Савитри. Легенда и символ - Шри Ауробиндо

сердце

И тащит его к груди желания Бога,

И чувствовал его мед счастья,

По венам, как реки Парадиза, текущий,

Делал тело чашей нектара Абсолюта.

Во внезапных моментах открывающего пламени,

В страстных откликах, наполовину лишенных вуали,

Он достигал края экстазов неведомых;

Касание высшее поражало его спешащее сердце,

Хватка Чудесного помнилась,

И намеки прыгали вниз белого счастья.

Вечность была близко, замаскированная как Любовь,

И клала свои руки на тело Времени.

Малый дар приходит из Необъятностей,

Но неизмерим для жизни его дар радости;

Все несказанное Запредельное там отражается.

Гигантская капля Блаженства непостижимого

На его члены обрушилась и вокруг его души стала

Океаном феерическим счастья;

Он потонул в сладких и жгучих просторах:

Ужасный восторг, что мог разбить смертную плоть,

Он терпел упоение, что боги испытывают.

Бессмертное наслаждение очистило его в своих волнах

И превратило в неумирающую мощь его силу.

Бессмертие захватило Время и несло Жизнь.

Конец песни девятой

Песнь десятая

Царства и Божества маленького Разума

Это тоже должно было быть пройдено и оставлено,

Как и все, пока не будет достигнут Высший,

В котором мир и самость истинными и едиными станут:

Пока То не достигнуто, наше путешествие прекратиться не может.

Всегда безымянная цель манит за пределы,

Всегда зигзаг восходит богов

И вверх указует Огонь духа взбирающийся.

Это дыхание многокрасочного счастья

И его чистая возвышенная фигура радости Времени,

Раскачиваемая на волнах безупречного счастья,

Вколачиваемая в одинокие удары экстаза,

Это дробление целостности духа,

Разбиваемого на страстное величие крайностей,

Это ограниченное бытие, поднятое до зенита блаженства,

Счастье наслаждаться одним касанием высших вещей,

Упакованное в свою запечатанную маленькую бесконечность,

Его бесконечный во времени созданный мир, смущающий Время,

Малая толика обширного восторга Бога.

Мгновения тянулись к вечному Ныне,

Часы обнаруживали бессмертие,

Но, удовлетворенные своими величественным содержимым,

Они прекращались на пиках, чьи вершины на полпути к Небу

Указуют на выси, на которые никогда не взбираются,

На грандиозность, в чьем воздухе они жить не могут.

Приглашая к своим высотам и совершенной сфере,

К своим надежным и прекрасным крайностям

Это создание, которое обнимает свои границы, чтобы ощущать безопасность,

Эти высоты отклоняли зов авантюры более высокой.

Удовлетворенного желания слава и сладость

Привязывали дух к золотым станциям почтовым блаженства.

Это не могло поселить ширь души,

Которая для своего дома нуждается во всей бесконечности.

Память, как трава мягкая и как сон обморочная,

Красота и зов, отступая, позади погрузились,

Как сладкая песня, вдали замирающая

На долгой высокой дороге к Безвременью.

Свыше было пылкое спокойствие белое.

Размышляющий дух выглядывал на миры,

И, как бриллиантовое восхождение небес,

Проходящих через чистоту к незримому Свету,

Обширные светлые царства Разума неподвижно сияли.

Но сначала он встретил протяженности серебряно-серые,

Где День и Ночь сочетались браком и были едины:

Это был тракт тусклых лучей изменяющихся,

Отделяющих поток чувственный Жизни от саморавновесия Мысли.

Коалиция неопределенностей

Правление осуществляла нелегкое

На земле, сберегаемой для сомнения и предположения резона,

Рандеву Знания с Неведением.

На своей оконечности нижней с трудом удерживал власть

Разум, что едва видел и находил медленно;

Его природа к нашей земной природе близка

И нашим ненадежным смертным родственна мыслям,

Что глядят с земли на небо и с неба на землю,

Но не знают ни того, что внизу, ни запредельного,

Он лишь ощущает себя и внешние вещи.

Это было первым средством нашего восхождения медленного

Из полусознания животной души,

Живущей в толпящемся прессе форм и событий

В царстве, которое она не могла ни понимать, ни изменить;

Она лишь смотрит и действует на данной сцене

И чувствует, и радуется, и горюет пока.

Идеи, что правят воплощенным духом неясным

По дорогам страдания и желания

В мире, что бьется открыть Истину,

Находили здесь свою силу быть и силу Природы.

Здесь изобретаются формы жизни невежественной,

Что видит эмпирический факт как закон установленный,

Трудится ради бесплодного часа, не ради вечности,

И торгует своими достижениями, чтобы встретить мгновения зов:

Медленный процесс материального разума,

Который служит телу, которым он должен править и пользоваться,

И нуждается в том, чтобы опираться на ошибающееся чувство,

Был рожден в той светлой неясности.

Продвигающаяся медленно от старта хромого,

Ковыляющая гипотеза на костылях аргумента,

Возводящая на трон свои теории как несомненные вещи,

Он рассуждает, из полузнания к неизвестному следуя,

Всегда конструируя свой хрупкий дом мысли,

Всегда ломая свою паутину, которую он спрял.

Сумеречный мудрец, чья тень ему самостью кажется,

Двигаясь от минуты к краткой минуте, живет;

Царь, подчиненный его сателлитами,

Подписывает декреты министров невежественных,

Судья, своими доказательствами наполовину владеющий,

Крикливый глас постулатов неопределенности,

Архитектура знания, не источник его.

Этот полный сил раб своих инструментов

Считает свое состояние низкое высочайшей вершиной Природы,

Забывая о своей доле во всех вещах сотворенных,

Высокомерно скромный в своем самомнении собственном,

Считает себя порождением грязи Природы

И принимает свои собственные творения за причину свою.

Предназначенный подниматься к вечному свету и знанию,

Вверх из голого начала человека идет наш подъем;

Из тяжелой малости земли мы должны вырваться,

Мы должны обыскать свою природу с духовным огнем:

Насекомое ползание нашему славному полету служит прелюдией;

Наше человеческое состояние баюкает грядущего бога,

Наша смертная хрупкость — силу бессмертную.

На светлячке-вершине этих бледных мерцающих царств,

Где блеск рассвета с врожденными сумерками прыгал

И помогал расти Дню и слабеть Ночи,

По широкому мерцающему мосту убегая,

Он вошел в царство раннего Света

И регентство наполовину вставшего солнца.

Из его лучей полная орбита нашего разума была рождена.

Получивший назначение от Духа Миров

С неведающими глубинами медитировать

Служащий прототипом искусный Ум

Наполовину уравновешен на равных крыльях сомнения и мысли,

Ограничен постоянно между бытия оконечностями скрытыми.

Тайна дышала в движущемся действии жизни;

Скрытая кормилица Природы чудес,

Он формирует дива жизни из грязи Природы:

Он вырезает форм вещей образцы,

Он разбивает палатки разума в смутной Шири невежественной.

Мерила и изобретения Мастер-Маг

Из повторяющихся форм сделал вечность

И скитающемуся зрителю-мысли

Назначил сидение на несознательной сцене.

На землю волей этого Архиума

Бестелесная энергия надела платье Материи;

Протон и фотон изобретающему Глазу служили,

Чтобы превратить тонкие вещи в физический мир,

И незримое показалось как форма,

И неосязаемое ощутилось как масса:

Магия перцепции объединилась с искусством концепции

И каждому объекту интерпретирующее имя одалживала:

Идея была замаскирована в артистичности тела,

И странного атомного закона мистерией

Каркас был сделан, в который чувство могло положить

Свою символичную картину вселенной.

Даже более великое было сделано чудо.

Посредничающий свет соединил силу