Дом девушек - Андреас Винкельманн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как я уже сказал, мне очень жаль. Приходится разрываться.
– Ладно, оставим это. Просто скажите, что же все-таки случилось.
Тен Дамме выражался сдержанно и культурно, не выказывая беспокойства или возмущения, как человек, привыкший говорить на публику и словами отстаивать свое достоинство.
– Вам принадлежит дом по адресу Айленау, тридцать девять «бэ», так?
– Нет, не так.
Вот тебе раз!
– У меня другая информация.
– В таком случае ваши источники лгут. Мне принадлежит лишь один этаж. Четвертый, если быть точным.
Йенс сделал соответствующую пометку в блокноте.
– Кому принадлежат остальные этажи?
– Этого я не знаю. Конечно, собственники входят в сообщество, но этими вещами ведает мой адвокат. И к слову, позвольте узнать, имею ли я право пригласить его?
Йенс поджал губы.
– Это зависит от вас. Вы здесь лишь в качестве свидетеля.
– То есть меня ни в чем не обвиняют?
– Нет.
– Тогда я пока обойдусь без поддержки.
– Хорошо. Вы сдаете комнаты на этаже посредством интернет-сервиса, так?
– Все верно.
– Скажите, вы сдавали комнату девушке по имени Вивьен?
– Должен признаться, я не проверяю бронирования и не взаимодействую с постояльцами. Все происходит в автономном режиме, что и делает систему такой успешной.
– Поставим вопрос иначе: вы знакомы с Вивьен?
– Я не знаком ни с какой Вивьен. Вы можете назвать ее фамилию?
– Нам это пока неизвестно, – вынужден был признать Йенс, на что тен Дамме чуть насмешливо вскинул брови.
– Вот как, – произнес он. – Что ж, на данный момент из всех постояльцев я знаком лишь с одной. Лени Фонтане. Мы познакомились на приеме, организованном издательством «Нью-медиа». Перекинулись лишь парой слов. Надеюсь, у нее всё в порядке?
Йенс вглядывался в него. В том, что тен Дамме добровольно сознался в знакомстве с Лени Фонтане, не было ничего удивительного. В конце концов, это легко проверить.
– Да, с ней все хорошо. Сегодня она обратилась в полицию с заявлением об исчезновении человека. Вивьен – ее подруга, и фройляйн Фонтане считает, что с ней могло что-то случиться.
– И поэтому полиция обыскивает мою квартиру и без всякого на то основания находится в моем доме? Должен сказать, это меня несколько удивляет и злит.
– Как-никак речь идет о человеческой жизни, – заметил Йенс.
– Да, я понимаю. Но это Гамбург. Если с этой Вивьен, которую вы знаете лишь по имени, действительно что-то случилось, это могло произойти где угодно, не так ли? Почему полиция первым делом заявляется ко мне?
Йенс понял, что ничего не добьется от тен Дамме, если не посвятит его в подробности.
– Помимо Вивьен, пропали еще две девушки, – признался он.
– Что? И они тоже проживали у меня?
– Все они бронировали комнаты онлайн и путешествовали в одиночку. Это немаловажное сходство.
Тен Дамме, подавшись чуть вперед, пристально посмотрел на Йенса.
– Эти девушки проживали у меня? – повторил он вопрос.
– Мы пока не знаем этого, – признался комиссар.
– Очевидно, вы многого «пока не знаете».
Тен Дамме снова откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Йенс обратил внимание на его левую кисть без мизинца.
– Ваши действия представляются мне весьма поспешными. Вы хотя бы подумали, каковы будут для меня последствия, если разойдутся слухи?
– А что за слухи могут разойтись?
– Герр комиссар, пожалуйста, оставьте эти шуточки, или я просто встану и уйду. Полагаю, мой адвокат будет рад инициировать разбирательство против вас.
– Поначалу вы говорили, что рады оказать помощь…
– А вы поначалу говорили, что я здесь в качестве свидетеля. Или мой статус уже поменялся?
Их взгляды скрестились точно клинки. Этот тен Дамме оказался крепким орешком, и так просто его было не запугать.
– У вас есть белый фургон?
– Что?.. Нет. С чего вы так решили?
Йенс заметил, как тен Дамме чуть замешкался перед ответом, впервые с момента их встречи. Возможно, он был не вполне честен?
– Может, вы время от времени ездите на нем?
– К чему вы клоните?
– Просто ответьте.
– Нет, я не езжу в белом фургоне… Всё. Думаю, с меня хватит, и завтра утром я посоветуюсь со своим адвокатом.
– Как я уже сказал, это ваше право. Позвольте еще вопрос. Вы не плаваете в лодке по каналам города?
– Плаваю, причем регулярно. В байдарке, если быть точным. Но какое это имеет отношение к пропавшей девушке?
– Одна из девушек обнаружена на дне канала, обернутая в проволочную сетку.
Тен Дамме уставился на Йенса жестким, непроницаемым взглядом. У него лишь дрогнул уголок рта, но выражение лица осталось неизменным. Наконец он поднялся.
– Мы закончили?
– На сегодня – да. Но я попросил бы вас оставаться на связи.
– Через моего адвоката.
– Позвольте полюбопытствовать, как вы потеряли мизинец?
Тен Дамме взглянул на свою левую руку, словно хотел убедиться, что на ней действительно недостает мизинца.
– Это давняя история, – ответил он. – Почему вы спрашиваете?
Йенс улыбнулся:
– Просто так.
Он взглядом дал понять тен Дамме, что спрашивал не из праздного любопытства. При этом Йенс не собирался раскрывать предысторию своего вопроса. Пусть тен Дамме сам поразмыслит над этим и – если за убийствами действительно стоял он – задумается, насколько близко Йенс к нему подобрался.
Не проронив больше ни слова, тен Дамме вышел за дверь. Йенс откинулся на спинку стула и задумался, поигрывая шариковой ручкой.
В дверь постучали, и в комнату заглянул коллега.
– Мне нужна первая кабинка, – проворчал он. – Долго там будет сидеть этот бездомный?
– А, черт! – выругался Йенс и вскочил со стула.
В суматохе он совсем забыл о Фредерике Фёрстере. Прошло не меньше часа, а к нему, наверное, никто даже не заглянул. Впрочем, наверняка Фредди только рад был посидеть в сухом помещении…
Йенс задумался, как отблагодарить бедолагу за сотрудничество. И у него была идея на этот счет.
4– Я могу еще что-то для вас сделать, фройляйн Фонтане?
Зеекамп встал почти вплотную к Лени. Его рука вдруг оказалась возле ее лица, и пальцы коснулись щеки.
– Представляю, какой тяжелый у вас выдался день… Если хотите, я могу еще немного побыть с вами.
Зеекамп не только проводил ее до четвертого этажа, но настоял на том, чтобы войти вместе с ней в комнату, и Лени не знала, как от него отделаться, не показавшись при этом грубой.
Ну почему ей так трудно было сказать, что она думала и чувствовала? Ведь у других это не вызывало проблем. Но Лени все держала в себе, потому что всегда заботилась о том, чтобы никто не подумал о ней плохого. Тем самым она копировала поведение своей мамы: для нее было важно сохранять видимость благополучия и не давать людям в их маленькой общине повода для слухов. Поэтому она всегда что-нибудь придумывала, когда у нее на лице оставались отметины папиных нападок. Конечно, окружающие знали, что к чему. Всегда это знали. Но, вероятно, дело было в другом. Мама пыталась убедить саму себя.
Лени сознавала, что если ничего не предпримет, Зеекамп пойдет и дальше. Воспримет ее сдержанность и робость как согласие, хотя любому мужчине, обладающему хотя