Не уходи. XIX век: детективные новеллы и малоизвестные исторические детали - Алекс Норк

Но мне показалось, адвокат в сыгранной мизансцене держит себя неуверенно.

— Сколько, примерно, времени вы там стояли?

— Позвольте, — начал адвокат, — мы обменялись несколькими фразами...

— Я помню, — поддержал сосед, — и могу их даже произнести.

— Секунду, — Казанцев вынул, прятавшиеся за полой пиджака, на цепочке часы, — сделайте всё мысленно: от момента, когда подошли к окну, до момента, когда двинулись обратно. Начали!

Я стал про себя отсчитывать секунды.

Сигнала остановиться не было...

И досчитал до шестнадцати.

Генерал, глядя на циферблат, хмыкнул и поинтересовался еще — все ли вместе вернулись к столу.

Последовало подтверждение от обоих мужчин, а женщина, похоже, после своей гневной вспышки, ощутила апатию, или делает вид — расчетливо полагая, что не следует лишний раз открывать рот.

Я опять обратил внимание: молодая горничная пристально за всем наблюдает, а ее старшая товарка, стоящая рядом, но ближе к хозяйке, сцепила руки на груди и напряглась, словно желая создать преграду между госпожою своей и нами, а лицо — глаза мои сами отошли в сторону — холодок в нем не из этого мира.

Казанцев спрятал часы.

— Что ж, подведем кое-какие итоги. — Он направился к окну, где вот только стояла публика, и, не дойдя немного, повернулся, заняв удобную для наблюденья за всеми позицию. — Вы, сударыня, встали последней из-за стола, предварительно предложив остальным подойти к окну. Не сочтите сперва за труд объяснить, что вообще за надобность была поручать садовнику изготовить на клумбе, э, вензель вашего мужа?

А перстень адвоката разглядеть так и не удавалось.

— Всё просто, генерал, мужу через неделю предстояли именины. И я решила сделать ему сюрприз.

Сюрприз, по определению, есть нечто приятное, полученное сверх всякого ожидания, и таково значение слова во французском языке, откуда оно к нам поступило. А именины через неделю?.. Отчего же не сделать этот «сюрприз» утром в день именин?

Странность заметил не только я — брови генерала дернуло вверх, а дядя, чтобы не выдать эмоцию, стал уныло рассматривать потолок.

— Что ж, итак, вы последняя покинули свое место...

— И последняя его потом заняла.

Эта поправка ничего не вносила... «однако, однако», — завертелось у меня в голове — такое случается в математике, когда сложность задачи ставит в тупик, но мозг продолжает работать без указки от человека.

— Вы сударь, — генерал взглянул на соседа-помещика, — имеете дома книги по ядам?

Вопрос врасплох, вопрос на реакцию.

И реакция показалась мне не очень естественной.

Человек уже приоткрыл рот, но задержался с ответом, о чем-то подумав...

— Н-нет.

И остался с тем же задумчивым выражением.

«Однако, однако... — мозг вдруг закончил работу: — Он, именно, стоял сзади остальных, и когда те вглядывались в клумбу внизу, мог — к месту банкира три быстрых шага — мог вылить ему в бокал яду: опрокинуть маленький пузырек, вынутый из кармана». В воображении возникла быстрая сцена, я попробовал оценить: пять секунд... с возвращеньем назад — не больше семи.

Адвокат, тем временем, счел за лучшее, не дожидаясь вопроса, объявить, что не имеет литературу про яды и никогда не имел.

А я запомнил, как только вот он суетился и не знал где поставить себя у окна.

— Вернемся к позавчерашнему дню, вы, сударыня, так и не предполагаете, откуда взялась в вашей комнате французская книга о растительных ядах?

— Мой кабинет не запирается. Как книга туда попала, не знаю.

Голос прозвучал с холодным спокойствием, очень похоже — слова были заранее заготовлены... а в боковом зрении промелькнул злой взгляд старой служанки на молодую.

Адвокат, поднятой рукой попросил слова — мелькнул перстень, рука опять ушла вниз.

— Господин генерал, я должен официально уведомить вас, что со вчерашнего дня являюсь поверенным в делах хозяйки этого дома, в связи с чем, за мной имеется право давать ей советы по ходу ваших вопросов. Мадам, — обратился он к женщине, — полагаю, вы дали исчерпывающий ответ об этой злосчастной книге.

Казанцев пожал плечами и произнес равнодушно:

— Не знаю, как к таким «исчерпывающим ответам» отнесется суд.

Последнее слово никому из трех не понравилось.

А генерал снова спросил:

— Вы, сударыня, бывали во французском книжном магазине на Пушечной?

Ответ прозвучал не сразу...

— Да. Если не ошибаюсь, два раза.

— Когда в последний?

— Зимой. Но точно не помню.

— Хочу сообщить вам: служащие утверждают, что женщина с вашими приметами приобретала у них эту самую книгу о ядах.

Адвокат приостановил рукой женщину, хотевшую что-то ответить — рука застыла в воздухе, стоявший с той стороны стола дядя устремил на нее взгляд.

— Простите, господин генерал, о каких именно приметах сообщили вам служащие?

— Возраст, рост, цвет волос.

— Сомневаюсь, что суд отнесется к такому серьезно.

— Послушайте, — решительно вмешалась она, — зачем мне было убивать мужа, ради денег? Да, он был богаче меня, однако ж и я вполне состоятельна.

— И даже весьма, — поддержал адвокат.

Я встретился глазами с дядей... он отрицательно повел головой.

Значит, перстень у адвоката не тот — значит ли, что его можно вывести из подозрения?..

Я не успел обдумать, так как Казанцев нанес свой главный удар.

— Кроме денег существовал и личный мотив — ваша любовной связь. — Он посмотрел на помещика. — Квартира в Бортниковом переулке — будете отрицать? Тогда вас, и вас, сударыня, просто опознают прислуга и тамошний управляющий. Настаиваете на опознании?

Воцарилось молчание.

И даже адвокат несколько стушевался.

Он, впрочем, и пришел в себя первым:

— Позволю себе заметить, что механическое объединение фактов создает ложную значительность обвинения. Рассмотренные в отдельности, а факты ваши не связаны друг с другом, в отдельности они не выглядят убедительными. Молодая женщина того же примерно роста и с тем же цветом волос встретится вам каждые пять минут на всяком московском гулянии. Деньги мадам — около ста тысяч рублей в ценных бумагах — достаточны, чтобы не рисковать преступлением. А если б ради любовных связей сейчас убивали... ну право, генерал, вам бы трупов не сосчитать.

— Складно, — похвалил тот, будто и вправду ему понравилось. — Только приметы покупательницы книги о ядах едва ли напомнят суду праздничное гулянье. И сама книга — как она здесь оказалась? Вы упустили сей важный факт. Еще вот: сегодня мне доставили сведения из Государственного заемного банка о закладной, — он показал рукой на помещика, — имения вашего, сударь, именья. Сумму публично оглашать не стану, но немаленькая она, и имеется уже просрочка по оплате процентов. Еще штришок: вы дважды приезжали на квартиру один и проводили там около двух часов. Такие вот детали.

Он посмотрел на адвоката — во взгляде не скрылось пренебрежение.

Я слышал, что главная черта адвокатской профессии — не сдаваться ни при каких обстоятельствах, и сейчас стал тому свидетелем.

— Господин генерал, выходит, однако, что у вас отсутствует конкретный подозреваемый. В равной мере убийство могли совершить двое: мадам — когда шла к окну вслед за мужчинами, и наш общий друг, стоявший сзади всей группы — здесь маленькое расстояние до бокала покойного.

Я сразу понял изъян в возражении адвоката, а Казанцев объявил его вслух.

— Само исполнение не играет существенной роли. Важен общий мотив — избавиться от мешавшего мужа и завладеть его состоянием. Важно тут, что использован был особый рецепт приготовления яда: некие добавки убрали симптомы отравления — рвоту и головную боль. А дело будет представлено в суд как хорошо продуманный план, осуществленный совместно, — он указал на любовную пару, — вами, сударь, и вами.

Помещик, вскинув голову, посмотрел в лицо генералу.

— Только мной, она ничего не знала.

У женщины искривились губы, она потянула ртом воздух... но не промолвила ничего, качнулась вперед, снова схватила ртом воздух...

Дождь закончился, ветер разогнал облака и в комнату влился солнечный яркий свет, лицо молодого помещика выглядело спокойным, и показалось мне — даже с оттенком торжественного.

Казанцев заговорил не сразу.

Потер лоб, что-то обдумывая.

— Хм, добровольное признание многое значит.

Опять подумал, а я почувствовал — все очень боятся нарушить наступившую неестественную тишину, и будто она оставляет еще кусочек прежней нормальной жизни.

Генерал принял решения:

— Сударь, в силу вашего признанья вины, я могу не брать вас под строгий арест и ограничусь арестом домашним — поднадзорным, разумеется. Завтра в одиннадцать извольте быть у меня, за вами приедут.

Он решительно направился к выходу.