Трезубец Нептуна - Александр Прозоров

Над усыпанной костями багровой пустыней висела сухая до гула в ушах жара. От раскаленных камней поднимался дрожащий горячий воздух, а легкие порывы ветра напоминали дыхание включенного на максимальное тепло камина. Не самое ласковое для человека место, если не иметь поблизости снабженный кондиционером глиссер или хотя бы тент с холодильником и грудой льда в питьевом бочонке.

Впрочем, с двумя крепкими, здоровыми мужчинами за один день ничего случиться не должно, и дыхание пустыни Атлантиду ничуть не испугало. Он дождался, пока миллионер с диковатой для необитаемой планеты тщательностью не запрет входной люк с помощью карточки и личного пароля, и пошел вперед, указывая дорогу: Вайт вряд ли понимал, какой именно азимут просматривал седьмой монитор.

Как назло, дорога проходила именно через то место, где, предположительно, должен был находиться цех по обработке мяса. Рассольников уже приготовился зажмуриться и не смотреть по сторонам – но под ногами оказалась самая обычная ровная площадка без малейших признаков фундамента или рассыпавшихся от времени стен. Великолепное свидетельство торжества ортодоксальной науки – если забыть, что железо и дерево на открытом воздухе долго не живут, а вот используются даже высокоразвитыми цивилизациями очень широко.

Однако отсутствие под ногами обломков каменных рубил, осколков плит или обычного мусора из потерянных кем-то бусинок, ломаных украшений, безделушек – короче, любых предметов, носящих признаки обработки, археолога сильно порадовало. Может, и не стояло здесь никаких цехов? А динозавры веками собирались умирать в одно и то же место просто из необъяснимого человеческим разумом инстинкта…

Солнце припекало изрядно, и археолог сильно пожалел, что не имеет возможности вылить себе на голову пол-литра воды и хорошенько взбить прическу. Прямые лучи без труда пробивали тонкую ткань рубашки и обжигали плечи.

– Воротник к вечеру черный будет, – подумал Атлантида и оглянулся на толстяка. – Вы еще не передумали, сэр Теплер?

– Обживаться, так обживаться, – решительно тряхнул головой Вайт, разбрызгивая в стороны крупные капли пота. Излишки жира вытапливались из него, словно бедолага попал в огромный гриль и к концу дня должен превратиться в жаркое, но миллионер не отступал: – Вперед, за дичью!

Километра через два каменистая равнина неожиданно нырнула вниз, в широкое, поросшее папоротниками тенистое ущелье. Воздух моментально стал густо-парным, но после раскаленной равнины казался прохладным. Почва под ногами помягчела, увлажнилась, но вот хоть маленького родника, на существование которого так рассчитывал археолог, здесь не оказалось. В воздух взметнулось несколько стрекоз, каждая длиною в руку. И опять не то, ни се: для нынешнего времени, кайнозоя – великаны; для мезозоя – мелочь.

– Переходный период, что ли? – недовольно пробормотал Атлантида, но тут вспомнил, что решил забыть про палеонтологию и огромным усилием воли отогнал умные мысли: – Природой надо любоваться, а не о теориях думать!

– Что вы говорите, сэр?

– Красиво тут, говорю, сэр Теплер. Зелень, свежий воздух, простор.

Толстяк вытер пот, с некоторым недоумением посмотрел на оставшееся позади парное ущелье, на удушающе-раскаленное небо, на камни под ногами и кивнул:

– Красиво… Если по «объемке» смотреть.

Впрочем, все было не так плохо: впереди, в полукилометре, маячили зеленые кустики. Значит, там была тень, а может и вода. Земля под ногами опять обрела ощутимый уклон, и идти стало легче.

– Привал, – скомандовал Атлантида, и первым нырнул под странный куст с плоскими, причудливо изрезанными листьями, покрытыми белыми пятнышками спор с обеих сторон. – Нужно немного отдохнуть, чтобы гоняться за вашими ящерицами со свежими силами.

– Можно подумать, вы не любите охоты, – миллионер уселся рядом.

– Я прагматик, сэр, – усмехнулся Рассольников. – Для меня нет охоты, для меня есть только процесс добычи питания. И чем он проще, тем лучше. А в охоте все наоборот: главное не дичь, а участие. Вот как сейчас. Охота вам топать пешком за семь километров, когда на камбузе есть питательный бульон?

– Не надо о страшном, сэр, – попросил Вайт. – Я лучше семь километров пробегу, чем столярный клей есть стану.

– Вы подумайте о том, что добытое мясо придется тащить на себе назад еще семь километров, сэр. Может, после этого бульон покажется намного вкуснее.

Вайт упрямо замотал головой, и Атлантида поднялся на ноги:

– Тогда пошли.

Кусты стали попадаться все чаще и чаще, пока не слились в ровный ковер, доходящий людям до пояса. Чтобы надежно спрятаться, напарникам было достаточно пригнуться, и это вселяло надежду на успех. Двуногие ящерицы уже маячили впереди: они деловито обрывали резные листья, немного мяли их в клюве и проглатывали, высоко подняв голову и настороженно глядя по сторонам. То ли держались настороже, а заодно глотали, то ли глотали, а заодно следили за окружающей местностью.

Охотники двигались полусогнувшись, и над листвой выступали только головы. Странные шарики с глазами, покрытые сверху шерстью, ящеры наверняка видели впервые в жизни, а потому тревоги пока не испытывали. Когда до дичи осталось всего полсотни метров, Вайт сел на землю, вытянул тесак и принялся обрубать ветви с ближайших кустов.

– Что вы делаете, сэр? – удивился Платон.

– Площадку расчищаю, сэр. А то пращу среди ветвей не раскрутить. Не высовывайтесь, пожалуйста. Только бы не спугнуть…

Атлантида, дабы избежать любых обвинений в предательстве, просто уселся под ближайшим кустом, наблюдая за приготовлениями напарника.

Вайт, закончив вырубку «сектора обстрела», выглянул над листвой, опять пригнулся, вложил в изгиб ремня небольшой камушек и принялся раскручивать оружие. Когда праща набрала хорошие обороты, толстяк коротко выглянул, и тут же отпустил конец ремня.

– И-и… Е-е-есть! – восторженно заскакал миллионер, размахивая руками над головой, а потом помчался к поверженной добыче.

Рассольников встал во весь рост. Вдалеке огромными страусинными скачками уносились прочь ящеры, следом за ними с хрустом ломился толстяк, а высоко в небе описывали широкие круги дальние бомбардировщики. Только когда один из самолетов неожиданно сделал взмах и повернул к нему, археолог сообразил, что видит перед собой самых настоящих птерадонов.

– Не, он нашу ящерицу жрать не станет, ему же потом с ровного места не взлететь! – попытался уговорить себя Платон, но получалось плохо. – Разделывайте дичь быстрее, сэр Теплер, – заорал он вслед миллионеру. – А то захребетники уже собираются!

– А-а-а! – истошно завопил в ответ Вайт и рухнул вперед.

– Сэр Теплер, вы целы? – насторожился Атлантида. – Сэр?!

Из-под раскачивающихся листьев донеслась возмущенная ругань, и Рассольников кинулся на помощь:

– Вы ничего не сломали, сэр?

– Уберите его от меня, сэр Платон! – взмолился с земли миллионер, указывая себе на ногу.

На ступне толстяка висела пасть. Просто одна большая пасть – сантиметров сорока в длину – снабженная бесхвостым крохотным тельцем, чуть не впятеро меньшего размера, парой подслеповатых глазок и полным комплектом когтистых лап сантиметров десяти каждая. По счастью, Вайт не угодил в жевательный аппарат уродца всей ногой – иначе тот наверняка отхватил бы ее до колена, а попался лишь частью ступни. Откусить ее вместе с толстой подошвой ботинка и хорошо выделанным верхом туземцу оказалось не по силам. Теперь малыш закатывал глазки, дергался телом из стороны в сторону, скреб лапами по земле, но сделать ничего не мог. Однако и челюсти разжимать не хотел.

– Что это, сэр? – Вайт потряс ногой.

– Капкан, – пожал плечами Атлантида. – Вон, видите ямку? Наверняка сидел в той норе, раскрыв снаружи пасть, и ждал, кто наступит. У земных крокодилов, кстати, этот рефлекс до сих пор сохранился: при любом прикосновении к полости рта они рефлекторно захлопывают пасть.

– Оставьте ваши теории, сэр! – взмолился миллионер. – Снимите его с меня!

– Сейчас, попробую… – археолог примерился, и хлестко треснул малыша тростью между глаз. Тот задергался тельцем еще сильнее. Атлантида повторил удар.

– Да прибейте его просто, сэр Платон! – посоветовал толстяк.

– Э-э, нет, – покачал головой Рассольников. – Еще неизвестно, насколько просто будет разжать челюсти трупу. А так, может сам отстанет.

Историк еще раз треснул живой капкан между глаз, потом выдвинул лезвие альпенштока и подколол его промеж задних лап. Это издевательство зверенышу не понравилось: он с явным сожалением отпустил ступню и упятился к себе в норку, тут же раскрыв над землей челюсти наподобие игрушечной пироги. Вайт сорвал с ближайшего куста длинную ветку и кинул ее в серую глотку. Челюсти с громким стуком сомкнулись. Пару раз жеванули новую добычу, потом наклонились вбок и выбросили ее на землю. Раскрылись снова. Миллионер тут же кинул туда еще одну ветку, а потом попытался встать.