Инфицированные - Скотт Сиглер

Тела, связанные воедино колючей проволокой, составляли нечто вроде строительного материала, образуя своеобразную арку агонии, ужаса и смерти. Арка мягко изгибалась вправо, уходя куда-то за пределы полотна.

Маргарет внезапно осознала, что два лица на картине – судя по оттенку кожи и многочисленным частям тел – это Кьет Нгуен собственной персоной.

– Выходит, перед нами твой автопортрет, приятель, – тихо проговорила она. – Вот что ты натворил, прежде чем расправился с беднягами-студентами.

– Это и есть Нгуен? – спросил Отто. – Ты уверена?

Маргарет молча вручила ему фотографию.

– Вот сукин сын… – пробормотал Отто, переводя взгляд с картин на фотографию и обратно. – Черт побери, доктор, вы на редкость проницательны. Но если это Нгуен, то кто остальные?

Маргарет кивнула. Она уже привыкла к умению Отто задавать очевидный вопрос и проводить простую взаимосвязь, которую ей с Эймосом не всегда удавалось увидеть.

– Господи… – Маргарет указала на одно из лиц, изображенное высоко над аркой. Лицо было перевернуто и соединено с телом белого человека, голова и плечи которого располагались на полотне, а ноги выходили за его пределы.

– Мартин Брубейкер, не так ли?

Услышав до боли знакомое имя, Дью Филлипс мгновенно подскочил к ней и встал рядом, нагнувшись поближе к полотну.

– Дьявольщина, – сказал Дью. – Тот самый психопат! Только откуда Нгуен мог знать чертова придурка?

Маргарет покачала головой.

– Не думаю, что он был с ним знаком, Дью.

– Как это «не был знаком»? – недоумевал Дью. – Вот здесь передо мной лицо Брубейкера. Парень нарисовал его довольно точно. Значит, он определенно знал его.

– Хорошо, а это кто, уж не Гэри ли Лиленд? – спросил Отто, указывая на другое место картины.

Маргарет с Дью наклонились поближе.

– Черт побери! – одновременно вырвалось у обоих.

Маргарет подала знак фотографу.

– Нужно все здесь отснять, и целиком, и подетально. Возьмите новую флешку, а эту я заберу с собой.

Маргарет повернулась, чтобы уйти, и замерла. Что-то в долларовой пирамиде беспокоило ее. Она снова подошла к картине, остановившись на расстоянии фута. Потом она поняла, что источником беспокойства явилась фраза на латыни.

Нгуен написал: «E unum pluribus». Однако это было неправильно. По-латыни «Один из многих» следовало бы написать так: «E pluribus unum».

Если перевернуть фразу наоборот, то что получится?

Из одного – многие.

45

Пол в гостиной

Перри не знал, кто поет эту песню, хотя слова были ему почему-то знакомы.

Кто-то стучится в дверь, кто-то звенит в колокольчик. Кто-то стучится в дверь, кто-то звенит в колокольчик. Будь любезен… открой дверь… и впусти их.

Он очнулся в темном коридоре. В воздухе звучала ритмичная, но тревожная мелодия. Казалось, все вокруг ожило, пульсировало и тряслось, наполняя тело неясным теплом; ощущение было такое, что находишься в утробе какого-то чудовища, а не в коридоре. В конце коридора находилась единственная дверь из пористого зеленоватого дерева, покрытого отвратительной слизью. Дверь глухо колыхалась с каждым ударом сердца. Словно была живая.

Или, может быть… ожидала своего шанса немного пожить.

Перри понимал, что это всего лишь сон, но был напуган до смерти. В жизни, когда последние часы сна омрачены кошмарами, когда реальность неожиданно стала вызывать сомнения, можно легко испугаться обыкновенных снов.

Перри направился к двери. За ней находилось что-то необычное, невыразимое, влажное и горячее – нечто, готовое разбушеваться, убивать и властвовать. Он протянул руку к дверной ручке, а ручка потянулась к нему; оказалось, что это толстое черное щупальце, которое обволокло его руку и затянуло внутрь пористого зеленого дерева. Перри отбивался как мог, но его упрямо тащило вперед.

Дверь не распахнулась – она поглотила, всосала в себя, обрадовавшись неожиданной пище из плоти и разума. Зеленое дерево поглотило Перри, и он насквозь пропитался влажной гнилью. Он пытался закричать, и щупальце заткнуло ему рот, перекрыв путь любым звукам и даже воздуху. Страшная дверь обернулась вокруг него, лишила всякой надежды на малейшее движение. Рассудок затмил безумный ужас…

Когда он очнулся, вилка по-прежнему торчала из плеча, скрытая тканью толстовки. Рана не болела. Сколько времени он провел в бессознательном состоянии?

Перри засунул правую руку под толстовку, схватил вилку и плавно вытащил ее; вилка вышла наружу с чавкающим звуком. Густые ручейки крови устремились вниз, затекая под мышку. Передняя часть толстовки окрасилась в ярко-красный цвет, перемежающийся с полосками темно-пурпурного. Сама по себе колотая рана не доставила бы больших проблем, но, проворачивая вилку, Перри разорвал большой кусок плоти. Он осторожно потрогал рану, пытаясь на ощупь выяснить характер повреждений. Пальцы коснулись мертвого Треугольника: он перестал быть упругим, сделался мягким и податливым.

Когти паразита наверняка еще цепляются где-то за его тело – за ключицу или за ребро. Если так, то при попытке удалить Треугольник когти запросто могут прорезать легкое или даже сердце. Треугольник мертв, но этот бесспорный факт едва ли мог принести Перри удовлетворение, ведь ему придется носить в теле мертвого паразита, от которого опасно избавляться.

Он осторожно встал и запрыгал в сторону ванной. Израненная нога сейчас доставляла меньше хлопот.

Играть, невзирая на боль.

Затереть рану грязью и возвращаться в строй.

Пожертвовать своим телом.

Линолеум был покрыт полосками запекшейся крови. В раковине все еще плавали кусочки оранжевых струпьев, хотя уровень воды заметно поубавился.

Плечо сочилось кровью. Из шкафчика возле зеркала Перри взял пузырек с перекисью водорода. На дне оставалось немного жидкости – достаточно для дезинфекции раны. Поставив пузырек на стойку, Перри попытался снять толстовку, но внезапная боль в плече не дала ему этого сделать. Он медленно поднял руку: было очень больно, однако рука, слава богу, все-таки работала.

Правой рукой Перри неуклюже стащил толстовку, бросил на пол и отшвырнул ногой в угол, чтобы не смотреть на нее.

Хотелось принять душ, только сперва нужно было хотя бы обмыть ванну.

Перри вытащил из-под раковины нетронутую чистую мочалку и вдруг подумал, что Стартовой Пятерки больше не существует. Теперь тварей осталось четверо. Четыре Всадника.

Четыре Всадника Апокалипсиса.

Улыбка на его лице моментально растворилась. Новое имя отнюдь не придавало сил.

Перри смочил белую мочалку и принялся стирать размазанную кровь с груди, плеч и подмышек. Обмакнул и саму рану; мочалка быстро пропиталась кровью.