Шумел Камыш (СИ) - Лучезар Ольга

…Но я не могу. Не могу без тебя….

…Ты моя… Только моя…

…Как же я долго этого ждал… Скоро, моя хорошая… Я позабочусь о тебе.

Я чувствую, как вязну… Снова. В этой гнилой жиже… Проваливаясь всё глубже и глубже…

Глаза сами собой закрываются.

На краю сознания я слышу треск ткани и мягко загоняю себя в темноту…

Чтобы не видеть. Не слышать. Не чувствовать.

Глава 35

Вырываясь из воспоминаний, я обнаруживаю, что сижу на кровати, свесив ноги, и с остервенением тру лицо.

– Нет-нет-нет, – резко мотаю головой. – Этого не может быть! – подскакиваю, но в следующий миг, покачнувшись от головокружения, плюхаюсь обратно.

Всё это кажется мне чем-то неправильным… нереальным…

Господи, кого же тогда мы похоронили?..

Я отчётливо помню промозглый день похорон... Хмурое небо… Густые хлопья мокрого снега, оседающие на земле и на одеждах немногочисленных присутствующих… И практически нулевая видимость…

Отряхнув чёрное драповое пальто, я делаю нетвёрдый шаг к гробу и останавливаюсь, рассматривая бледное лицо Славы…

Это он. Никаких сомнений.

Я не чувствую жалости, или страха перед будущим. Нет. Вместо этого меня наполняет какое-то странное предчувствие. Оно расползается по всему телу и согревает каждую мою клеточку.

Да… Это предвестие свободы. И, кажется, я даже чую её запах. Свежий. Лёгкий. Волшебный. Совсем не тот тяжёлый, удушливый, с которым я жила последние несколько лет...

Я не целую покойника в лоб при прощании. Не говорю с ним мысленно и не прошу прощения. Прикрыв глаза, я дышу. Дышу. Дышу...

Осторожно поднявшись с кровати, босиком подхожу к раковине. Беру стакан со столешницы и, набрав воду из крана, утоляю невыносимую жажду.

Как же я могла не заметить схожих повадок и строения тела?..

Возможно, моё сознание не допускало признаков извращённого интереса со стороны Назара и тем самым пропускало явные знаки?.. Ведь в противном случае – это бы значило, что всё повторяется вновь… и старая боль может вырваться наружу…

Из-за трясущихся рук часть воды льётся мимо рта. Стекая по подбородку, она щекочет шею и устремляется в вырез…

Молниеносно отставив стакан, я разглядываю на себе белый махровый халат. Дёргаю за пояс и, распахнув полы, обнажаю голое тело… Моя кожа почти чистая – всего лишь несколько засосов и укусов на груди. Прислушиваюсь к себе и, не ощутив ни боли, ни дискомфорта, с облегчением выдыхаю.

Но… почему он меня не тронул?..

В голове опять всплывают слова мужчины: «Скоро наша семья воссоединится…». Я скольжу взглядом по детским кроватям и подмечаю абсолютную тишину… Шумоизоляция.

Быстро завязав халат, я кидаюсь к двери и дёргаю ручку – заперто. Естественно глупо надеяться, что она открыта, но я упрямо продолжаю напирать. А затем и вовсе с криком молочу кулаками по дверному полотну.

Бесполезно.

Метнувшись к шкафу, стремительно раскрываю обе створки.

– Матерь Божья… – Одежды не так много, но вся она – моя.

Ноги подкашиваются и я, прислонившись спиной к стене, буквально сползаю по ней на пол. Прижав колени к груди, обнимаю их и всхлипываю.

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, Господи, – бормочу искусанными губами. – Не дай ему выкрасть моих котят. Я сделаю всё, что нужно. Пожалуйста. – Из груди вырывается хрип, переходящий в вой, и я, уткнувшись носом в ноги, задыхаюсь от непереносимых, раздирающих моё горло спазмов.

Раскачиваясь из стороны в сторону, как сумасшедшая, я реву до тех пор, пока не ощущаю полное опустошение.

Не знаю, сколько времени проходит, когда я вдруг слышу негромкие звуки за дверью.

– А мамочка здесь? – доносится голос Никитки, и я живо оказываюсь на ногах.

– Конечно здесь. Она и попросила вас привезти, я же вам говорил, – объясняет им Назар… или Слава… Господи!

Дрожа от страха, я торопливо вытираю мокрое лицо в попытке скрыть своё состояние – нельзя пугать детей, иначе они могут наделать глупостей.

Дверь открывается, и в комнату вбегает радостный Никитка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Мам, привет! – находит меня глазами.

– Привет, мои сладкие, – улыбаюсь, как можно шире и спешу навстречу.

– А где дядь Слава? – спрашивает Зоря, притормозив в проёме. Я слегка теряюсь от его вопроса и замечаю за спиной сына Назара. Его лицо в эту секунду ничего не выражает и напоминает застывший детский пластилин.

– Дядя Слава на работе, – непринуждённо поясняю я и, обняв одной рукой Никитку, протягиваю вторую Зоре, подзывая к себе. Сын в ответ сверкает улыбкой и подбегает. Доверчиво прильнув, он запрокидывает голову, всматриваясь в мои глаза.

Котёнок… Как же он всегда тонко чувствует мои эмоции.

– Как долетели? – подвожу их к одной из кроваток и усаживаю.

Никитка нетерпеливо ёрзает, приступая к своему увлекательному рассказу. А я… Я не могу оторвать от детей глаз. Просто не в силах заставить себя перевести взгляд на мужчину.

Моё поведение ему не по нраву, и Назар за одно крошечное мгновение подлетает ко мне и крепко стискивает плечи.

Я внутренне напрягаюсь, колени вздрагивают.

– Моя хорошая, – мужская рука съезжает вниз – на спину… потом спускается на ягодицу и до боли её сжимает. Никитка продолжает беззаботно болтать, а Зоря непонимающе на нас таращится.

– Назар, д-давай… – заикаясь, поднимаю на него глаза. – Давай отправим… детей поиграть? – и, гулко сглотнув, шепчу дрожащими губами: – Прошу, пожалуйста.

Он долго не отводит от меня взгляда, а после резко выдыхает, заставляя меня испуганно дёрнуться.

– Только в этот раз, – строго предупреждает. – Мы семья. И впредь между нами не будет тайн. – И только он договаривает, как неожиданно раздаётся трель звонка. Рванув вперёд, мужчина широкими шагами пересекает комнату и выходит, захлопывая за собой дверь, следом глухо щёлкают замки.

Мы остаёмся с мальчишками одни.

– Мам, а…

– Тише! – шикаю на них. – Слушайте меня внимательно. Что бы вам ни сказал дядя Назар, слушайтесь его! Во всём. Мы у него в гостях. Поняли?

– Да, – кивают синхронно.

– Сейчас поиграете…

– А потом поедем к дядь Славе? – подпрыгивает на месте Никитка.

– Дядь Слава обещал, что мы поедем за щеночком… Мам… Мамочка, почему ты плачешь? – встаёт с кроватки Зоря и обнимает меня за ноги. Следом Никитка. Я судорожно вздыхаю и, прижав к себе детей, чувствую, как по щекам бесконтрольно катятся слёзы.

– Сейчас же вечер… – неопределённо говорю я.

– Да.

– Ну, вот. Глаза болят от усталости. Весь день работала за компьютером, – жалуюсь им. – Вам понравился отель дяди Назара?

Мальчишки не успевают ответить: дверь отворяется и мужчина возвращается в комнату.

– Назар, Никита, на выход! – командует он, и они, бросив на меня короткий взгляд и дождавшись кивка, подрываются с места.

Выглядываю, провожая детей глазами. Но перед тем как дверь затворится, отрезая меня от внешнего мира, я ловлю подозрительный взгляд Зори.

Назар безмолвно разворачивается и, сделав один единственный шаг в моём направлении, застывает напротив. В комнате воцаряется тяжёлая гнетущая пауза.

Пространство вокруг нас трепещет от напряжения…

Клянусь, я вижу в мужских глазах триумф. Совсем скоро он удовлетворит свою больную потребность. Обуздает. Подчинит. Выпьет меня без остатка. А в дальнейшем будет досыта пользоваться опустевшим сосудом.

Я стараюсь храбриться перед самой собой, но выходит так себе...

Меня лихорадит.

Страх подкрадывается вся ближе и ближе…

И наконец заползает в моё сердце вместе с чувством безысходности и… смирением.

И будто не было этих двух с половиной лет свободы…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Мы здесь… – не выдерживаю первой.

– Навсегда, – приближается вплотную.

Жар, исходящий от мужского тела тошнотворно кружит голову.

Ни слова не говоря, он резко подаётся вперёд и, толкнув меня на кровать, наваливается сверху всей своей мощью. Протиснув колено, между моих ног, вдавливает меня в матрац.