Признаю себя виновным... - Джалол Икрами
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разве так не бывает? Разве нет женщин, связанных любовными узами с ворами и бандитами? Эти женщины и сами лишены совести и чести, сами преступницы… Но не родились же они такими! Просто не хватало сил порвать. Нет, избавиться, обязательно избавиться, вырвать из сердца!..
В это время и мелькнула у Зайнаб мысль уйти из жизни. Оставить записку и… покончить с собой. Но слишком сильна была в ней жажда жизни. Она была душевно здоровым человеком. Она даже и не начала писать записку. Довольно было посмотреть на бумагу, чтобы с дрожью от нее отвернуться.
И тут Зайнаб вспомнила: «Как же так? Разве имею я право распоряжаться своей жизнью? Ведь мое самоубийство развяжет руки Мухтару и погубит Анвара, погубит всю его семью — Сурайе, Ганиджона, милую и такую добрую ко мне Мухаббат!.. Нет, нет, это невозможно! Я должна предупредить преступление, помешать Мухтару!»
Эта идея вдохновила Зайнаб. На лице ее вновь появился румянец. Глянув на себя в зеркало, она увидела, как оживают, как загораются ее глаза.
Она ждала теперь Мухтара почти с нетерпением. Стала прихорашиваться, только для того, чтобы снова ему понравиться. «Увидев меня запуганной, зеленой от тоски, он не только не станет меня слушать, — он даже не глянет на меня… Потом, когда деньги будут возвращены, я скажу… Я заявлю ему категорически, что порываю с ним навсегда»…
Раздались торопливые шаги. Повернулся ключ в замочной скважине. Скрипнула дверь, и перед Зайнаб предстал Мухтар. Он остановился у порога, глядя на нее испытующим взглядом. И… улыбнулся. Лицо осветила прежняя хорошая улыбка, точно такая, какую он пускал в ход, когда хотел чего-нибудь добиться от Зайнаб. Например — послать в магазин, скупать дефицитные шелковые комбинации…
— Я тороплюсь, — сказал Мухтар. — Очень, очень тороплюсь. Меня ждет милиция. Да, не больше не меньше, как милиция из райцентра…
Зайнаб передернуло. Бог знает, не вообразила ли она, что собираются арестовать Мухтара. Он поспешил ее успокоить:
— Волноваться не нужно. Я вне подозрений… Вижу, вижу, ты не теряла времени зря. Привела себя в порядок. Ты, Зайнаб, молодец и просто прелесть. Глаза серны, которые я так люблю, снова заиграли молодостью. Да, да! Напрасно ты краснеешь — я не льстец. Напротив, я человек резкий и прямой. А иногда… иногда и грубый, — с этими словами он подошел к Зайнаб и, продолжая глядеть ей прямо в глаза взглядом хозяина и повелителя, взглядом дрессировщика, погладил ее по плечу. Она слегка отстранилась. Мухтар укоризненно покачал головой.
— Зайнаб, — произнес он многозначительно. — Ты слышишь?.. Я уезжаю и может быть не скоро вернусь…
— Вас подозревают? — с неожиданной для нее самой тревогой, спросила Зайнаб.
— Ах, да не перебивай же ты меня! — это прозвучало, как щелканье бича, но он тут же смягчился и продолжал проникновенно и ласково. — Напрасно ты беспокоишься. Я всё предусмотрел. Ехать приходится потому, что предсельсовета в отлучке — я единственный представитель местной власти… Ни меня, ни тебя никто и ни в чем подозревать не может. Считаю нужным тебя предупредить: могу задержаться до ночи… Почему ты так смотришь? Тебе что-нибудь непонятно?..
— Продолжайте, пожалуйста, — Зайнаб опять начала охватывать дрожь. Она хотела спросить: что с Анваром? Но боялась, что этот вопрос вызовет новый взрыв бешенства.
— Слушай же дальше, — вдалбливал ей Мухтар. — Я не знал, что мне придется ехать вместе с арестованным…
Заметив, какая страшная бледность разлилась по лицу Зайнаб, Мухтар стал терять терпение. Она еще не успела ничего сказать, не упрекнула ни одним словом, а он уже спорил с ней:
— Только по своей женской глупости ты можешь думать, что есть хоть какая-нибудь связь между арестом Анвара и нашей находкой. Пойми, наконец. Портфель мог найти кто угодно. Любой и каждый. Нам повезло. Тебе и мне — нам обоим. Это свадебный подарок судьбы, это счастье, какое выпадает один раз в жизни! Почему мы должны от него отказываться? Только потому, что какой-то недотепа по своей халатности… Да, да — по своей преступной халатности, напившись пьяным…
— Простите меня, я может быть и правда не понимаю, — проговорила Зайнаб со слезами в голосе, — но ведь деньги не потеряны. Они лежат здесь, в комнате…
— Тшш! — прошипел Мухтар. — Ты с ума сошла? Если кто-нибудь услышит — тюрьма обеспечена и мне, и тебе. Путь назад отрезан. Как секретарь сельсовета, я принимал участие в задержании директора школы. Ты сидела в комнате, где лежат деньги, не заявила о них с трех утра до двенадцати дня… Могла или не могла — этого никто не станет принимать во внимание, — он взглянул на часы. — Ни слова больше. Слушай и выполняй. Я тебе доверяю полностью, как единственному любимому человеку, как жене. Доверяю и вверяю тебе свою судьбу…
Слова Мухтара били Зайнаб, как молот по наковальне. Всё, что он говорил, казалось неопровержимым. Сейчас он не толкался, не тряс ее, не душил. Он схватил ее железными клещами своей убедительности. Лоб ее покрылся холодным потом, сердце стучало, язык не подчинялся ей — она не могла ничего возразить.
— …Не только моя судьба, но и твоя судьба, наше общее счастье — в твоих руках. Один твой неверный шаг, — и мы погибли!
Сказав это, Мухтар еще раз взглянул на часы. Времени у него, действительно, было в обрез. Зайнаб не могла знать, что доверие он ей оказывает только потому, что другого пути у него нет. Сегодня утром в сельсовет прибежал начальник почтовой конторы:
— Мухтар-джон, потрясающая новость! Салимов оставил всю школу без зарплаты. Говорит — потерял деньги… Ай-яй-яй, какой скандал!..
Мухтар сделал удивленный вид, взмахнул руками, зацокал… Он уже давно ждал, когда ему сообщат о пропаже. Только того ему и надо было. Есть заявление — значит, можно действовать. Он тут же позвонил в районный отдел милиции. С возмущением сказал о том, что коллектив учителей остался перед Первым мая без получки… Вполне вероятно, что директор присвоил эти деньги… Надо немедленно принять меры… Одного только не учел Мухтар: никак не думал, что и ему придется ехать вместе с арестованным…
Машина пришла очень скоро. Лейтенант милиции зашел прежде всего в сельсовет. Мухтар вынужден был пойти с ним на квартиру директора и присутствовать при аресте. Хорошо еще, что лейтенант согласился подождать его несколько минут…
Что было делать? Отказаться
