Потому что (не) люблю (СИ) - Андриевская Стася

А потом вдруг непонятный треск, шум молчаливой борьбы, снова треск, в котором я узнаю, наконец, электрошокер Густава, и сразу за ним — грохот тела об пол.

Закусила кулак, чтобы не закричать от ужаса.

Невнятное бормотание, звуки возни… и всё стихло, а время застыло.

Сколько я сижу здесь? Две минуты, три часа? Что происходит снаружи? А вдруг ОН схватил Густава и пытает его, требуя сказать, где я? А вдруг, он его убьёт?! А вдруг уже?..

Проклиная себя за дурость, аккуратно двигаю комод, выползаю на волю… Кругом тишина и темнота. Крадучись выхожу в центральную комнату-зал. Темень такая, что, если бы я не знала обстановку — давно бы расшиблась. Но из-под двери ведущей в махонькую комнатку без окон пробивается тусклая полоска света.

Я почему-то замираю. Смотрю на неё, как заворожённая… И вздрагиваю, когда отчётливо слышу голос. ЕГО голос:

— Считаю до трёх, и если не скажешь где она — отстрелю тебе яйца, клянусь!

Глава 18

Гнал так, что уже к началу пятого добрался до дамбы. Переговорил с ребятами из группы перехвата и поехал дальше.

К холму, на котором сидел наблюдатель, подъезжал на одних противотуманках, чтобы не выдать себя случайным светом фар — на случай, если иностранчик всё-таки поджал хвост и ждёт гостей. Но человек из наружки доложил, что в доме всё тихо.

— У него электричество от дизельгенератора, особо не пошикуешь. Поэтому в начале девятого как вырубил свет, так и всё. Тишина и покой.

— Не мог уйти?

— Куда там, светло как днём! — протянул наблюдатель бинокль.

Я осмотрел позиции, кивнул.

— Ясно, тогда я тоже дальше пешком. На всякий случай.

И вот, избегая открытой дороги и пробираясь то пролеском, то оврагами, я добрался до деревни. К этому моменту луна скрылась за тучей, и всё вокруг погрузилось в глубокие призрачные тени. Если бы не снег — темень вообще стала бы непроглядной.

Фонарь включать не стал, только зажал в руке пистолет и проник, наконец, на участок. Вокруг царила тишина — с уходом луны даже волки в лесу выть перестали. Вот и фриц, похоже, действительно, спит себе спокойно под бочком своей блаженной экономки и даже не подозревает, что могут нагрянуть гости. Тем хуже для него.

Впрочем, я и сам не до конца понимал, зачем сюда припёрся. Пока ехал, сто раз уже вспомнил что Тимур прав, и самое разумное сейчас — затаиться и дать иностранчику возможность для манёвра, а я, получается, лезу ему под руку. И это хреново. Поэтому в ближайших планах у меня теперь остался лишь осмотр сортира на предмет… птичек.

Чёрт, бред какой-то.

Но ладно, бред — не бред, а если птичек не окажется, то и я просто уйду, не стану обламывать фрицу дальнейшие планы. Но если я окажусь прав…

И я оказался прав. Птичка была. Причём, не ворохе бумаг, как мне вспоминалось, а сверху, словно на выставке. Словно специально для меня и моей паранойи. А потом, в ворохе нашлась и ещё одна. И ещё…

Может и стоило бы всё-таки убраться по-тихому и вернуться с подмогой или, придерживаясь основного плана, дождаться действий от фрица… но меня накрыло. По-жёсткому. И хотя сами по себе бумажные фигурки ничего не значили — лично для меня они стали красной тряпкой, накинутой на мои же ветвистые рога.

Проникнуть в дом особого труда не составило, гораздо сложнее оказалось внутри — темень здесь была как в погребе. И хотя тишина тоже царила гробовая, включать фонарь было бы рисково. Пришлось довольствоваться зажигалкой.

В одной из комнат обнаружил мерно сопящую Наташу. Стоит ли говорить, о том, как бомбануло меня в первый момент, когда понял, что это женщина?! И как разочаровался, рассмотрев длинную чёрную косу на подушке?

Не заметив больше ничего интересного или подозрительного, осторожно пошёл дальше.

Комната с печкой. Никого нет, обстановка такая же, как днём…

Шаги услышал за мгновение до броска. Треск и яркие разряды дуги электрошокера… но говнюк промахнулся. Замесились с ним — коротко и бестолково, потому что он хотя и оказался неожиданно ловок, а вот силёнки подкачали. Вывернул ему руку, перехватил выпавший шокер и зарядил разрядом в шею гада. Хотя, с бо?льшим удовольствием просто свернул бы её.

Итак, он ждал, а значит и птички не случайны. Стиснул, зверея, зубы. Даже не думал, что для меня это всё ещё настолько острая тема.

Ну ладно, дорогая, давай поиграем в прятки…

Пока связанный фриц валялся в отключке, я повторно прошерстил всю избушку. Несколько раз. Бесполезно! Кроме мирно спящей Наташи никого. Почувствовал себя вдруг таким дураком. Да какого хрена, блин?!

Психанул и, включив-таки фонарь, затащил фрица в махонькую комнатушку без окон. Привязав к стулу, зарядил жёсткого леща:

— Подъём!

Она вяло повёл головой, приходя в себя… И задёргался, едва увидев меня. Я упёр дуло пистолета ему в лоб:

— Считаю до трёх, и если не скажешь где она, — недвусмысленно опустил ствол, — отстрелю тебе яйца, клянусь!

— К-кто, Наташа? Она спит, наверное…

Я в очередной раз психанул. Схватив гада за химо, приложился пару раз кулаком по смазливой морде и зарычал:

— У меня ваши шуточки поперёк горла уже! И либо ты прямо сейчас завязываешь со всей этой хернёй и говоришь правду, либо прощаешься с жизнью. Ты нелегал, тебя даже искать никто не будет, а у меня рука не дрогнет, уж поверь, я об этом моменте уже полгода мечтаю! — жёстко ткнул дулом ему в рот: — Ну?! Считаю до трёх! Раз… Два…

То, что что-то не так я почувствовал за мгновенье до того, как обезумевший от страха взгляд фрица метнулся мне за спину. Резко обернулся… Маринка!

Сердце как-то глупо скакнуло мимо доли, обдавая нутро дебильной радостью… И всё. Темнота.

В отключке провалялся, судя по всему, не долго, но вот контролировать приход в себя не смог: завозился, кряхтя и фокусируя зрение на валяющемся перед лицом полене, попытался подняться на четвереньки… И получил разряд электрошокера в шею.

Когда очнулся в следующий раз, оказался уже привязан к стулу. Башка раскалывается, кости и мышцы до сих пор ломит от судорог, дышать трудно — мало того, что рот заклеен, так ещё и на голову напялено что-то типа… балаклавы? В комнате темно и тихо.

Завозился, пытаясь расслабить скотч на запястьях, но услышал шаги и замер, притворяясь всё ещё бесчувственным.

Шаги приблизились. По глазам сквозь сомкнутые веки ударил свет, словно кто-то рассматривает меня, засвечивая в лицо фонариком. Я невольно зажмурился, но тут же заставил себя расслабиться, сделав вид, что это была бессознательная реакция. В доме что-то громыхнуло, луч тут же погас, и шаги суетливо покинули комнату. Скрип и хлопанье дверей, невнятный диалог, в котором явно слышен женский голос.

Маринкин голос.

И я тут же очнулся окончательно. Вспомнил удар поленом по голове — подлый, исподтишка, потому что в тот миг я настолько охренел, что пропустил бы, наверное, и удар топором. Но сейчас я уже пришёл в себя, и был зол. Чертовски зол!

Так значит, это всё правда: и этот её «хороший человек», с которым она замутила ещё прошлой весной, и подстава с малолеткой — как весомая причина своего «самоубийства» Само это виртуозно провёрнутое «самоубийство» — глобальная месть за моего ребёнка на стороне, способ довести меня до края, навесить на всю оставшуюся жизнь вину за свою смерть… И прав был Тимур — её письмо к родителям, это не про заботу о них, а лишь попытка отвести внимание от своего ненаглядного фрица…

Говорите, «чердак» напоминает, да, уважаемый опер Иванов? Нет, это уже не просто чердак, это…

С-сука-а-а… Какая же лицемерная сука! Как я не разглядел в ней этого раньше?!

Между тем разговор голубков стих, хлопнула дверь, и по прогнившему полу практически сразу снова заскрипели шаги. В мою сторону. Но в этот раз я точно знал, что это ОНА.

Всё ещё прикидываясь бесчувственным, дал ей подойти. А когда она осторожно потянула с моей головы балаклаву — открыл глаза.

Маринка вскрикнула. Выронив фонарь, отшатнулась и рухнула на стоящую позади неё панцирную кровать. Тут же попыталась вскочить с неё, но замерла с неподдельным ужасом глядя на мой силуэт — свет упавшего фонаря бил теперь прямо ей в лицо.