Если бы меня спросили - Елена Лабрус

— Погоди, — встрепенулась Ирка. — Рорка сказала, крио-контейнер — это бочка. Сто двадцать литров — уже считается большим. А сто двадцать литров это же всего, — показала она руками. — Половина обычной бочки для воды. Его же можно хранить и дома.

— А тебя что, в интернете заблокировали? Зайди сама да посмотри, — ответил Север.

Она так и сделала. И узнала, что крио-контейнеры есть от десяти литров, а есть и меньше, специальные транспортные. Что время удержания по азоту для транспортного контейнера до двадцати одного дня, а для обычного — в среднем сто двадцать дней. И купить сосуд и жидкий азот — не проблема.

Жидкий азот нетоксичный, негорючий, не имеет запаха. Его используют даже в кулинарии, для приготовления десертов, коктейлей, мороженого и не где-то там, а в ресторанах высокой молекулярной кухни.

Ирка лично позвонила двум поставщикам — привезут хоть завтра…

55

Ярко-синий баллон с жидким азотом она нашла в «голубятне» первым.

Под кучей тряпья, заставленный коробками, стоял и крио-контейнер.

Как Ирка и предположила, небольшой. Похожий на белую пластиковую канистру с чёрной крышкой и удобной ручкой. Лёгкий до смешного — бери и неси.

Именно так она и сделала. Подхватила оба — и стационарный, и переносной, без сожаления отключив от розетки, зная, что это всего лишь для датчиков, и отнесла в машину. Потом подумала и который поменьше, взяла с собой.

Ха! А она-то думала сдаться. Думала, ничего у неё не получится. Думала, не справится.

— Верить надо в себя, Ира, верить! — обняла она контейнер, похожий на маленький термос, так с ним в обнимку и вернулась в дом.

— Что значит, развод? — первым услышала она голос «тёти Оли» и решила в гостиную пока не заходить, не портить ей «праздник».

— Я не вижу смысла продолжать эти отношения, Оля, — голос Воскресенского звучал устало, но твёрдо.

— Не видишь смысла? — явно не ожидала Ольга Александровна такого поворота событий, она даже не находила слов. — Ты встретил другую женщину?

— Встретил.

Ирка сглотнула. Всё это сейчас говорить уже было не обязательно, таков был первоначальный план — заставить её поверить, заставить паниковать, — но кто же знал, что Ирке так повезёт, поэтому Воскресенский отыгрывал как по нотам. Даже лучше. Или не отыгрывал?

— Я встретил другую женщину, — повторил он. — Она молодая, красивая, умная, смелая. Она словно глоток свежего воздуха. Как же давно я не чувствовал того, что чувствую рядом с ней. Я благодарен за всё, что ты для меня сделала, Ольга. Ты дала мне силы выжить, но она — жить дальше, а не существовать, — остался он верен себе, не опускаясь ни до оскорблений, ни до обвинений.

— Ты уходишь к своей секретарше? — как смогло, дошло до ограниченной твари, что хотел сказать ей муж.

— Нет, это ты уходишь, Оля. Мы разводимся, — ответил он.

— Я не дам тебе развод! — взвизгнула она.

Повисла пауза. Чёрт, лицо Воскресенского сейчас хотелось видеть, наверняка оно было очень выразительным и очень доходчиво объясняло супруге, куда она может пойти со своим «не дам».

— Ты никогда не получишь яйцеклетки своей жены! — пошёл в ход крайний аргумент, ради которого всё и затевалось.

— Мне они больше и не нужны, — равнодушно ответил Борис Викторович. — Я слишком устал гоняться за призраками. Можешь делать с ними что хочешь. Они ведь по закону твои.

— И ты позволишь, чтобы какой-то другой мужик стал отцом ребёнка твоей жены?

— Да, я позволю. Моя жена давно умерла. Но у меня есть сын. Вот его дети и станут мне утешением в старости.

У Ирки запекло где-то под ложечкой от его слов. А ведь он, правда, готов потерять то единственное, ради чего жил эти девять лет, действительно многое переосмыслил и всё это уже не план — это его жизнь, такая как есть, и его обдуманное решение.

— Я… Я… — не находила слов Ольга.

— У тебя есть столько времени, сколько потребуется, чтобы собрать свои вещи. Делить имущество мы не будем, его у меня просто нет — всё принадлежит сыну. Это бумаги.

Ирка встала в проёме двери, оставив контейнер за шторой. Воскресенский достал из своей потёртой папочки бумаги. Что у него с собой будут документы о расторжении брака, даже она не ожидала.

— Нет, я же сказала, — порвала их Ольга Александровна и швырнула ему в лицо.

Воскресенский покачал головой и достал ещё один экземпляр.

К сожалению, то, что Ирка планировала как фарс, далось ему куда труднее, чем она ожидала.

Он и правда словно умер. Простился с иллюзиями, отпустил последнюю надежду и только что принял реальность, в которой больше нет и не будет женщины, которую он любил.

— Борис, — шагнула Ирка в комнату. Плевать ей было на эту тварь, она хотела обнять человека, которому было сейчас так трудно. Ведь больше его обнять некому. Он потерял всех.

Ирка раскинула руки. Положила его голову на своё плечо. Погладила по спине.

Она ждала в спину оскорблений, визга, грубости. Но её триумф был молчаливым.

Ольга Александровна не произнесла ни слова. Только ручка заскрипела по бумаге, когда она поставила свою подпись.

— Я могу продать тебе её яйцеклетки, — вдруг сказала тётя Оля. Сухо, по-деловому. — Это обойдётся тебе дорого, но ты не бедный человек, Борис, потянешь.

— Сколько? — спросил Воскресенский холодно, освобождаясь из объятий.

— Ну, скажем, миллион долларов меня устроит.

Тут не выдержала Ирка. Её разобрал истерический смех.

— Вот ты тварь, — засмеялась она, а потом посмотрела на эту мерзкую бабу ненавидяще. — Десять лет брака, четыре беременности, но всё, о чём ты думаешь — как бы подороже продать единственное, что у тебя осталось. Десять лет жизни, в достатке, уважении и заботе, но всё, что ты можешь сказать мужчине, с которым их прожила — миллион долларов? Кроме этого, добавить нечего? — кривилась Ирка брезгливо.

— Ну почему же, есть, — усмехнулась тварь. — Я спала с его сыном. Спала тогда и спала сейчас. Он не особо разборчив, но молод, горяч и хорош в постели. — Она повернулась к Воскресенскому. — Ты думаешь, я не догадалась, что как только рожу, ты отберёшь у меня ребёнка и выгонишь? Только не говори, что у тебя