Королева Шотландии в плену - Джин Плейди

— Это хорошие новости, милорд, — ответила Мария — Пожалуйста, без колебаний несите их сюда.

Граф обернулся и знаком приказал слугам внести поклажу.

— Их привезли из королевского гардероба из лондонского Тауэра, как я думаю, ваше величество, и если это то, о чем я просил, я уверен, что они порадуют вас.

Мария позвала своих женщин, которые стали помогать разворачивать вещи, принесенные наверх. Там оказалось несколько гобеленовых портьер с каймой. Мария захлопала в ладоши.

— Я не могу дождаться, когда их повесят, — воскликнула она, — Они немного спасут от сквозняков.

Сетон развернула их и увидела, что они не только полезные, но и декоративные, изображающие историю Геркулеса. В следующем тюке оказались четыре пуховые перины с валиками под изголовье.

— Я согреваюсь от одного взгляда на них! — обрадовалась Мария.

И это было еще не все. Там было еще несколько гобеленов, на одном из которых были изображены страсти Господни; а кроме того, подушки, стулья и турецкие ковры. Были приложены даже крючки и зажимы для подвешивания гобеленов.

Лицо Марии светилось от радости, когда она обернулась к графу.

— Как мне отблагодарить вас? — спросила она.

Он улыбнулся.

— Ваше величество, меня удручало, что вы должны приехать в Татбери, который, как вы знаете, был слишком плохо меблирован, чтобы принимать вас. Когда я узнал, что вы скоро приедете, я попросил, чтобы эти вещи доставили для вас. Мне только очень жаль, что их везли так долго. Причина в плохом состоянии дорог.

— Конечно, мне теперь будет намного уютнее спать, — сказала она ему, — и за это я должна благодарить вас.

В этот момент взоры всех присутствующих устремились на дверь, остававшуюся открытой. Там стояла графиня. Мария обратилась к ней:

— Моя дорогая графиня, я благодарю вашего мужа. Я знаю, что должна поблагодарить и вас. Эти вещи придадут великолепный комфорт моему жилищу.

Графиня вплыла в комнату. Элеонора, наблюдавшая за ней, подумала: «Она ничего не знала. Он сделал это, не спросив ее».

Она не осмеливалась взглянуть на графа; она почувствовала, что увидит страх на его лице, а ей не хотелось этого видеть. Она подумала, что это — смелый поступок с его стороны, сделать такое, не сказав ей. Нужно быть храбрым, чтобы сделать что-то против ее воли.

— Я рада, ваше величество, что вы довольны, — сказала графиня, оглядывая гобелены, перины, ковры и мебель.

— Теперь все будет иначе! — вздохнула Мария. — Я уж думала, что не перенесу этого холода, если ничем не прикрыться от сквозняков.

— Я надеюсь, слуги делают все, что вам нужно?

— Да, благодарю вас.

— Тогда вы позволите нам с графом удалиться?

— Да, конечно.

Графиня посмотрела на графа ничего не выражающим взглядом.

Она сделала реверанс, а граф поклонился.

Когда они вместе выходили, Элеоноре хотелось шепнуть ему: «Не бойтесь ее. Вы же граф. Вам следует напомнить ей об этом».

Подойдя к своим апартаментам, Бесс обернулась к своему мужу. В тот момент она улыбалась, поскольку гордилась своей способностью всегда полностью контролировать свои чувства.

— Значит, вы послали к королеве за этим хламом? — спросила она.

— Я подумал, что эти вещи необходимы для удобства нашей гостьи.

— Я могу поклясться, что если бы ее величество считала это необходимым, то прислала бы их без всяких просьб.

— Она не знает, насколько Татбери лишен удобств.

Последовала небольшая пауза, в течение которой Шрусбери думал о своей первой жене, Гертруде, старшей дочери графа Рутланда. Какой она была мягкой женщиной! Он начинал с возрастающим сожалением вспоминать о ней.

— Надеюсь, она не подумает, что вы собираетесь уподобиться Ноллису и Скроупу.

— Из-за того, что я попросил прислать ковер, перину и какие-нибудь портьеры, чтобы спасаться от сквозняков?

Бесс внезапно резко рассмеялась.

— Наша королева знает репутацию Марии, — сказала она. — Ходят слухи, что она очаровывает всякого мужчину, который посмотрит на нее. Это что, начало колдовства?

— Чепуха, — отпарировал граф — Бедная женщина больна. Ее величество не слишком бы обрадовалась, если бы узнала, что она умерла из-за нашего небрежного отношения.

Бесс медленно кивнула.

— Значит, не посоветовавшись со мной, вы послали за предметами уюта для нее — Она снова резко засмеялась. Затем она взяла его под руку. — Джордж, я думаю, учитывая то, что Ноллис и Скроуп впали в немилость, нам следует вести себя осторожно. Конечно, если ей грозит смерть от нашего пренебрежительного отношения, то я позабочусь, чтобы этого не случилось. Наверное, было бы лучше, если бы эти вопросы предоставили решать мне. Никто не сможет обвинить меня в том, что меня околдовала королева Скоттов!

Шрусбери начинал ненавидеть этот ее холодный смех. Она явно хотела сказать: «В следующий раз не лезь в подобные дела. Здесь принимаю решения я».

Он радовался, что ему удалось получить эти предметы удобства до того, как она успела вмешаться. Глядя на ее властное, красивое лицо, он подумал о Элеоноре Бритон, что показалось ему странным. Одна такая высокомерная, другая — такая кроткая. Но, конечно же, Элеонора Бритон должна быть кроткой. Разве она не служанка?

Вскоре после прибытия предметов комфорта из лондонского Тауэра произошло еще два приятных события.

Леди Ливингстоун, заболевшая во время путешествия, поправилась и приехала в Татбери. Мария, думавшая, что, возможно, уже никогда не увидит эту свою дорогую подругу, чрезвычайно обрадовалась.

Однако леди Ливингстоун была поражена видом королевы.

— Я поправилась скорее, чем ваше величество! — с ужасом произнесла она.

— Ах, — засмеялась Мария. — Но вы находились не в Татбери — Вдруг она стала серьезной — Вам не следует оставаться здесь. Это отвратительное место. Зловоние иногда становится невыносимым. Почему бы вам не вернуться в Шотландию? У меня еще есть друзья там, и вы с мужем могли бы вернуться в ваши владения и жить там в комфорте.

— И покинуть вас!

— Моя милая подруга, я не знаю, сколько пробуду здесь. Иногда я думаю, что это может затянуться на годы.

— Если нам уготовано оставаться узниками на годы, пусть так и будет.

Мария обняла подругу.

— Кажется, на то воля Божья, чтобы кто-то из Ливингстоунов был со мной, — сказала она. — В юности это была ваша золовка, Мэри. Она сейчас была бы со мной, как и Сетон, если бы не вышла замуж. Но в любое время, если вам станет невмоготу, вы должны, не колеблясь, вернуться в Шотландию.

— Однажды мы поедем туда вместе, — прозвучало в ответ.

Через некоторое время в ее апартаменты ввели молодого человека. В первое мгновение она не узнала его. Затем с огромной радостью воскликнула:

— Вилли!

Вилли Дуглас поклонился, и, когда свет упал ему на лицо, она увидела, как он похудел.

— О, Вилли, Вилли! — Она схватила его в объятия и крепко прижала к себе. — Это для меня такая радость.

— И для меня тоже, ваше величество.

— Ты много страдал с тех пор, как мы не виделись, Вилли.

— О, да.

Отпустив его, она положила руки ему на плечи и изучающе посмотрела в его лицо.

— Но теперь ты вернулся, и я благодарю Бога.

Она усадила его на один из стульев, присланных из лондонского Тауэра, и приготовилась слушать. Он рассказал ей, что весело добрался до Лондона, получил паспорт и был готов отправиться к побережью Франции. Но когда он шел по узкой улице лондонского Сити, на него напали.

— Они подошли ко мне сзади, ваше величество. Я так и не видел их лиц. Я пришел в себя в темной камере, связанным, с окровавленной головой. Все мои бумаги пропали, и я подумал, что ограблен. Не знаю, сколько дней и ночей я пролежал там. Но наконец они пришли за мной… грубые мужчины, которых я никогда прежде не видел. Меня заковали в кандалы, посадили на мула и повезли, как я понял, на север. Я решил, что меня везут обратно к вам, но вскоре понял, что ошибся. Меня привезли в место, похожее на замок, и поместили в темницу. На окне была решетка, и время от времени мне совали кусок хлеба и кувшин воды. Единственной моей компанией были крысы и насекомые.

— Мой бедный Вилли! Ты снился мне в ужасных снах. Я знала, что с тобой произошло что-то страшное. Поэтому я попросила французского короля приказать своему слуге узнать, что стало с тобой. Должно быть, ты провел много недель в этой тюрьме.

Она подумала: «Но если бы не мои французские друзья, это могло бы продлиться до конца твоей жизни, а в тех условиях это не составило бы больше года».

— Я лежал там, думая, как бы выбраться, — продолжал Вилли — Казалось, выхода нет, но я продолжал думать. Затем случилось так, что я почти не мог ходить и думал только о том, когда получу следующую порцию хлеба и воды.

— Боюсь, ты слишком много выстрадал ради меня, Вилли.