Под чужим флагом (сборник) - Уильям Джейкобс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже рассветало, когда мы заметили маленькую черную точку на горизонте, и устремились к ней на всех парах. Полчаса спустя, мы поравнялись с ней, и никогда еще мне не приходилось видеть таких несчастных, озябших, измученных людей!
Их пришлось чуть-ли не втаскивать на борт парохода, и они были так нам признательны, так благодарны, что было просто трогательно, пока им не объяснили в чем дело. Это сразу изменило их самым удивительным образом, и после того как мистер Макферсон выпил три чашки горячего кофе и четыре рюмки водки, он занял председательское кресло в заседании, но тотчас-же заснул и захрапел. Его будили три раза, но он отнесся к этому так нелюбезно, что дамам пришлось удалиться, и заседание было отложено.
Кажется, что из этого так ничего и не вышло, потому что, ведь, никто действительно не пострадал, а шкипер был до того удручен и уничтожен случившимся, что всем стало даже жаль его.
Конец плавания мы совершили очень тихо и удобно, но, конечно, по прибытии на место все открылось, и помощнику пришлось-таки отводить "Пигалицу" обратно домой. Кое-кто говорил, что у шкипера не все было ладно в в мозгу. Я и не спорю, но все-же твердо убежден в том, что выдумал всю эту штуку и подбил его молодой лейтенант. Как я уже говорил, он был веселый молодчик и очень любил проделывать над всеми свои шутки, лишь-бы только самому не приходилось расплачиваться.
Хитрость за хитрость
Скверный случай
— Болезнь подкатила ко мне вчера утром, после завтрака, — рассказывал ночной сторож. — Дьявольская боль, сэр! Женщина, если ее можно так назвать, соседка, проще сказать, отдала моей миссис добрую половину селедки. Тогда я удивился, почему она это сделала, а теперь понимаю. Я съел ее всю, кроме кусочка, который миссис поставила жарить, и скоро почувствовал, что наступил мой смертный час.
Он схватился руками за живот и закачался из стороны в сторону, сопровождая это занятие вздохами и рычанием.
— Я люблю испытанные средства, — продолжал он. — Сначала я выпил две кружки пива и стал ждать, что будет, но буфетчик попросил меня выйти и умирать на улице. По его мнению, помочь мне может только ром. Я выпил стакан рома, а негодяй в благодарность выбросил меня за дверь. Я был слишком болен, чтобы спорить с ним. Проходивший мимо старый джентльмен свел меня в аптеку. Я не знаю, чем меня потчевал аптекарь и что со мной было дальше, но вскоре перед дверью собралась густая куча гогочущих зевак. Некоторые из них провожали меня до дома, и только моя миссис избавила меня от них и уложила в постель.
Он поднялся с легким стоном и зашагал по сторожке.
— Это очень напоминает мне историю, случившуюся с Диком Джинджером года два назад, только мой случай похуже. Началось это в кабаке: Джинджер поднял такой шум, что Сэм и Питер спервоначалу решили, что Дик спьяна проглотил свою трубку.
— Что у вас там случилось? — спросил буфетчик через стойку.
— Он проглотил свою трубку, — ответил Сэм.
— Ты… ты… гнусный лжец! — заорал Джинджер.
— Что же тогда? — продолжал буфетчик.
Джинджер слабо потряс головой:
— Не знаю, — пролепетал он. — Сдается мне, что это от пива.
— Вон! — сказал буфетчик. — От пива? Вон сию же минуту!
Джинджер вышел с помощью Сэма, подпиравшего его справа, Питера, подпиравшего его слева, и буфетчика, напиравшего сзади. Стоны и ругательства Джинджера надрывали сердце, и выражения, в которых он отзывался о пиве, заставляли краснеть Сэма и Питера. Они немного постояли на мостовой, дали Джинджеру отругаться, затем помогли ему влезть в трамвай, откуда через две минуты кондуктор с помощью пассажиров помог выйти всем троим, не выдав билетов.
— Что же нам теперь делать? — спросил Сэм.
— Сунем его в канализацию и пойдем своей дорогой, — свирепо ответил Питер.
— Мне очень плохо, — жаловался Джинджер. — Точно я съел коробку спичек.
— Чепуха! Просто живот заболел, — ответил Сэм.
— И они хотят меня бросить! Ох! — заливался Дик.
— Перестань хныкать! Довольно! Довольно же! Можешь ты вежливо и без ругательств ответить на вопрос?
Но Дик не мог; он висел на Сэме и жаловался тонким голосом. Конечно, собралась толпа и стала советовать Сэму, что нужно делать с Джинджером. Один из толпы посоветовал дать ему хорошенько по башке, чтобы из него вылетела вся хворь.
Джинджер пришел в себя и стал доказывать, что не он нуждается в подзатыльнике, а кто-то другой. Сэм с трудом впихнул Джинджера в проезжавший кэб и спас его от полиции. Джинджер сидел на коленях у Сэма, обняв его одной рукой за шею и выставив напоказ подметку, и когда Сэм заметил ему, что они могли бы ехать с большими удобствами, если он сядет, как подобает сидеть человеку, а не обезьяне, Джинджер согласился, обвил его шею другой рукой и выставил напоказ вторую подметку.
Когда подъехали к дому, Джинджер так корчился, что ни Сэм, ни извозчик не смогли добраться до его карманов, чтобы заплатить за проезд, и Сэму пришлось заплатить из своих денег.
Питер вошел в то время, как Сэм пыхтел, стараясь изловчиться и поймать лежащего Джинджера за ногу так, чтобы не получить пинка. Вдвоем они его одолели, раздели и уложили, по их словам, как можно удобнее. Впрочем, Джинджер не был с этим согласен и всячески поносил их.
— Ты замечаешь, что он приобретает грязный цвет? — сказал Сэм Питеру.
— Совсем, как прошлогодняя замазка, — отозвался тот.
— Это всегда так бывает перед концом, — сказал Сэм шпотом, который был слышен за два квартала.
— К… концом? — Джинджер сел на постели, и его глаза ровно наполовину вылезли из орбит.
— Ты лучше лег бы, Дик, — сказал добродушно Сэм. — Ложись-ка и надейся, что все сойдет хорошо. Мы сделаем все, что можно, и если ты все-таки помрешь, то не по нашей вине.
— П… помру? — жалобно сказал Джинджер. — Я не хочу помирать!
— Нет, ну, конечно, нет, если только…
— Если что?..
— Я бы на твоем месте перестал трепать языком, Дик, и спокойно ждал бы конца, — ответил Сэм.
— Правильно! — поддержал Питер.
Джинджер пролежал смирно полчаса и потом, увидя, что еще жив, начал понемногу проявлять признаки жизни. Прежде всего он спросил Сэма, знакома ли ему жалость к ближнему, и если да, то какого дьявола он воняет своей трубкой в комнате умирающего. Потом он заметил Питеру, что тот мог бы сесть спиной к умирающему, который вовсе не желает перед смертью смотреть на обезьянью рожу Питера. Так он разговаривал, пока им не надоело слушать.