Сокрушительное бегство - Алексей Зубко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В голове словно что-то взрывается, наполнив эфир гулом, тупо проникающим сквозь кости черепа.
Нет, я, конечно, вполне допускаю, что он это сделал не нарочно… Метил в лоб носорогу, а тут я подвернулся. Но все равно обидно и больно.
Гигантский зверь мотнул головой из стороны в сторону, словно отгоняя назойливую муху, и повалился на бок.
Пропахав борозду, височный рог зарылся в землю, часть которой попала и на меня.
— Улюлюм — Великий Сокрушитель и победитель рогатого чудища! — провозгласил рыцарь, приняв горделивую позу. —Я сейчас своею пятой попру…
— Постой! — завопил я, увидев, что он собирается немедленно воплотить свои речи в дело. — Они же грязные… Помоги… те выбраться.
Улюлюм вздрогнул и посмотрел на меня.
— Ага… — изрек он после непродолжительных раздумий. — Улюлюм — Великий Сокрушитель и спаситель несчастных жертв рогатого чудовища.
— Помогите выбраться, я застрял между рогов. — Улюлюм решительно выхватил меч и ударил.
После второго удара до него дошло, что мечом быстро перерубить толстенный рог не удастся, а до меня — еще пара ударов, после чего я уже не смогу поблагодарить его за мое спасение. Лично, по крайней мере.
Вбросив меч в ножны, Улюлюм изменил тактику. Он ухватил меня за ноги и потянул. Затрещав отложениями солей, ребра выдавили из легких весь воздух, который в них находился.
Яростно вырываясь из убийственной хватки, я извернулся и выскользнул из плена рогов.
Избавитель рывком поставил меня на ноги и покровительственно похлопал по плечу, явно намереваясь вернуть в горизонтальное положение.
— Ваур?! — удивился Тихон, не разжимая сжавшихся на носорожьем хвосте зубов. Когда он успел вцепиться в него?
— Что это за тварь? — поинтересовался Улюлюм, вновь схватившись за меч. — Мутант!
— Это Тихон, — поспешно сказал я. — Мой де… а… домашний зверь.
— Не бешеный?
— Нет.
— Вонючий, поди?
— Сам ты… — возмутился было я, но тут же поправился: — Ты можешь понюхать — это не от него воняет
— А сам ты кто будешь? Надо же мне знать, кого я спас от смерти.
— Иван, — представился я. — А это, — указал на приближающихся валькирий и единорога, — это Агата, Ольга и Викториния.
— В честь Нарвалской принцессы? — полюбопытствовал победитель огромного шерстистого и при этом рогатого носорога.
— Да, — поспешно подтвердил я, не давая принцессе возмутиться.
— Воительницы, — уважительно склонил голову Улюлюм. Сняв помятый шлем и пригладив пятерней выбившиеся из-под шитой жемчугом сеточки светлые волосы, он продемонстрировал белозубую улыбку от уха до уха. — Я Улюлюм — Великий Сокрушитель и победитель множества злобных тварей. Мой лозунг: «Сокрушитель — сокрушай!»
— Сокрушитель? — удивленно переспросили валькирии, показав, что мои услуги как переводчика не понадобятся.
Приняв недоумение за восхищение, самозванец (хотя мне почему-то кажется, что в действительности совсем наоборот), принялся живописать свои великие подвиги и предвосхищать свое будущее величие.
Его раненый жеребец, попытавшись подняться, жалобно заржал и засучил копытами.
Оборвав нескончаемый поток лести по собственному адресу, Улюлюм подошел к своему коню и внимательно осмотрел его развороченный носорожьим рогом бок. Придя к определенному выводу, он выхватил меч и решительно занес его над головой.
Я как-то не замечал прежде, что у коней такие выразительные глаза. Во взгляде, направленном на поднимающийся меч, было столько немой мольбы, что я не выдержал:
— Постой!
— Что? — обернулся Улюлюм.
— Рана не смертельная. Он поправится.
— На это уйдет не один день, — с благожелательной улыбкой снисхождения пояснил конкурирующий претендент на роль Сокрушителя скорлупы драконьего яйца. — Мне некогда задерживаться. Меня ждут великие свершения.
— Мы за ним присмотрим, — ответил я, опустившись перед жеребцом на колени и погладив его черный лоб с небольшой белой звездочкой.
— Ладно. — Потеряв к теме интерес, воин засунул меч в ножны и направился к валькириям, поигрывая закованным в броню мускулистым телом. — Я не рассказывал…
— Джинн! — позвал я призрачного исполнителя желаний.
— Чего? — струйкой дыма поднявшись из травы, поинтересовался ультрамариновый дух.
— Мне твоя помощь нужна.
— Чего изволим-с? — Сменив стеганый халат на лакейскую ливрею, джинн согнулся в низком поклоне.
— Мне нужно зашить рану.
— Ты ранен?
— Не мне — коню.
— Разве я не говорил, что я интеллектуал?
— Говорил, — подтвердил я, — И не раз.
— Разве я не говорил, что не переношу вида крови?
— Говорил. — К чему спорить с очевидным?
— И чем же я могу помочь?
— Мне нужны антисептики, обезболивающие, перевязочные материалы… — начал перечислять я.
— И стационарный хирургический центр? — скривился джинн.
— А сможешь?
— Нет.
— Тогда зачем предлагаешь?
— Я предлагаю?! — визгливо возмутился джинн, заработав гневный взгляд Улюлюма. Последнему явно не нравится, когда его хвалебные речи прерывают иначе чем восторженными овациями и бурными аплодисментами. Дух уменьшился в размерах и значительно тише проговорил: — Я ничего не предлагал.
— Хоть что-то ты можешь?
— Могу стих рассказать
— Ему от этого легче станет?
— Сила слова способна оказывать положительное влияние на животных.
— Хорошо, — согласился я. — Можешь заговорить рану. Я не против.
— Не могу, — признался джинн, старательно отводя глаза от раненого вороного жеребца. — Я не знахарь, а всего лишь джинн… Бинты могу достать.
— Давай.
Засунув руку в карман шаровар, ультрамариновый дух извлек наружу целый рулон марли, сохранивший штамп мануфактуры «Будущее фараона».
— Иголку с ниткой?
— Эта подойдет? Держи.
— Зеленка, спирт.
Достав из кармана трехлитровую бутыль со спиртом, в кристально прозрачной толще которого, раскинув лапы, покачивалась зеленая жаба, эфемерный дух встряхнул ее.
— Что это?
— Спирт. — Выловив жабу, джинн сделал глоток из бутыли. — У-у-ух! И зеленка.
— Это жаба, — отстранив лупоглазый экспонат кабинета зоологии, сказал я. — А мне зеленка нужна. Лекарство такое. Или йод, если есть.
— А с ней что делать? — взмахнув жабой, спросил джинн.
— Отпусти.
— Беги, — опустив ее на траву, приказал джинн.
Заспиртованное земноводное неуверенно дернуло лапами и, квакнув мне в лицо убойным перегаром, зигзагообразно упрыгало в сторону леса, оглашая окрестности требованиями расступиться и пропустить царицу болот и рек.
— Нужны обезболивающие препараты.
— Дай подумать… — попросил джинн, комкая в кулаке тюбетейку и нервно шагая вправо-влево. — Сейчас, сейчас вспомнил!
Сорванную с головы тюбетейку дух засунул в карман, и а вместо нее достал роскошный шелковый халат, расшитый по золотому полю зелеными и красными драконами.
— Еще немного, — попросил раб кувшина, запахивая полы халата и опоясываясь широким кушаком. Ухватив себя за подбородок, он потянул его вниз, извлекая на свет куцую козлиную бородку. Затем тем же манером джинн обзавелся длинными, словно у сома, жиденькими усами. Сложив руки и непрестанно кланяясь, он произнес: — Моя готова помося вама.
И, достав из рукава пригоршню длинных и тонких иголок, он принялся методично втыкать их в шкуру раненого коня.
Вороной застонал и растянулся, лишившись сознания.
— Ты ничего не перепутал? — спросил я, подозрительно глядя на джинна в новом обличье.
— Нисяво, тоськи как в трактате мастера Мяо Дзюаня. Боли совсема нету.
— Придержи края, — попросил я ультрамаринового духа и, промыв рану спиртом, с решительным вздохом взялся за швейную иглу.
Я уже закончил большую часть работы, когда услышал требовательное:
— Спирта.
Автоматически подав джинну требуемое, я удивленно вскинул глаза.
Джинн непонятно зачем взболтал оставшуюся в трехлитровой бутылке жидкость и решительно влил в себя изрядную ее часть.
— Ик!.. Уже лучше, — заявил он, занюхав рукавом. И запел, безбожно перевирая мелодию: «Нисего на свете лучсе нету, Сем блудить друсьям по белу свету…»
Закончив практическое занятие по шитью и штопке, я с помощь джинна наложил на рану повязку, спеленав жеребца словно мумию, которые неплохо получаются из египетских владык при использовании перевязочных средств «Будущее фараона».
— Иголки оставим, Ваня-сан. До утра пускай поспит немносько, — решил призрачный дух, указав на вороного коня. Взбодрившись остатками спирта, джинн избавился от халата, напялил на голову тюбетейку и, выщипав усы и бороду, придал своему лицу первозданный вид.
— Что-то мне плохо, — простонал он, едва приняв свой истинный облик. И закричал в ужасе: — Мои руки в крови! — И бесчувственным комком тумана свалился в траву.