1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных - Роберт Кершоу

«…моя группа армий окажется разодрана на три части: одна группа сил с танковой группировкой Гудериана будет развернута на юго-восток к группе армий «Юг» (Рунштедт), одна группа без танковых сил направлена на Москву, 1-я танковая группа Гота должна быть повернута на северо-восток и переподчинена группе армий «Север» (Лееб)».

Для опытного командующего, неуклонно следовавшего выполнению единой задачи, подобное разделение сил было возмутительным проявлением дилетантизма в вопросах стратегии. Разрыв между директивой и реальностью был изначально заложен в плане «Барбаросса». Рассогласованность оперативного и тылового планирования проистекала из чисто идеологических установок фюрера, что, дескать, «одного хорошего удара хватит, чтобы Советский Союз развалился, как карточный домик». Изданная в декабре 1940 года директива № 21 представляла собой самое общее описание предстоящих операций. Она предполагала выход германских войск на линию Архангельск — Астрахань — своего рода пограничный барьер между европейской и азиатской частью России. В плане отсутствовала единая стратегическая цель, зато были определены три первостепенных задачи: овладение углем и сталью Донбасса на юге, столицей СССР Москвой — на центральном участке фронта, и Ленинградом — на северном. Для выполнения каждой задачи выделялось по одной группе армий, располагавшей ударным танковым кулаком. Как правило, не бывает такого плана, который в процессе выполнения не подвергался бы изменениям, и сложнее всего при этом не упустить из виду главное.

В начале августа 1941 года фюреру и ОКВ предстояло принять беспрецедентные по важности решения. Ни одна из предыдущих кампаний не затягивалась столь надолго, как эта. Обер-ефрейтор Эрих Куби из 3-й моторизованной дивизии вспоминает, как один унтер-офицер из пехоты больно огорчался, что «мы не несемся сломя голову вперед, как в Польше или во Франции, стало быть, в 5 недель нам явно не управиться». Блицкриг в Западной Европе и Скандинавии продлился полтора месяца, Польшей овладели за 28 дней, Балканами — за 24, а Крит стал немецким уже 10 дней спустя.

2 августа был перейден водораздел — истекли 5 недель. Вермахт успел привыкнуть к победам, пусть ценой внушительных потерь, но зато победам скорым. Если отвлечься от пропагандистской шумихи, никто из рационально мыслящих людей в рейхе всерьез не верил, что с Россией можно покончить за те же 6 недель. Однако темп наступления замедлился. В ставке фюрера все чаще проявляли нерешительность. Нет, внезапный удар вермахта получился сильным, но не сокрушительным.

Генерал Гальдер в своем военном дневнике не упоминает о психологическом барьере в 6 недель, первоначально отведенных на кампанию в России. Он лишь отмечает «сложную» ситуацию с обувью и обмундированием, он пишет о необходимости доставки зимнего обмундирования, о замене износившейся за лето матчасти, о необходимости пополнения частей личным составом — с некоторых пор потери превышали пополнение. Так, группа армий «Юг» получила пополнение лишь 10 000 человек, вместо 63 000 выбывших, потери групп армий «Центр» и «Юг» составили 51 и 28 тысяч соответственно.

После полутора месяцев кампании генерал-фельдмаршал фон Бок досадовал по поводу сложностей с запиранием Смоленского котла. «Наши силы удерживать кольцо почти на исходе», — писал он. А всего лишь год назад во Франции… Фон Бок отмечает и первые признаки разрушительного нервного напряжения, «…скверно и то, что нервы у облеченных немалой ответственностью лиц также начинают пошаливать…» Победа близка, но какова будет ее цена? Всем ясно, что обойдется она недешево. «Поездка в 8-й и 5-й армейские корпуса. И один, и другой понесли серьезные потери, в особенности по части офицерского состава, но присутствует гордость достигнутыми успехами», — с удовлетворением отмечает фон Бок.

Немецкого солдата теперь занимала не столько победа, сколько тяжелый и долгий путь к ней. 19 августа один солдат 35-й пехотной дивизии писал домой:

«Сегодня воскресенье, но разве здесь отличишь один день от другого. Мы снова продвинулись вперед километров на 50 юго-восточнее. Сейчас мы — часть армейского резерва. Самое время отодвинуть нас в тыл — мы только в нашей роте потеряли 50 человек. Так больше нельзя — мы просто не выдержим. У нас обычно на противотанковое орудие приходится четверо, но вот два дня назад в одном серьезном бою приходилось управляться вдвоем, потому что остальных двоих наших ранило».

Германский офицер с интересом рассматривает снаряд 76-мм пушки танка Т-35

Затяжка кампании вызывала неприятные ассоциации с армией Наполеона. Некий ефрейтор из транспортного батальона писал: «Если мы увязнем тут на зиму, ничего хорошего от русских нам ожидать не следует». Другой солдат из группы армий «Центр» 20 августа сетовал: «Потери жуткие, не сравнить с теми, что были во Франции». Его рота, начиная с 23 июля, участвовала в боях за «танковую автостраду № 1». «Сегодня дорога наша, завтра ее забирают русские, потом снова мы, и так далее». Победа уже не казалась столь недалекой. Напротив, отчаянное сопротивление противника подрывало боевой дух, внушало отнюдь не оптимистические мысли.

«Никого еще не видел злее этих русских. Настоящие цепные псы! Никогда не знаешь, что от них ожидать. И откуда у них только берутся танки и все остальное?!»

Унтер-офицер Вильгельм Прюллер из моторизованного полка, присланного в поддержку 9-й танковой дивизии (группа армий «Юг»), на исходе шестой недели кампании вынужден был собрать в кулак все свое мужество и веру в скорую победу — 4 августа его батальон потерял четверых офицеров, а всего 14 человек убитыми, 47 ранеными и двоих пропавшими без вести. И это всего за сутки!

В Темовке его капитан был убит выстрелом в голову в двух шагах от Прюллера. В тот же день погиб и близкий друг Прюллера Виммер из соседней роты. «От души соболезную его жене», — запишет Прюллер в дневник, — к тому же ей рожать в октябре». Виммер, по словам Прюллера, вообще был «занятный парень», он непоколебимо верил в то, что «с ним никогда и ничего не случится». Не повезло и еще одному другу Прюллера, Шоберу. «Осколок мины вошел в голову чуть ниже левого глаза, он погиб на месте». За пару мгновений до этого на месте Шобера находился Прюллер, но вовремя отошел. Кроме того, в этом злополучном месте погибли еще трое бойцов роты, которых Прюллер хорошо знал. А всего за пять недель кампании их батальон потерял 350 человек. Год назад в это же время они праздновали победу над Францией. Прюллер далее пишет:

«В 10 часов вечера я лег, усталый как собака. Какой жуткий день! Но мне вновь повезло. Сколько же еще будет так везти?»

Опасения фон Бока по поводу того, что «в данный момент части армии рассеяны по обширной территории», отражали небывалые размах и продолжительность кампании. В 1939 году в Польше длина линии фронта колебалась от 320 до 550 километров. С эшелонированием в глубину 41 пехотной и 14 танковых дивизий не было, и кампанию удалось завершить уже 28 дней спустя. Весной 1941 года в Югославии и Греции воевали 33 дивизии, из них 15 танковых и моторизованных. Вести наступление приходилось на узких участках, но глубина достигала местами 1200 километров. 24 дня спустя кампания завершилась. Май 1940 года стал пробным камнем вермахта. Три армейских группировки, насчитывавшие 94 дивизии, включая 10 танковых и 46 остававшихся в резерве, наступали на фронте длиной в 700 километров через Бельгию, Голландию и Францию. Спустя 6 недель кампания была триумфально завершена. Но весь предшествующий опыт, все предыдущие операции не идут ни в какое сравнение с тем, чего потребовала от нас кампания в России.

Замена пробитого на русской дороге колеса. Вероятнее всего, автомобиль принадлежит к дивизии войск СС «Мертвая голова»

Предусмотренная планом «Барбаросса» длина линии фронта в 1200 километров растянулась в течение полутора месяцев до 1600 километров. На сей раз в распоряжении вермахта было 139 дивизий. Кроме того, в России пришлось задействовать больше танковых и моторизованных соединений, чем во Франции, но не следует забывать, что 19 танковых дивизий «съежились» по численности. К концу осени 1941 года длина линии фронта увеличилась чуть ли не втрое и включала теперь Карельский полуостров и территорию бывших стран Балтии, растянувшись почти на 2800 км от Белого до Черного моря. С самого начала кампании в России серьезную проблему представляло ориентирование на местности и отсутствие нормальных дорог. Макс Кунерт, унтер-офицер кавалерии, едва перейдя границу Советского Союза в июне месяце, заявил:

«Приходилось быть очень и очень внимательным, чтобы не сбиться с дороги… Здесь дорог в европейском понимании нет и в помине, а просто проселки от гусениц наших танковых и других колонн».