Охотники за луной - Екатерина Азарова

– Исполняй, что сказал верховный, – лениво разрешил первый, и я медленно подняла веки.

Храм. Я точно находилась в храме. Незнакомом храме. По крайней мере, я не могла припомнить никого из представителей известного мне пантеона богов, кому бы могло быть посвящено столь богато украшенное помещение. Медленно обвела взглядом пространство вокруг, и глаза заслезились от обилия золота и драгоценных камней, в которых отражались свечи, приумножая сияние роскошного убранства.

В центре зала был размещен пьедестал, на котором возвышалась женская статуя. Богиня храма, решила я и присмотрелась к ней повнимательнее. Прекрасная дева из белоснежного мрамора, настолько чистого и сияющего, что камень казался прозрачным. На шее у нее красовалось множество драгоценных ожерелий, частично закрывающих высокую грудь и живот, а тонкий стан, ниже талии, был задрапирован золотой полупрозрачной тканью, обнажая длинные ноги. Аккуратную голову статуи венчали огненно-красные волосы, наполовину скрытые роскошной диадемой, а нижняя часть лица была прикрыта вуалью, оставляя свободными лишь глаза, густо подведенные черным.

Открытые участки тела украшала изысканная вязь рисунка, нанесенного золотой краской, отчего белизна камня сияла еще сильнее.

Я поежилась. Статуя казалась живой, и не хватало лишь самого последнего толчка, какой-то детали, чтобы она ожила и сошла с пьедестала.

От богини невозможно было отвести глаз, настолько прекрасной она была. Уверена, каждый, кто смотрел на нее, желал только одного – впрочем, как и я, – упасть на колени, склониться от восхищения и коснуться лбом пола. И только в таком распластанном состоянии увидеть тех, кто обвивал ноги богини.

Змеи. Они были повсюду. Самых пестрых расцветок и всевозможных размеров, они свивались в невероятные кольца и клубки. Одни – не толще моего мизинца и не длиннее локтя – шустро сновали вокруг ног, другие лениво и почти неподвижно лежали на пьедестале, уставившись на меня немигающим взглядом, а третьи грозно раздували широкие капюшоны. Они создавали живой ковер всех цветов радуги, шипящий и лениво меняющий узор, и каждая «нитка» этого ковра не отводила от меня леденящего кровь взора.

– Мы ждем ответ, – снова напомнил первый.

Не знаю почему, но возникало дикое чувство, будто я пожертвовала многим, чтобы провести данную ночь в конкретно этом храме: на что-то согласилась, от чего-то отказалась и чем-то поступилась. Но проблема заключалась в том, что я ничего не помнила. Разум окутало туманом, и запах тяжелых пряных благовоний никак не способствовал трезвости сознания. Хотелось только соглашаться со всем, что бы мне ни предложили двое стоявших передо мной мужчин, покорно кивать им в ответ и преклонить колени перед прекрасной статуей в центре огромной комнаты.

Ноги дрожали, но каким-то шестым чувством я понимала, что если сейчас склонюсь, то меня ожидает участь рабыни, бессловесной исполнительницы чужих приказов, в то время как я претендовала на нечто большее, когда пришла сюда.

– Не заставляй повторять еще раз, – недовольно прошипел второй, и я в которой раз поразилась сходству жреца со змеей.

Такой же худой, жилистый и гибкий, как одна из кобр, во множестве ползающих у подножия статуи, в шароварах из золотой парчи и белой жилетке, расшитой драгоценными камнями и надетой на смуглое безволосое и лоснящееся от ароматического масла тело. Тюрбан, прикрывающий волосы цвета воронова крыла, украшенный брошью из сверкающих бриллиантов, хищное лицо с нанесенным на него узором, напоминающим черную кружевную маску, впалые щеки и тонкий нос с горбинкой… Крепкие пальцы, длинные и ухоженные, на рукояти кинжала, засунутого за пояс, а от пронизывающего взгляда миндалевидных, чернильного цвета глаз хотелось бежать как можно дальше.

Я медленно посмотрела на второго, но он равнодушно переводил взгляд с меня на верховного. Он был немного полнее и моложе первого, не так богато одет, да и поведение несколько более ленивое, но я понимала, что, если возникнет необходимость, он станет так же быстр, как и любой другой хищник, выслеживающий добычу. Резкий бросок – и жертва окажется в цепких руках, без всякой надежды на освобождение. Палач – безошибочно определила я и испугалась еще сильнее.

Я понимала, что пришла в храм, чтобы сделать что-то невероятно важное, но не могла вспомнить, что именно. Я осознавала только то, что стою напротив двух самых опасных и кровавых убийц Галгарии и не могу решиться произнести даже слово.

– Для сомневающихся удел один – смерть, – равнодушно напомнил палач.

– Я согласна, – тихо прошептала я, не совсем понимая, на что я соглашаюсь, но в то же время как будто зная, что ответ не может быть иным. Наркотик, что опьянил мой разум, никак не желал отпускать сознание, но я должна была сделать то, для чего пришла.

– Тогда я повторяю вопрос. Добровольно ли ты пришла в храм?

– Да.

– На что ты готова ради служения Сааяре?

– На все.

– Готова доказать?

И тут мне стало плохо. Затошнило, а перед глазами замелькали черные мушки.

Прикусила губу, почти незаметно для жрецов, ловивших каждое движение, жест, вздох, и, еле сдерживая крик, так и норовивший сорваться с губ, подчеркнуто равнодушно посмотрела на мужчину, которого привели двое охранников.

Избитое лицо, закованные в кандалы руки, рваная грязная одежда и отрешенный взгляд. Сердце дрогнуло и замерло, затем снова пустилось вскачь, но внешне я никак не показала этого. Ведь это был он. Те же черты лица, те же глаза, тот же запах…

Верховный, не спускавший с меня внимательного взгляда, довольно улыбнулся и подошел ближе. Продолжая ухмыляться, вытащил из ножен кинжал и протянул его мне.

– Тебе дорог этот мужчина. – Скорее утверждение, чем вопрос.

– Нет. Когда-то давно, в прошлой жизни, я действительно была знакома с ним, но теперь он ничего для меня не значит.

– Я верю тебе, но хочется гарантий.

О Селена, помоги своей неразумной дочери, которая снова умудрилась вляпаться по самое не хочу. Почему? Вот почему все требуют от меня гарантий? Неужели мои чувства, несмотря на всю работу над собой, читаются у меня на лице, словно в открытой книге.

– Каких гарантий ты хочешь? – равнодушно спросила, чувствуя, как все замирает внутри, а кровь вскипает от усилий, прикладываемых для сохранения этого внешнего спокойствия.

– Возьми кинжал.

Я протянула руку, медленно взяла красивый клинок из дымчатой стали с рукоятью, украшенной драгоценными камнями.

– Красивый… – Легкая улыбка, за которой я снова попыталась скрыть панику.

– Позже можешь забрать его себе. Но я дал тебе его не просто так. Уничтожь нить, связывающую тебя с прошлым. Отринь старые привязанности и страсти, освободи сердце и душу, полностью вверив богине, и только тогда ты сможешь стать ее воплощением и получить право надеть ее пояс.

– Что ты хочешь от меня?

– Убей этого воина. Докажи свою преданность богине.

– И всего-то? – Я усмехнулась, провела по лезвию кончиком пальца. На подушечке тут же выступила кровь, но боль, которую я испытала, была ничто по сравнению с тем ужасом, что был в моем сердце.

– Ты сомневаешься? Если ты не готова, то как я могу доверить тебе стать хранительницей пояса Сааяры?

– Я все сделаю.

– Делай.

Медленный шаг по направлению к Сеферу. Еще один…

Когда я остановилась напротив него, стражи резко дернули Марка за руки, вынуждая встать на колени. А он… он поднял голову и посмотрел на меня.

Сердце разлетелось на осколки. Казалось, я слышала звук разбивающейся души, но одновременно с этим вдруг прояснился разум, и я вспомнила… Вспомнила все и поняла, что не смогу переступить черту.

Разве я в состоянии лишить жизни того, кого не просто страстно желаю, но и люблю больше жизни. Я снова оказалась перед таким выбором, когда легче покончить с собой, чем принять иное решение.

Сжав рукоять кинжала влажной ладонью, в состоянии полного ужаса я посмотрела на Сефера и поняла, что не смогу сделать то, что от меня ждут. Не смогу и все! Плевать на последствия!

А он… снова взглянул на меня, улыбнулся разбитыми губами и… хитро прищурился, словно бросая последний вызов.

В полном недоумении я уставилась на Сефера, начиная что-то понимать, но рука уже сама занесла кинжал.

– Если ударишь в сердце, он умрет быстро, – равнодушно посоветовал палач, – промахнешься – будет мучиться.

– Ее рука будет твердой, не так ли?

И тут я поняла. Он все знает, но не держит зла, простил и любит, несмотря ни на что… И рука сама опустилась, кинжал вошел в податливое тело, словно в масло, лишь на мгновение зацепившись за кость. Ткань рубашки окрасилась красным, кровь потекла струйкой вниз…

Я закричала, упала на колени и… проснулась.

Сбившиеся простыни, подушка и одеяло, упавшие на пол, и бешено бьющееся сердце… Я сидела на кровати, обхватив колени руками, и пыталась вернуться в реальность после ночного кошмара. Смахнула пот со лба дрожащими пальцами и, стараясь согреться от холода, подтянула одну из влажных простыней поближе и закуталась в нее, словно в кокон. Но сон никак не желал отпускать. Слишком реальными были ощущения, краски – чересчур яркими, а запахи – резкими. Появилось предположение, что сон и не был сном, а я неведомым образом перенеслась в незнакомый храм, а потом – непонятно как вернулась обратно.