Бестолковая любовь - Ирина Лобановская

Глава 26

Сева до конца дня никак не мог прийти в себя. Катя его ищет… А он — ее… Откуда она узнала про редакцию? Наверное, он сам когда-нибудь рассказывал ей, где редакция располагается. И Катя нашла…

— Расчувствовался! — резко бросил ему Николай. — Сейчас в Москву помчишься… Мы — туда, а она — сюда… Ситуация аховая… Ты вспомни, что Нинка рассказывала! Здесь она была, твоя Катя! Здесь она, а не там! Ты прямо всю душу из меня вынешь!

Сева понимал, что брат прав. И не знал, что делать. Он растерялся окончательно, запутался, мало отдавал себе отчета в своих действиях. И неожиданно решил посоветоваться с Юлей.

Юля слишком часто вспоминалась ему в его дурацком путешествии. Так часто, что он уже привык беседовать с ней и спрашивать у нее совета, как у самого себя.

— Ну, что скажешь? — обращался к ней Сева.

И Юля задумывалась. Прикусывала нижнюю губу. Между бровей появлялась неуверенная в себе морщинка, растерявшаяся от одиночества.

— Я вот что думаю… — начинала Юля.

Дальше начинались фантазии поэта — что бы она могла ему сказать…

Сейчас, едва выслушав рассказ Нины, комментарии Мухина и Арбузовой — куда же без них? — еле-еле дослушав пространный спич младшего брата, Сева ушел в комнату и набрал Юлин сотовый.

— Ау! — ответила Юля.

Она всегда так отвечала.

Падают желтые листья,Тихие, легкие, добрые…Осень скользит по земле… —

прочитал наугад Сева.

— Танка! — обрадовалась Юля. — Это я знаю! Ой, нет, это хокку! Да, Сев, я угадала?

Он засмеялся, очень довольный.

— Рад тебя слышать… А вот еще:

Что-то случилось со мной…Я перепутал пути,Разве так просто идти?

— Да нет, конечно, нелегко! — охотно откликнулась Юля. И встревожилась: — А что такое с тобой случилось? Ты не заболел?

— Нет, — сказал Сева. — Не заболел. А у тебя как настроение?

— Ой, да как! И скучно, и грустно, и некому челку подстричь… — весело отозвалась Юля. — Ремонт тут у нас в центре, небольшой. А ты чем там занимаешься?

— Ищем вот… — вздохнул Сева. — И найти не можем.

— Ты обязательно ее найдешь, да! — убедительно и уверенно сказала Юля. — Обязательно… — И замолчала.

— Почему ты молчишь? — встревожился Сева.

Юля помялась, но врать она не умела и не любила. Была тому не обучена.

— Я ее видела вчера у подъезда… Катю… Она тебя ждала, да… Долго стояла, потом пошла… Медленно и сгорбившись, как на похоронах…

Теперь замолчал Сева.

Он — здесь, а она — там… И что ему теперь делать?..

— Ты когда приедешь? — тихо спросила Юля. — Я уже все книги прочитала, что ты давал…

Да, надо ехать, подумал Сева. Юле книги искать…

— Я не поняла там у Теккерея, — продолжала Юля. — У него написано «роман без героя». А как же Эмилия? Она разве не героиня?

— Ты рассуждаешь как человек современный, живущий в эпоху эмансипации, — пустился объяснять Сева. — Поэтому для тебя «герой» — слово общего рода. А во времена Теккерея «героем» мог быть исключительно мужчина. Женщина считалась чем-то второй степени. Даже когда в девятнадцатом веке какой-то величайший по тем временам реформатор объявил о всеобщем избирательном праве — и это будь здоров был новаторский жест! — то «всеобщее» право подразумевало право голосования сугубо и только для мужчин. Тогда возникать о женщинах — это даже не вопрос. Это было просто немыслимо. Хотя сила женщины и ее власть над мужчиной были огромны во все времена. Вот тебе просто голые факты. У Грозного умерла молодая жена, и вскоре после того он «прославился» как диктатор и психопат. У Сталина в ранней юности умерла девушка. Та же история… И наконец, Клинтон начал бомбить Косово сразу после того, как у него «отняли» Монику…

Юля снова помолчала, осмысливая услышанное.

— Некоторые писатели-мужчины очень точно изображают психологию женщин.

— Да, вот, кстати, тот же Бергман — у него обычно главная героиня — женщина! — вспомнил Сева.

Было минутное замешательство, а потом Юля просто и непосредственно спросила:

— А что написал этот самый… Бергман?

Сева смутился:

— Приеду — расскажу. Что еще нового?

— А я тут сотрясение мозга заработала… — прошелестела Юля.

— Опять?! — ахнул Сева, вспомнив про Будду.

Юля входила в вагон метро, а ей навстречу — какой-то выпивший или обкуренный гопник. Они так неудачно наткнулись друг на друга… И он просто отпихнул Юлю сильной рукой в сторону: мол, не мешайся, с дороги!.. Но она, тонкая сигаретка… Отлетела на полтора метра и головой долбанулась о стенку вагона. Какой-нибудь здоровый тип на ее месте потер бы себе затылок и спокойно поехал дальше, а на стенке отвалилась бы краска. А Юлька сразу осела возле стенки. Правда, поднялась быстро и с помощью сердобольных пассажиров добралась до своей станции.

Только этим дело не кончилось.

Из-за ремонта в учебном центре Юле делать стало особо нечего, и она отправилась прогуляться на Воробьевы горы. Где на нее, зазевавшуюся, налетел велосипедист, тоже какой-то гопник, и свалил с ног…

— Ты когда приедешь? — печально повторила Юля.

— Скоро, — пробормотал Всеволод. — Это не вопрос…

Провожали братьев дружно и весело.

— Юноша, вы молоды, но мудры, а мудрость всегда обречена на неблагодарность окружающих, — неожиданно изрекла Арбузова. — Вы знаете, в каком возрасте умер царь Соломон? В тридцать семь лет! Вы удивлены? Почему-то все всегда уверены, что мудрец из мудрецов Соломон умер, увенчанный сединами, в глубокой-глубокой старости. Сам образ этого царя у нас ассоциируется с имиджем некоего старца. А оказывается — ушел совсем молодым… Хотя такой был мудрейший…

— Не! Севка в тридцать семь не умрет, — заявил Николай. — Я не позволю! А почему он мудрый?

— Потому что не купил себе машину! — огорошила всех детективщица. — С ней — сплошные проблемы! А без нее живи себе спокойно… Киньте в меня помидором, если я не права.

Они говорили о Севе так, словно его самого здесь вовсе не было.

— Ну да! — хмыкнул Николай. — Севка как раз собрался покупать себе русское «рено» — то бишь замечательную машинку «Ока». На другую денег нет. И говорит мне: «У «Оки» масса преимуществ. Навряд ли ее угонят, а меня не будут третировать гибэдэдэшники. Уж придираться к водителю «Оки» — полное извращение, до него даже они не опустятся».

— А если заводить собаку — то йоркширского терьера. С ним не надо гулять, — перебила его хозяйка. — Я вот печенкой чувствую, что тут не так все просто и есть какой-то подвох, о котором мы не знаем. Ведь если Йорк — столь удобная во всех отношениях собачка, почему же ее редко заводят многочисленные собачники? Нам бросается в глаза положительная сторона, но явно существует перетягивающая ее отрицательная — это закон жизни. Кофе хотите? «Маккона»!