Югославия в XX веке. Очерки политической истории - Коллектив авторов

4 Pančur A. Nastanek političnih strank // Slovenska novejša zgodovina Zv. 1.1848–1992. S. 34.

5 Gestrin F., Melik V. Slovenska zgodovina od konca XVIII stoletja do 1918. Ljubljana, 1973. S. 281.

6 Чуркина И. В. Национальный вопрос в программах словенских партий накануне Первой мировой войны. // На путях к Югославии: за и против. Очерки истории национальных идеологий югославянских народов. Конец XVIII – начало XX вв. М., 1997. С. 273–275.

7 Gestrin F., Melik V. Op. cit. S. 305; Чуркина И. Национальные программы словенских партий накануне первой мировой войны. // Европейська полiтика: вiд регiональних конфлiктiв до Першоï свiтовоï вiйни. Чернiвцi. 1995. С. 49–50.

8 Ненашева З.С. Идейно-политическая борьба в Чехии и Словакии в начале XX в. М. 1984. С. 29.

9 Pleterski J. Op. cit. S. 20–21.

10 Vodopivec P. Op. cit. S. 119.

11 Pančur A. Politično življenje po volilnih reformah // Slovenska novejša zgodovina Zv. 1.1848–1992. S. 40.

12 Ibid. S. 41.

13 Vodopivec P. Op. cit. S. 148.

14 Gantar Godina I. Neoslavizem in Slovenci. Ljubljana. 1994. S. 11–12.

15 Ibid. S. 133–143.

16 Чуркина И.В. Образование партийно-политической системы в Словении (90-е гг. XIX в. – 1914 г.) // Человек на Балканах. Государство и его институты. Гримасы политической модернизации (последняя четверть XIX – начало XX в.). СПб., 2006. С. 95.

17 Melik V Ivan Hribar in njegovi spomini. In: Ivan Hribar. Moji spomini. Ljubljana, 1984. II. Del. S. 637.

18 Gantar Godina I. Op. cit. S. 175.

19 Vodopivec P. Op. cit. S. 147.

20 Vodopivec P. Op. cit. S. 149.

21 Gestrin F., Melik V Op. cit. S. 318.

22 Ibid. S. 323.

23 Vodopivec P. Op. cit. S. 153.

24 Vodopivec P. Op. cit. S. 154.

25 Rahten A. Zadnji slovenski avstrijakant: Prispevek k politični biografiji dr. Ivana Šušteršiča // Zgodovinski časopis 53.1999. N 2. S. 198.

26 Vodopivec P. Op. cit. S. 159.

27 Rahten A. Op. cit. S. 198–200.

Глава 6

Босния и Герцеговина

Оккупационный режим. Международно-правовыми документами, регламентирующими статус Боснии и Герцеговины (БиГ) после 1878 г., являлась ст. 35 Берлинского трактата, определившая рамки австро-венгерского оккупационного мандата как право занятия и владения ее территорией, и так называемая Новипазарская конвенция (21 апреля 1879 г.), разрешавшая Австро-Венгрии разместить свои гарнизоны в Новипазарском санджаке.

В период от оккупации до аннексии (1878–1908) государственно-правовой статус БиГ был «правовой аномалией»: формально она оставалась османской провинцией, султан и далее являлся ее легитимным сюзереном, в то время как реальная власть принадлежала Австро-Венгрии. В формально-правовом поле Габсбургской монархии Босния и Герцеговина не вошла ни в состав Цислейтании (Австрии), ни в состав Транслейтании (Венгрии), а была выделена в особую, третью единицу империи, принадлежащую короне Габсбургов и управлявшуюся совместно правительствами Австрии и Венгрии (от их имени административные функции исполняло министерство финансов монархии). Правовая система БиГ не являлась ни австрийской, ни венгерской, жители также не стали ни австрийскими, ни венгерскими подданными. До принятия Конституции 1910 г. БиГ не располагала никакими правами автономии и не участвовала в исполнительной власти монархии1.

В середине XIX в. население БиГ составляло около 1 070 000 чел., из них сербов православного вероисповедания – около 400 000, 328 000 мусульман, около 178 000 римо-католиков и 2 000 евреев-сефардов (проживающих, в основном, в Сараево)2.

Ко времени австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины национальное сознание сербского народа, проживающего на этой территории, уже было оформлено в полной мере. У хорватов процесс национального становления проходил со значительным запозданием. Кроме сербов и хорватов, на территории БиГ после османского завоевания появился еще один тип национального сознания, сформировавшегося сначала как мусульманская религиозная общность, переросшая затем в этническую.

В конце XIX в. национально-культурная борьба сербского народа сконцентрировалась на требовании предоставления церковно-школьной автономии, она носила лояльный характер, ограничиваясь в основном меморандумами к императору (1896, 1897, 1901 и 1902 гг.). Однако на переломе веков культурно-просветительное направление получило новый импульс, когда после обучения в различных университетах империи в БиГ начали возвращаться выпускники – новая сербская интеллигенция. Привнесенные ею идеи получили распространение в сербском обществе, особенно они ощущались в Сараево. Кроме того, активно участвовал в основании различных национально-культурных обществ усиливавшийся торгово-предпринимательский слой сербского народа.

В начале XX в. сербское национальное движение охватило политическую, экономическую и просветительно-культурную сферы3.

Австрийские власти проводили политику, направленную на увеличение католического населения Боснии и Герцеговины. До 1914 г. было создано около 20 колоний католических переселенцев, прежде всего, из Германии и Галиции. Было переселено от 180

000 до 200 000 чел., что было особенно заметно на фоне отъезда местного, преимущественно мусульманского, населения (около 140 000 чел.). В результате переселений количество католического населения выросло с 1879 г. по 1910 г. с 18,08 % до 22,7 %, мусульман – уменьшилось с 38,73 % до 32,25 %, число православных, благодаря стабильности естественного прироста населения, возросло с 42,88 % до 43,49 %4. Сараево в результате переселений превратился в город-космополит: по переписи 1910 г. сербский или хорватский язык считали родным 36 400 жителей, немецкий – 5 246, испанский – 4 875, чешский – 1 702, венгерский – 1 393, словенский – 789, польский – 592, итальянский – 465, албанский – 103, цыганский – 100, румынский – 59, греческий – 39, словацкий – 35, русинский – 34, турецкий – 31, венгерский – 17, английский – 12, арабский – 1 и «иной» – 1 человек5. В школах не было редкостью, когда при общем числе учеников в 40–50 чел. они принадлежали к десяти национальностям и пяти конфессиям.

Еще одной важной мерой австрийской власти стал «закон об обороне» от 4 ноября 1881 г., по которому все мужское боснийско-герцеговинское население, достигшее 20 лет, обязывалось служить три года в регулярной армии[71]. Закон вызвал недовольство мусульманского и сербского населения.

Наконец, австро-венгерские власти потеряли доверие к францисканскому ордену, поскольку тот действовал относительно независимо. В результате заключенного с Ватиканом конкордата францисканцы теряли привилегированное положение – исключительное право на католическую паству БиГ. Теперь на ее территории учреждалась католическая иерархия с архиепископом и кафедральным капитулом в Сараево. Первым сараевским (общебоснийским) архиепископом в 1881 г. император назначил Й. Штадлера, профессора теологического факультета в Загребе, иезуита. Штадлер прибыл в Сараево 14 июня 1882 г. и оставался там до своей смерти в 1918 г.6

Архиепископия, главой которой был назначен Штадлер, поначалу существовала только на бумаге, и первой мерой архиепископа было создание ее материального благосостояния, что и было с блеском выполнено: к 1918 г. она стала одной из богатейших на югославянском пространстве Балканского полуострова. Относительно поддержки властью католической церкви показателен пример распределения средств (в 1907 г.). Для трех религиозных объединений государство выделяло ежегодный бюджет в совокупности в 265 465 крон. Из этой суммы православные получили 78 765, мусульмане -48 000 (вместе – 126 765), а остаток в 138 700 крон предоставлялся католической церкви, в численном отношении значительно меньшей. В результате развития иезуитских и францисканских гимназий приток детей в государственные школы значительно снизился7. Штадлер ежегодно получал плату в 16 000 крон, однако он приобрел 17 зданий для развития общественной деятельности общей стоимостью в 91 783 крон. Средства для сараевской архиепископии, помимо австро-венгерского финансирования, поступали и от различных европейских католических организаций8.

Второй мерой, к осуществлению которой Штадлер приложил всю свою неукротимую энергию, была католицизация православного и мусульманского населения, что вызывало бурные протесты последних и многочисленные демарши Порты в защиту мусульманского населения, нимало, впрочем, боснийского архиепископа не смущавшие и не препятствовавшие ему в осуществлении поставленной задачи. Католическое духовенство в Боснии и Герцеговине, действовавшее совместно с иезуитами и францисканцами, проводило политику вытеснения чувства национальной принадлежности, особенно это относилось к сербам-католикам.

4 июня 1882 г. союзным министром финансов, принявшим непосредственное управление пространством Боснии и Герцеговины, был назначен Беньямин Каллай, на которого император Франц Иосиф возлагал особые надежды. Каллай, по сути, превратил оккупированную территорию в составную часть монархии. Одним из магистральных направлений его деятельности стала замена феодальной турецкой администрации на модернизированную австрийскую, отличавшуюся, прежде всего, развитой системой народного образования и бюрократии (в боснийском обществе сразу же появилось значительное количество учителей и чиновников). Бюрократическая абсолютистская система существовала независимо от населения. Управление, финансы и суд были организованы по австрийскому примеру, немецкий язык стал общеупотребительным как официальный язык системы внутреннего управления в БиГ. Население провинции общалось на «народном языке», определявшемся в официальных документах 1879 г. как «боснийский язык», «сербско-хорватский язык» или «хорватский язык» (последнее, по определению современного боснийского ученого Д. Юзбашича, являлось проявлением рецидива прохорватской агитации клерикальных кругов БиГ9).