», «Биржевые новости»[330]. В тот же день Совнарком принял декрет «О печати», который «узаконил» закрытие «желтой и зеленой» прессы, призывающей к «открытому сопротивлению или неповиновению Рабочему и Крестьянскому Правительству», сеющей «смуту путем явно клеветнического извращения фактов», «призывающей к деяниям явно преступного, т. е. уголовно-наказуемого характера»[331].

«…Резолюция о печати, – заявил во ВЦИКе П.П. Прошьян, – представляет собой яркое и определенное выражение системы политического террора и разжигания гражданской войны».

С недоумением встретил декрет о печати Максим Горький, изложивший свои мысли в редактируемой им газете «Новая жизнь». Но вскоре получил ответ наркомнаца Сталина: «Русская революция ниспровергла немало авторитетов… Мы боимся, что Горького «смертельно» потянуло к ним в архив. Что ж, вольному воля!…Революция не умеет ни жалеть, ни хоронить своих мертвецов». Впоследствии, «окропленный» милостями партийного вождя, «мертвец» воскрес и шел в единой смертельной связке со Сталиным по ленинскому пути.

Захват власти большевиками в Петрограде еще не означал их победу во всей России. Ленин считал решающим моментом победы как минимум установление Советской власти и в Москве, которую он называл «громадным пролетарским центром, который больше Петрограда»[332]. Исходя из этого, Ленин отмечал, что Москва наряду с Петроградом, с Северным и Западным фронтами являлась тем «решающим пунктом», где большевики формировали «политический «ударный кулак» пролетарской революции и создавали подавляющий перевес сил… в решающий момент»[333].

О событиях в Петрограде московские большевики узнали только в 12 часов 26 октября. Вечером того же дня открылось объединенное заседание Совета рабочих депутатов и Совета солдатских депутатов, на котором был образован ВРК и Партийный центр по руководству восстанием. Из 13 членов ВРК 5 человек были против вооруженного восстания. Под руководством большевиков Е. Ярославского (Губельмана) и О. Берзина в Кремль была введена рота, взявшая под охрану арсенал.

Вернувшийся из Петрограда председатель Моссовета В.П. Ногин пошел на переговоры с командующим Московским военным округом К.И. Рябцевым. Меньшевики настаивали на подчинении ВРК Комитету общественной безопасности. После отказа большевиков они вышли из ВРК. Вечером 27 октября Рябцев предъявил ультиматум о роспуске ВРК и ввел в Москве военное положение. ВРК призвал рабочих начать всеобщую забастовку. 28 октября были расстреляны солдаты, охранявшие кремлевский арсенал. Всеобщая стачка переросла в вооруженное восстание. 2 ноября Комитет общественной безопасности капитулировал. Власть перешла к ВРК. Однако это не означало полной победы большевиков.

Утром 27 октября войска, предводимые А.Ф. Керенским, без единого выстрела заняли Гатчину. Вся «боевая мощь» 3-го конного корпуса под командованием генерала Краснова «сводилась к нескольким сотням казаков (500–600) и нескольким пушкам». «С этими жалкими остатками войск и артиллерии, – вспоминал Керенский, – мы решили пробиться к Петрограду»[334]. Но и это была сила, которая могла укрепиться десятками тысяч сторонников свергнутого Временного правительства, находившихся в столице. По утверждению генерала Алексеева, только офицеров в Петрограде насчитывалось более 15 тысяч. «Тысячи солдат, – писал Керенский, – которые, как считалось, примкнули к большевикам, бросив оружие, бежали из города». Но воевать не хотели не только солдаты, но и казаки. Выступившие на рассвете 28 октября из Гатчины, они лишь к вечеру вошли без боя в Царское Село. «Генерал Краснов и офицеры его штаба стали уговаривать меня, – писал Керенский, – вступить с большевиками в мирные переговоры. Я твердо выступил против, однако 31 октября военный совет решил направить в Петроград свою делегацию».

1 ноября вопрос противоборства казаков с кронштадтскими матросами был разрешен в переговорах большевистской делегации во главе с П. Дыбенко с начальником штаба 3-го конного корпуса полковником Поповым, а фактически присутствующим генералом Красновым. Керенский, с волнением ожидавший результатов переговоров «в комнате на втором этаже», вспоминал: «Переговоры подходят к концу, и казаки согласились выдать меня Дыбенко в обмен на обещание отпустить их на Дон при лошадях и оружии». Керенский, надев матросский бушлат и бескозырку, вынужден был бежать из Гатчины[335].

27 октября начал действовать противостоящий большевикам орган объединенной «революционной демократии» – «Комитет спасения родины и революции». Военный штаб «комитета», руководимый А. Гоцем, стал готовить антибольшевистское выступление, которое должно было поддержать вступление Керенского – Краснова в Петроград предположительно 30 октября. Боевое исполнение контрреволюционного мятежа было возложено на нерешительного и невезучего, смещенного еще 25 октября временно правительственным «диктатором» Н.М. Кишкиным с поста командующего Петроградским военным округом полковника Г.П. Полковникова. На рассвете 29 октября юнкера захватили месторасположение бронедивизиона, гостиницу «Астория», телефонную станцию, банк. Штаб разослал телеграммы, сообщавшие о том, что войска «Комитета спасения» приступают к освобождению Петропавловской крепости и Смольного – «последних убежищ большевиков», и требовавшие, чтобы воинские части присоединялись к комитету. Однако большевистское руководство приняло более энергичные и жесткие меры. Юнкера были выбиты со всех позиций, а юнкерские училища – блокированы.