Часы любви - Меган Маккинни

Ниалл скрестил руки на обнаженной груди, словно пытаясь сдержать ими собственное раздражение.

– Этого не изменить. Я не собираюсь судить тебя.

Слезы вновь заполнили ее глаза.

– Ну, конечно же нет. Вот почему ваши двери всегда открыты передо мной, вот почему с присущей Тревельянам любезностью вы всегда здороваетесь со мной, когда я вхожу в комнату. – Равенна прикрыла пальцами дрожащие губы. – Конечно же, вы не судите меня, милорд. Вот поэтому вы постарались убедить меня этой ночью, что и я проклята судьбой своей матери, как бы ни хотела другого.

– Я готов биться насмерть, защищая то, что произошло между нами. – Гнев стальными обручами стискивал его грудь, мешал дышать. Угнетенное состояние Равенны и обвинение, горевшее в ее глазах, будили в нем ярость. Он хотел, чтобы она снова лежала перед ним на спине, стонала и прижимала его к самому сердцу… только бы не видеть этот укоряющий взгляд. Равенна не замечала этого, но Ниаллу уже казалось, что он готов сделать все возможное, чтобы стереть эту скорбь. Если он забудет об осторожности, то в припадке безумия может признать ее власть над собой.

– Пожалуйста, расскажите мне об отце и отпустите меня, – лицо ее осунулось и побледнело. По всему было видно, что чувствам Равенны нанесен жестокий удар. Гнев Ниалла достиг точки кипения.

– Если человек, о котором я слышал, действительно твой отец, это лорд Кинейта, замка, расположенного к северу от Хенси. – Ниалл глядел на Равенну, любуясь ее лицом. – Он давно умер, больше мне ничего не известно. О'Руни рассказал мне эту историю в одно из своих светлых мгновений. – Улыбка изогнула уголок его рта. – Если хочешь, попробуй вытянуть из него побольше.

Равенна молчала, но граф угадывал, о чем она думает – о том, чтобы избавиться от него.

– Самостоятельно ты не доберешься до Антрима. Ты это знаешь.

Ему хотелось рассмеяться. Он поймал ее. Он овладел ею, и пусть Господь проклянет его душу, – просто не мог по собственной воле отпустить ее.

– Больше я не буду принадлежать вам. – Равенна гордо дернула головой, глаза ее пылали яростью.

Эти слова заставили его задохнуться.

– Ну как же ты попадешь туда без меня? Я никогда больше не отпущу тебя из замка одну.

Отчаяние исказило ее черты. Он видел, как хочет она метнуться к нему, как хочет потребовать свободы. Равенна была достаточно умна, чтобы понять: он этого не допустит.

– Утром мы поедем в Антрим, – объяснил он негромко, – а сейчас отправляйся в постель. Тебе нужно выспаться. Дорога на север долгая.

– Неужели в моей жизни нет ничего такого, куда вы не сможете засунуть свой нос? Мне не нужна ваша помощь. Я не хочу ее. Но я должна узнать, кто мой отец, а потом могу не видеть вас до конца своей жизни.

Он встал и, наконец, прижал ее к себе, как хотел сделать с того мгновения, когда она встала с постели.

– Я не собираюсь выпускать тебя из замка, не попрощавшись как положено. Смирись с этим. Подумай о тех годах и деньгах, которые я потратил на тебя.

– Я ненавижу вас.

Слова ее прозвучали как вчерашние выстрелы.

Равенна вцепилась в атласные отвороты его халата в отчаянной попытке скрыть наготу.

– Если вы соизволите выпустить меня, я оставлю вас и вы сможете навсегда забыть обо мне.

– Я могу заставить тебя полюбить меня. – Ему хотелось бы проглотить вырвавшиеся слова… такие искренние и отчаянные.

– Вы не способны на это.

Он закрыл глаза, пытаясь успокоиться.

– Ты недооцениваешь меня. Существует множество вещей, которые человек моего возраста способен сделать лучше твоего юнца Малахии.

– Быть может. Но такого не мог сделать ни один мужчина.

Ярость стиснула его сердце. Перчатка брошена.

– Иди в постель, Равенна. Утром мы едем в Антрим. И не бросай мне вызов.

– Я одолею вас.

– Нет, тебе не победить. Я устрою это путешествие в Антрим со всей предусмотрительностью, как устраивал все в твоей жизни. – Потребовалась вся сила его воли, чтобы не закричать на нее. – И ты будешь повиноваться, потому что нуждаешься во мне, и лишь я один могу спасти тебя.

Гнев Равенны был под стать ее ярости.

– Вы не Бог. Вам не под силу проиграть мою жизнь, как партию в шахматы.

– Но кто отберет тебя у меня? Этот жалкий трус Малахия? Мужчина, бежавший, чтобы спасти собственную шкуру? Или ты думаешь, что Гранья притащится сюда, потребует твоего возвращения домой? Ты не знаешь, что эта старуха изо всех сил подталкивала тебя ко мне?

Он вновь заставил ее заплакать. Известие о предательстве Граньи потрясло Равенну. Ниалл хотел, чтобы она осознала свое одиночество. Возле нее теперь останется лишь он один. И Тревельян поклялся себе, что так будет и впредь.

Лицо ее сделалось вдруг отстраненным, сердитым и холодным.

– Я – ваша пленница, – проговорила Равенна охрипшим от отчаяния голосом.

– Прости, но я с этим не согласен, – ответил он.

– И сколько же времени продлится мое заточение?

– Вечно, если я того захочу. Если ты не забыла: я – магистрат. Кто посмеет бросить мне вызов?

– Вы сошли с ума. Чего вы добьетесь?

– Я знаю – чего, – ответил Ниалл серьезным тоном. – Ты будешь моей.

Вырвавшись от Ниалла, Равенна поглядела на него, как на врага.

Тревельяну вдруг показалось, что он и сам ненавидит ее.

– Я хочу, чтобы ты знала: я мечтал только о подруге, чтобы она разделяла мои дни и родила мне детей, которые продолжат мой род после моего ухода. – Признание это далось ему большим усилием. – Такая малая просьба для человека с моими деньгами и властью. Но целых двадцать лет я был лишен этого счастья. За эти двадцать лет я потерял жену, которую, как понимаю теперь, – не любил, – и ребенка, которого вынужден был объявить своим сыном на могильном камне семейного кладбища – хотя зачал его не я. Ум водил меня к алтарю чаще, чем мне хотелось бы вспоминать, но всякий раз сердце останавливало меня в самый последний момент. Жизнь свою я определял рассудком. Я готов был поклясться, что сильнее его ничего нет. Но я никогда не ощущал ничего подобного моим чувствам к тебе.

Если слова эти и тронули Равенну, она не выдала своего смятения.

Он многозначительно кивнул головой.

– Ты никогда не будешь носиться по окрестностям в одной ночной рубашке и устраивать тайные встречи с людьми, желающими моей смерти. Клянусь тебе могилами всех Тревельянов, что если я еще раз увижу Маккумхала возле тебя, то убью его. Застрелю на месте.

Ниалл отвернулся, дав понять, что разговор окончен. Не глядя на нее, он налил себе бренди и вернулся в кресло.

– Возвращайся в постель, Равенна.

– Я не буду спать в вашей постели.

– Если не хочешь, спи на холодном полу, мне все равно. Отсюда ты не уйдешь. Понятно? – Ниалл показал ей большой железный ключ. Интересно, помнит ли она, как он запирал двери, чтобы не вошли слуги. Он сделал это сразу же, прежде чем заняться любовью. Когда он вновь скользнул между простыней, Равенна была более чем готова к продолжению.

Ключ Ниалл положил в карман. Равенна смотрела на него как раненая кошка.

– Хочешь отобрать силой? – пригласил он ласковым голосом.

Равенна коротко вздохнула, ощущая явную безнадежность своего положения. Одарив его едким взглядом, разумно проглотив едкий ответ, она решительно подошла к постели.

– Ступай, бунтуй себе на здоровье, – проговорил Тревельян, следя за тем, как Равенна срывает тяжелое покрывало с постели и направляется с ним в гардеробную. – Но проснешься все равно в моих объятиях.

Равенна замерла у двери, выражая ярость своей окаменевшей спиной. Она со всей силой захлопнула дверь за собой, гнев ее был прекрасен.

Ниалл едва ли не наслаждался им.

Глава 20

Путешествие в Антрим оказалось роскошным и трудным. Роскошным – потому что невозможно было представить лучший экипаж, чем подвешенный на отличных рессорах баркрофтовский английский брогам, которым Тревельян пользовался для дальних путешествий, трудным – из-за ужасных дорог. Ну а кроме того, у нее просто не могло быть спутника более возмутительного, чем Тревельян.

День прошел в молчании. Перед отъездом Тревельян позволил Равенне написать короткую записку Гранье с объяснениями причин отъезда и послал с Гривсом, чтобы тот прочитал послание старухе; после этого оба они затолкали Равенну в экипаж, словно пленницу, каковой она и являлась, и путешествие началось.

Езда в искусно подвешенной на кожаных ремнях карете тем не менее утомляла. Постоянное покачивание досаждало Равенне, и хотя внутри экипаж был обит мягкой марокканской кожей, долгое сидение все же утомляло ее. Когда они добрались до Кулленкросса, Равенна не хотела ничего, кроме горячей ванны и отдыха у очага. Все же это лучше молчания в карете и общества мужчины, сидевшего напротив нее.

Прибытие изысканного экипажа в гостиницу немедленно переполошило всех; начиная от владельца «Гнутой кроны» до конюхов-мальчишек, все стремились угодить им. Высокая седоволосая служанка проводила Равенну наверх в спальню, задрапированную богатым бордовым бархатом. Ей сразу подали еду, однако, когда Равенна сослалась на отсутствие аппетита, женщина немедленно устроила ванну в уголке личной комнаты.