Великий Ленин. «Вечно живой» - Владимир Поцелуев

Принятием декрета о мире были продекларированы основные положения советской внешней политики, раскрыто понятие о силе государства. «По нашему представлению, – говорил Ленин, – государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно»[313]. Таким образом, массы должны были решить – продолжать «революционную войну» или принять тот мир, который предложат немцы.

«Напыщенный и возвышенный стиль декрета о мире, – вспоминал А.Ф. Керенский, – отражал пустую демагогию, рассчитанную на завоевание симпатий масс путем раздувания надежд на немедленный мир «между народами». Истинной цели этого декрета больше соответствовало замаскированное положение, которое включил в него Ленин, без сомнения, адресованное Берлину и находившееся в прямом противоречии с задачами декрета. «Правительство заявляет, что оно отнюдь не считает вышеуказанных условий мира ультимативными, т. е. соглашается рассмотреть и всякие другие условия мира, настаивая лишь на возможно более быстром предложении их какой бы то ни было воюющей стране и на полнейшей ясности, на безусловном исключении всякой двусмысленности и всякой тайны при предложении условий мира»[314].

Не менее потрясающим был доклад Ленина о земле, который фактически был оглашением декрета, составленного им же на основании 242 местных крестьянских наказов. Обвиняя эсеров и меньшевиков в том, что они затягивали решение земельного вопроса «и тем самым привели страну к разрухе и крестьянскому восстанию», Ленин вместе с тем признавал, что сам декрет и наказ составлен социалистами-революционерами. «Не все ли равно, кем он составлен, – подчеркивал Ленин, – но как демократическое правительство мы не можем обойти постановление народных низов, хотя бы мы с ним были не согласны». Прекрасно видя реакцию слушателей, большинство которых было «от земли», Ленин завершил свой доклад добродушными, обнадеживающими словами: «…пусть сами крестьяне решают все вопросы, пусть сами они устраивают свою жизнь»[315].

В 2 часа ночи декрет о земле был принят при 1 против и 8 воздержавшихся. «Крестьянские делегаты были в неистовом восторге…»[316] – отмечал Джон Рид. «Дневным грабежом» назвали эсеры поступок Ленина по поводу заимствования их аграрной программы. «Хорош марксист, – заметил один из них, – травивший нас 15 лет за нашу мелкобуржуазность и ненаучность с высоты своего величия и осуществивший нашу программу, едва захватив власть».

К сожалению, Ленин лишь принял, но не осуществил аграрную программу эсеров, ибо главное было добиться поддержки крестьян в борьбе за власть, а не крестьянское благополучие.

Декларативные заявления Ленина о мире и о земле закрепили фактически власть за большевиками. В 2 часа 30 минут 27 октября Каменев зачитал декрет об образовании правительства: «Образовать для управления страной впредь до созыва Учредительного собрания временное рабочее и крестьянское правительство, которое будет именоваться Советом Народных Комиссаров».

«В зале тишина, – писал Джон Рид, – затем при чтении списка народных комиссаров взрывы аплодисментов после каждого имени, особенно Ленина и Троцкого»[317].

Декретом съезда Советов были утверждены члены СНК: «Председатель Совета – Владимир Ульянов (Ленин); народный комиссар по внутренним делам – А.И. Рыков; земледелия – В.П. Милютин; труда – А.Г. Шляпников; по делам военным и морским – комитет в составе: В.А. Овсеенко (Антонов), Н.В. Крыленко и П.Е. Дыбенко; по делам торговли и промышленности – В.П. Ногин; народного просвещения – А.В. Луначарский; финансов – И.И. Скворцов (Степанов); по делам иностранным – Л.Д. Бронштейн (Троцкий); юстиции – Г.И. Оппоков (Ломов); по делам продовольствия – И.А. Теодорович; почт и телеграфов – Н.П. Авилов (Глебов); председатель по делам национальностей – И.В. Джугашвили (Сталин)».

В новое правительство вошли одни большевики. «К участию в правительстве, – лукавил Ленин, – мы приглашали всех. Левые эсеры заявили, что они хотят поддержать политику Советского правительства. О несогласии с программой нового правительства они не решались даже заявить… мы хотели советского коалиционного правительства… они не хотели совместной работы…»[318]

Таким образом, новое правительство проигнорировали все, даже Ленин «не хотел войти в правительство, – со слов Луначарского свидетельствовал Суханов. – Я, говорит, буду работать в ЦК партии… Но мы говорим – нет. Мы на это не согласились. Заставили его самого отвечать в первую голову…»[319], а не Троцкого, которого Ленин предлагал назначить председателем Совнаркома[320].

Против предложенного состава правительства выступил меньшевик-интернационалист Авилов из редакции «Новой жизни», заявив, что большевистское правительство, оказавшись в изоляции, не справится с огромными трудностями, с которыми столкнулась страна: другие правительства не поддержат декрет о мире, зажиточное крестьянство не даст хлеба. Нужна коалиция всех демократических сил, констатировал Авилов.

Один из лидеров левых эсеров В. Карелин сказал, что они отказываются вступить в Совнарком только потому, чтобы сохранить возможность посредничества между большевиками и теми партиями, которые ушли со съезда. Идти по пути изоляции большевиков нельзя, уверял Карелин, «с судьбой большевиков связана судьба всей революции, их гибель будет гибелью революции».

На создании коалиционного правительства, ответственного перед «всей революционной демократией», настаивал и представитель Всероссийского исполкома профсоюза железнодорожников, ультимативно заявив: «Викжель берет в свои руки все управление российскими железными дорогами»[321].

От имени большевиков политическим оппонентам ответил Троцкий: «Нам говорят, вы не подождали съезда с переворотом. Мы-то стали бы ждать, но Керенский не хотел ждать; контрреволюционеры не дремали. Мы как партия своей задачей считали создать реальную возможность для съезда Советов, взять власть в свои руки. Если бы съезд оказался окруженный юнкерами, каким путем он мог бы взять власть?.. Мы съезду в целом предложили взять власть. Как нужно извратить перспективу, чтобы после всего, что произошло, говорить с этой трибуны о нашей непримиримости!» В заключение Троцкий безапелляционно и театрально заявил: «Когда партия, окутанная пороховым дымом, идет к ним и говорит: «Возьмем власть вместе!» – они бегут в городскую Думу и объединяются там с явными контрреволюционерами. Они – предатели революции, с которыми мы никогда не объединимся!»[322]