Фамильный оберег. Отражение звезды - Ирина Мельникова

– Айдына, – подал голос Мирон, – откуда ты так хорошо говоришь по-русски? В остроге я этого не замечал.

Она снова засмеялась.

– Ты забыл, что твои орысы были у нас в плену. От них и научилась. А в остроге с Оленой говорила, с Захаркой, с Фролкой…

– Ах ты! – Он шутливо замахнулся подушкой. – Провела меня, бесстыдница!

Айдына прыснула и, подхватив одежду, отскочила к очагу…

Мирон лежал на спине, закинув руки за голову. Слышал, как Айдына, одевшись, вышла из юрты, тихо окликнула собаку:

– Кил пер, Адай[48]!

Тотчас заворочалась, забормотала что-то на своей половине Ончас. Князь счастливо улыбнулся и натянул повыше одеяло. Теперь он ни в чем не сомневался. И заснул спокойно, с улыбкой на губах.

Глава 21

Мирон стоял на вершине Изылтах. С утра небо затянули серые тучи, которые проносились над скалами, цепляясь за них и оставляя лохмы тумана, что тут же таяли, просыпаясь мелким дождем. Но вскоре ветер рассеял облака, и в небе засияло солнце. Князь поднялся на гору, чтобы проверить, насколько укреплена крепость. Два воина сопровождали его, но теперь уже не караул, а вестовые, что выполняли его поручения.

Отвесные, неприступные скалы родовой горы служили естественной преградой для неприятеля с юга и востока. А с севера и запада с давних времен были возведены на ее вершине стены из песчаника – в полсажени высотой и шириной этак в сажень. Причем Мирон сам убедился: камни уложили без схватывавшего раствора, но так тщательно подогнали, что кладку вряд ли разрушил бы даже пороховой заряд. Теперь он наблюдал за тем, как десятка три кыргызов возводили плетень на сруб, который поставили перед этим на кладку, заполнив его камнями и землей.

«Серьезное сооружение!» – подумал он, прикидывая, смогут ли конники ойратов подняться по пологому склону Изылтах, что вел к аалу.

Све – так называлась эта крепость – могла вместить сотни три человек, от силы – четыре. Если за ее стенами укроются старики, женщины, дети, то воинам здесь не развернуться… Придется этот склон укреплять по-другому. Если ойраты все-таки прорвутся в вотчину Айдыны, ее безоружным родичам не позавидуешь. Придется строить штурмфал – уложить по склону бревна. И когда конница калмаков рванет в гору, бревна покатятся вниз, ломая ноги лошадям и давя всадников…

Мирон из-под руки оглядел склоны. В семи логах под горой возведены стены из того же камня, усиленные плетеными щитами. За этими укрытиями можно рассадить часть лучников и фузейщиков, а другую их часть укрыть за завалами из камней на вершинах и склонах ближних холмов, охвативших долину полукольцом. Нельзя допустить, чтобы калмаки развернули лаву. Надо оставить их без коней…

Еще Мирона беспокоила долина, по дну которой протекала неширокая, но полноводная река с довольно крутыми берегами. Но вода после осенних дождей постепенно спадала. Еще день-два, и преодолеть ее конникам не составит особого труда.

Мирон почесал в затылке. А что, если перегородить реку фашинами[49], а на перелазах-бродах закрепить на дне в несколько рядов колоды, набитые частиком? А под косогором на берегу тоже поставить частокол и прикрыть его плетеными щитами, а сверху земли накидать, чтоб не сразу заметили? Да бревна с гвоздьем еловым? Обрадуются джунгары, что бродные места пересохли, сунутся и застрянут на кольях. Крики, сумятица… Вот тут и убрать колья, что фашины удерживают. И покатится водяной вал, сметая все на своем пути.

С довольным видом Мирон потер руки. Хитер Равдан, все небось рассчитал, одного не учел – что на помощь кыргызам придет русская смекалка.

Он прислушался. Из соснового бора доносился стук топоров. Там верховодил Никишка. Под его началом три десятка кыргызов валили лес, устраивали засеки. Длиной саженей этак в семьдесят каждая.

Немудреное дело – подрубить дерево и повалить его вершиной в сторону долины, откуда ждали появления ойратов. Но труднее повалить так, чтоб деревья от пней не отделились, да положить их крест-накрест, связать мокрыми кожаными ремнями да вицами, укрепить кольями, чтоб получился непроходимый завал, который просто так не растащить. А если посадить в этот завал лучников, а лучше – огнестрельщиков, то врагу и вовсе не пройти на конях, да и пешему несладко придется. Острые сучья не только доспехи порвут, в кровь тело искромсают… А чтоб ойраты не сразу засеку заметили, велел Мирон рубить ее в глубине леса, а часть деревьев оставлять для маскировки. Да и поджечь такой завал вряд ли получится…

На опушке бора вовсю кипела работа: воины ставили самострелы, всем аалом рыли волчьи ямы. Целую цепь, в три ряда. Глубиной до восьми футов, с кольями на дне. Обмажут эти колья тухлым мясом или навозом, так что даже раненому врагу – никакого спасения!

На всех окрестных сопках среди камней уже прятались сигнальщики, чтобы подать знак о приближении врага. Костры едва теплились, но рядом, наготове, ворох еловых лап, чтоб черный дым заметили издалека.

У засек тоже устроили дозорные посты – «птичьи гнезда» – на высоких деревьях, с которых попеременно сторожа вели наблюдение за местностью. Рядом, на деревянном помосте, – кузов с берестою и смолою, и, смотря по вестям, мигом зажгут сигнальщики смолье, чтобы известить родичей о надвигаюшейся опасности. Чтобы успели жители аала укрыться в крепости, а кыргызское войско изготовиться к бою. У каждого маяка – вдобавок по паре конных дозорных, для обмена приметами, чтобы не прозевать появление врага.

Весь день шли работы, и каждый час Айдына рассылала во все стороны лазутчиков. Мирон видел, что, несмотря на внешнее спокойствие, она волновалась. Появись Равдан сейчас, когда не все еще готово, когда не подошли со своими воинами Эпчей и Тайнах, ее войску пришлось бы туго. Но пока на много верст вокруг было спокойно. Правда, за Изылтах, в большой круглой роще, на всякий случай таились две сотни дружинников, вооруженных длинными копьями и мечами…

К вечеру стало ясно – они успели. И когда, уже в подступивших сумерках, запыхавшийся гонец доложил, что на подходе к долине замечен большой конный отряд, Мирон лишь усмехнулся в усы. Но тревога оказалась напрасной. Это подошел Эпчей-бег со своим войском. Встали табором в лесу. Сотни три всадников, а с ними обоз, который привез оружие, мешки с порохом и даже небольшую пушку с ядрами.

При виде Мирона Эпчей не поверил своим глазам. Долго хлопал его по плечу, вертел, разглядывая. Глаза его светились неподдельной радостью.

– Возмужал, хазах! – довольно щурился бег. – В силу вошел…

Подвел к нему молодого, крепкого кыргыза, с быстрым, как у горностая, взглядом. Подтолкнул к Мирону: