Основы гуманной педагогики. Книга 2. Как любить детей - Шалва Амонашвили
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что есть Любовь? – спрашиваю я у Книг Жизни.
Они мне отвечают:
Любовь есть ведущее, творящее начало всего сущего на Земле и во Вселенной.
Любовь есть истинная реальность.
Великая Любовь заложена в основании Космоса. Ею пронизано, ею движется всё, что только существует в виде Добра и Красоты, Созидания и Восхождения, Вечности и Беспредельности, Видимого и Невидимого, Проявленного и Непроявленного.
Земля сотворена Любовью и для Любви.
Человек создан для постижения Любви, для возвышения до её вершины, создан для того, чтобы научился он Любить и творить по законам Любви.
Любовь есть двигатель расширения сознания.
Через Любовь люди найдут своё место в Космосе.
Любовь нужна для пути в Беспредельность.
Любовь есть ключ к пониманию необходимости движения.
Без Любви нет продвижения и невозможно понять движение.
Любовь есть венец Света.
– Что может сделать Любовь? – спрашиваю я.
Книги Жизни отвечают:
Любовь может созидать миры.
Любовь строит храмы.
Любовь и знания все преодолеют.
Любовь – мощь преодоления.
Любовь – целебный родник неиссякаемый.
Любовь укажет границу установления Новой Жизни.
Каждый предмет изучается только при Любви.
Каждая трудность побеждается только силой Любви.
Никакое рассуждение не даст того огня, который возжигается искрою чувства Любви.
– Скажите мне о качестве Любви! – прошу я у Книг Жизни.
Они объясняют:
Нужно, прежде всего, осознать беспредельность Любви: она, как и Вера, как и Преданность, не имеет границ.
Любовь, могущая двигать мирами, не походит на любовь над болотом, где гниют кости пережитков.
Любовь, Подвиг, Труд, Творчество хранят восходящее стремление. Смотрите, какие прекрасные привходящие понятия они заключают в себе: какая же Любовь без самоотвержения, Подвиг без мужества, Труд без терпения, Творчество без самосовершенствования. Есть любовь задерживающая и Любовь устремляющая. Первая – любовь земная, а вторая – Любовь Небесная. Но какое множество созиданий разрушено первой, такое же множество окрылено второй. Первая знает ограничения пространства и сознания, вторая не нуждается в мерах земных. Она не затруднена расстояниями и суждениями о смерти. Первая знает мир как планету, а перед Второй открываются все миры. Вторая Любовь – Любовь устремляющая – идёт как по физическому миру, так по Небесному, Огненному Миру. Она зажигает сердца для радости высшей и тем нерушима.
Я обращаюсь к Небесам:
– В чем человечество нуждается?
И на меня льётся каскад пожеланий и наставлений, как оживляющий и очищающий майский дождь.
Человечество нуждается в осознании Огня Любви.
Люди даже не замечают, что их подвалы полны злобы.
Сердце, изгнавшее жестокость, познает добро и восполнится Великодушием и Любовью.
Ничего на земле не зажжёт огонь сердца, как Любовь.
Любовью зажжёте свет Красоты, и действием явите миру спасение духа.
Сердце, преисполненное любви, будет творящим, мужественным и устремлённым.
Полюбите каждодневность, она закаляет дух и даёт мужество помыслить о нескончаемости цепи трудовых веков.
Советуем людям Любить и укреплять чувство Преданности.
Помогайте всему, что стремится к усовершенствованию.
Вместо враждебной невежественности лучше явите Любовь к познанию.
Преуспейте Любовью.
Высшая Религия учит не страху, но Любви.
Познавайте, где стремление к Любви и где страхование грехов, где Любовь к восхождению, и где беспокойство сомнения.
Нужно полюбить качество Жизни. Малейшая утрата качества подавляет все поступательные движения.
Пылайте Сердцем и творите Любовью.
Пусть внутри Сердца теплится Лампада Любви.
Это не красивые фразы, а сокровенные знания. Я не в состоянии разобраться в них до глубины, до полной ясности. Но моё сердце чувствует, что Бог всё измеряет Любовью, каждого земного человека проверяет по тому, смог ли он научиться любить ближнего своего, смог ли он возвыситься до любви врагов своих.
Небеса проводят мне экзамен, их очередь задавать мне вопросы.
Они спрашивают:
– Когда человек преисполнен Любовью, разве существует препятствие?
– Нет, конечно! – отвечаю уверенно.
– Но может ли Любовь существовать с предательством?
– Нет! – восклицаю я.
– Где она – Любовь творящая?
– Во мне, во мне! – твержу я.
– разве можно пребывать в злобе, убийстве, в обмане среди величия миров?
– Нет, нет… Грех, позор!
– Но что же среди земных средств может противостоять тьме?
– Только Любовь, только Огонь Любви! – радуюсь я.
– Какая Огненная Любовь вселится в искушённое сердце?
– Никакая, никакая…
– Может ли полюбить сердце, в котором злоба и жестокость.
– Нет, не может…
– А сомнение?
– Там, где истинная Любовь, нет места сомнению…
– А если осуждение?
– Там, где зарождается осуждение, нет полной любви.
– Если земная любовь уже творит чудеса, как же умножает силы Небесная Любовь?
Я ищу меру: может быть, стократно, может быть, тысячекратно? И догадываюсь:
– До беспредельности…
– В чём твоё оружие?
Отвечаю без запинки:
– В Совершенной Любви.
Жду: скажут ли мне Небеса, как я прошёл экзамен. Но Небеса молчат.
Видимо, я должен догадаться сам: какая есть во мне Совершенная Любовь.
Мой клубок любви
Что я вынес из прошлого?
В детстве я не раз наблюдал, как бабушка из овечьей шерсти пряла нить и накручивала в клубок. Он рос и становился всё больше и больше, как детский мяч, а потом заканчивалась шерсть.
Из прошлого я вынес вот этот клубок, но не шерсти, а любви. Я и впредь буду наматывать на него опыт любви, насколько позволят мне жизнь и силы.
Что в этом клубке, какие выводы, какие обобщения?
Я отдаю отчёт тому, что моя любовь вовсе не совершенна. И вообще я только начинаю карабкаться по лестнице Иоанна Лествичника; потому до тридцатой – вершинной ступеньки, которая знаменуется Совершенной Любовью, мне уже не успеть подняться.
Тем не менее, в моём клубке любви есть нечто такое, что позволяет мне дарить детям уроки, общаться с учителями, писать книги, высказывать свои мысли и верить.
Да, я верю, что мир сотворён Творцом-Богом. Верю, может быть, больше, чем тот, кто верит, что мир есть случайное производное от хаоса.
Историческая культура моего грузинского народа привела меня к Православному Христианству. Потому мне близки и понятны идеи христианской Любви, и я стремлюсь к ней.
Учусь любить ближнего.
Учусь любить врагов своих. Хотя давно уже никого не воспринимаю как врага своего.
Учусь прощению и просить прощения. Давно простил всех, кто когда-либо причинял мне зло, и попросил прощения у всех, кому, может быть, я причинил зло. Хотя с верою могу повторить слова Януша Корчака: «Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается».
В моём клубке любви есть особая полоска, которая вплетается в мою жизнь с начала 50‑х годов: эта цветная, голубая, как мечта, полосочка есть моя сознательная любовь к детям. Вначале она зарождалась как чувство, которое привязывало меня к ним, а со временем совершенствовалось как искусство.
Я всё глубже познавал мудрость:
Любовь надо нести детям с любовью, красиво и изящно, чтобы они приняли её и воспитывались.
Учительская, Педагогическая любовь более утончённая форма Любви, чем даже, пусть не сердятся на меня, Родительская Любовь. Она требует для своего проявления огромных душевных усилий и мудрости сердца.
В ком уже есть любовь к детям, к тому, при старании, придёт и искусство их любить, т. е. понимание того, как их нужно любить. В ком нет любви к детям и стремления полюбить их, тот пусть не ждёт посещения мудрости педагогической любви.
Кто откровенно не любит детей, тому мудрость любви не достанется. Он сделал бы доброе дело, если покинул бы работу, которая навязывает ему общение с детьми.
Мудрость находится внутри самой любви к детям, а не вне её.
Потому мудрая педагогическая любовь не технологизируется, методически не выстраивается, не расписывается по пунктам, а познаётся сердцем.
Я пристал к одному учителю со своими вопросами:
– Вы любите детей? – спросил я.
– Да, конечно… – ответил тот.
– Как вы их любите?
– Как все…
– Этого мало.
– А как ещё надо их любить? – спросил учитель.
– Так, как любил Сухомлинский…
– А как он любил?
– Любил, как Корчак…
– А как Корчак любил?
– Как Песталоцци…
– Ну а Песталоцци как любил?
– Любил он детей нежно, искренне, преданно, постоянно, без оглядки, любил с радостной улыбкой на лице или со слезами сострадания на глазах…
– Кошмар какой-то… – сказал учитель.
