Тверской баскак. Том 4 - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его иносказания мне уже поднадоели, и я спросил прямо.
— Да скажи ты уже, что предлагаешь⁈
— Смотри, — тут же начал Калида, — на нас сейчас точат зуб три Великих князя из трех! Многовато! А вот ежели организовать свадьбу Василия Московского со Смоленской княжной, да собрать на торжество в Москву отца невесты и старших братьев жениха, то там за пиршественным столом и помириться не грех. Тем более, что все знают, ты большой мастак уговаривать!
Отрываясь от воспоминаний, смотрю на открывающиеся ворота Московского кремля и выезжающую навстречу пышную кавалькаду всадников. Впереди сам юный Василий Ярославич. Розовощекий с едва пробивающимися усиками, он пышет энергией и молодым задором.
Улыбнувшись, я не могу удержаться от иронии.
«Надеюсь, юная красавица княжна — это то, что тебе больше всего сейчас нужно!»
Глава 2
Март — Июнь 1255 года
Кроме меня и князя Василия, за столом сидит только ближний княжий боярин Анцифер Рогович. Все молча заняты едой, и лишь изредка кто-нибудь из них бросает взгляд в мою сторону. По тому, сколько всего выставлено на стол, меня явно пытаются удивить. Кулинарная слава Твери уже гремит по всей Руси, вот и на Москве постарались не ударить в грязь в лицом. Тут и молочный поросенок, и запеченный гусь, и белорыбица, но все пресновато, поскольку из всех приправ только соль. Сразу видно, что здесь еще не избалованы едой, и главное для московских гурманов по-прежнему остается в количестве.
Отложив нож и двузубую вилку, пробую хмельной мед. Сладковатая брага больше бурлит в животе, чем ударяет в голову, поэтому отставляю кубок и с улыбкой обвожу взглядом хозяев.
— Все-то у тебя замечательно, княже, и еда вкусна, и дом полная чаша. Все есть! Пожалуй, только хозяйки в твоем тереме и не хватает!
Юный князь не сразу понял, о чем я, а вот Анцифер тут же встрепенулся.
— Хозяйку в дом взять — не поле перейти! Для такого князя, как Василий Ярославич, не всякая подойдет.
— Вот и я о том же, — мгновенно подхватываю тему, — мало нынче на Руси осталось достойных фамилий, с кем Московскому князю и породниться не в стыд.
Выдержав паузу и дав закипеть интересу, продолжаю.
— Многие все больше на Литву да на запад смотрят. Вон, возьмите хоть Глеба Смоленского. Мало того, что сыновей на литвинках переженил, так и младшую дочь свою Марию тож сыну Войшелка хочет отдать. Этой осенью уже повенчать собираются.
Василий тут же проявил интерес.
— А что, красивая ли княжна-то⁈
Я не тащу сразу, а даю закусить наживку по-настоящему.
— Говорят, красавица писаная! Этой зимой Константин Полоцкий битый час мне расписывал про нее. Мол глаз не оторвать, и лицо, и стать! А идет, будто лебедь белая, плывет по глади. Он бедолага сам сватался к ней, но Глеб Ростиславич ему отворот поворот дал, и стар мол, да и родом не вышел. — Усмехнувшись, осуждающе качаю головой. — Ему жениха великокняжеских кровей подавай! Вот на внука Миндовга и заглядывается.
— Неужто на Руси ему не хватает князей родовитых⁈ — Василий обиженно кривит губы, и я тут же подхватываю.
— Вот и я ему о том же! Ты глянь по сторонам, говорю ему, глаза открой! Вон, к примеру, Василий Московский… — Глядя прямо в глаза князю, подсыпаю лести. — И лицом пригож, и умом светел! Чем тебе, говорю, не жених⁈
— Так и что же, Глеб Ростиславич…? — Впервые подал голос Анцифер, и я тут же поворачиваюсь к нему.
— Задумался Смоленский князь! — Мой взгляд уперся прямо в глаза боярина. — Как про Василия услышал, так и задумался! А я ему втолковываю, чего же кровинушку свою любимую супостату неверному отдавать, коли вон на Москве свой православный князь есть. С ним-то завсегда сладить проще, да и чадо свое увидеть сможешь на ярмарках тех же.
Специально замолкаю на этом, и Василий тут срывается.
— Ну и как, согласился он али нет⁈
Подержав еще пару секунд томительную паузу, я все же выдаю.
— Сказал, что породниться с Ярославичами он был бы рад, да вот с литвинами уже предварительно сговорился. От них официальное предложение в июне ждут. После него князь уж слово свое не порушит, а вот ежели от Москвы сваты ранее приедут, тоды литве и отказать можно.
Вижу, как Василий бросает почти умоляющий взгляд на своего наставника, и понимаю, что старший брат держит младшего на коротком поводке, и все здесь зависит от всесильного боярина.
Тот, огладив бороду, покачал головой.
— Такое дело с кондачка не решается. Надоть сначала во Владимир гонца отправить и разрешение от Великого князя получить.
Про разрешение это он зря сказал. Четырнадцатилетний подросток мгновенно разорвал все правила этикета и вырвался из московского государя.
— Неча мне у брата спрашивать! Жениься али нет — это мое, а не его дело!
С пониманием посмотрев на князя, я как бы с искренним огорчением все же соглашаюсь с боярином.
— Со старшим братом посоветоваться, это да…! Надо, надо посоветоваться! Тока до июня тоды не успеть. — Подумав, добавляю равнодушных интонаций. — Ну что уж поделаешь, коли так. Нет, так нет! Пущай красавица смоленская уплывает в Литву.
Взгляд Василия резанул по лицу своего наставника, а в голосе прорезались стальные нотки.
— Анцифер!
Этот крик души пробил-таки броню старого боряина.
— Я что…! — Он примирительно развел руками. — Коли так, то…
В этот момент дверь в горницу резко распахнулась, и на пороге застыл московский тысяцкий Бажен Волчич. На его лице застыла крайняя степень тревоги.
— Там гонец с Рязани… На Тверь мчал… Говорит, татары на них идут!
* * *
Рязанский посланец стоит посреди горницы. Он весь в грязи, и с его мокрых сапог натекла здоровенная лужа, но никто не обращает на это внимание. Мы все вчетвером внимательно слушаем гонца, а тот сбивчиво и с придыханием рассказывает.
— Еще зимой от мордовского князя Ропши приезжал человек, сказывал, что некий царевич Аланай собирается по весне в набег на Рязань. От него мол люди приходили к Ропше, звали его с собой, но тот отказал им. А ныне по весне с Ельца уже народ побежал, и дозоры доносят, что на среднем Дону большая орда собралась.
Слушаю
