В горах Кавказа - Монах Меркурий

Прежде всего избегай праздности, всегда будь занят каким-либо трудом, чтобы оградить себя этим от бесовских козней. Без времени на постель не ложись. Спи не более пяти часов, причем с перерывом. В полночь обязательно подымайся на полунощницу и не менее двух часов этого времени посвящай молитве. Блудные помыслы не принимай. В противном случае враг угонит тебя из пустыни, и сам ты потопчешь ногами своими все свои добрые начинания и останешься посрамленным в своей совести, как воин, убежавший с поля боя.

После беседы пустынник предложил Василию лечь спать на свою лежанку, потому что время было уже позднее, а сам начал совершать вечернее правило. Молился молча, чтобы не беспокоить гостя.

Василий, утомленный продолжительным путешествием, быстро уснул. Примерно во втором часу ночи проснулся и, к своему немалому удивлению, увидел такую картину: отец Онисифор, несколько склонившись, спал, сидя на низком стульчике. Затем вдруг встрепенулся, перекрестился и начал молиться. Брат снова уснул. Проснулся уже перед рассветом и опять увидел отца Онисифора бодрствующим, немало удивляясь необыкновенному образу жизни, проходившему средь непрестанного молитвенного бодрствования.

Утром путники двинулись дальше. Спустились по косогору узкой тропой между зарослями самшитника и через час очутились на берегу быстрой речки. Перешли через нее и стали подниматься вверх по течению, то удаляясь, то приближаясь к берегу. После полудня пришли, наконец, к отцу Серафиму.

Старец пилил дрова одноручной пилой.

— Отец Серафим, — обратился к нему Василий, — схимонах Епифаний прислал меня к вам, чтобы я стал вашим послушником.

— Никакого Епифания я не знаю, — ответил отшельник, немного помолчав, — но догадываюсь, что устами его сам Господь прислал тебя, зная, что я уже изнемогаю... Ну, оставайся. Будем жить вместе.

И с этого дня у Василия началась новая жизнь под руководством опытного монаха-отшельника. Старец Серафим был не слишком начитанным монахом. Он руководился лишь собственным духовным опытом. Когда-то в молодые годы, еще в монастыре, он воспринял всем доступный и самый безопасный молитвенный метод преподобного Иоанна Лествичника, которому и начал учить послушника Василия, предостерегая его от преждевременных попыток соединить ум с сердцем и объясняя приемы мысленной брани с бесами.

Пустынник опытно познал страшное душевное томление, вызываемое демоном уныния. Этот злой дух пробуждает тоску о прошлом, заставляет стремиться к разговорному общению и постоянно напоминает прежнюю греховную жизнь по стихиям падшего, погибающего мира. Постепенно, пройдя с помощью Божией сквозь горнило мучительных борений, сей доблестный муж приобрел навык сразу же улавливать и пресекать обольстительные мечты, насылаемые бесом, и стал совершенно неуязвим для мысленных врагов.

Эту науку отец Серафим со временем преподал и Василию, обучив его постоянному внутреннему вниманию. Но диавол начал новую атаку — теперь уже извне, стремясь создать нестерпимые жизненные условия и этим сокрушить послушника.

Примерно на расстоянии четырехсот метров от кельи отца Серафима находился неофициально построенный дом лесника с большим участком пахотной земли, на котором он выращивал кукурузу и фасоль для продажи зимой на городском рынке. Была у него там и большая пасека, приносившая огромный доход. Сам он жил в Георгиевке и время от времени навещал свой огород, приезжая на лошади. Но чаще всего приезжал его отец. Однажды он случайно увидел Василия. Подозвал к себе, допросил и потом сказал:

— Если ты будешь помогать мне на огороде и пасеке, я разрешу тебе здесь жить. А если не будешь, сейчас же выгоню отсюда.

Василий оказался в безвыходном положении. Пришлось согласиться. И с этого дня началась непредвиденная кабальная жизнь. Чуть свет отец лесника приходил к келье и кричал:

— Василе, кукуруза надо тохать (пропалывать)... Василе, фасоль палка рубить надо (для фасоли палки рубить)... Василе, челы, челы медведь караул надо (пчел от медведя караулить).

А тут свой огород и пасека, хозяйственные дела по келье, уход за старцем. И так потянулись месяц за месяцем, год за годом. Жизнь была еще сравнительно терпима, пока старец мог самостоятельно выходить по естественным надобностям. Но вот настало время, когда он совсем занемог и ослеп.

Бездушный эксплуататор, использовав безвыходные обстоятельства, полностью поработил покорного Василия. Изнемогая, послушник начал роптать, жалуясь отцу Серафиму:

— Батюшка, у меня уже не хватает терпения, я совсем выбиваюсь из сил.

— Чадо Василий, — смиренно отвечал старец, успокаивая послушника, — все здесь прежде жившие: Пимен, Мисаил, Ефрем — тоже тянули это кабальное ярмо. Тянул его и я. Теперь продолжай ты. В давние времена, чадо Василий, в общежительных пустынях заставляли послушников выполнять тяжелую работу, которая не приносила никакой материальной пользы. Например, до полудня носить камни на гору, а потом стаскивать их вниз; или целый день строить из этих камней стену, а к вечеру разрушать ее. И так каждый день, в течение долгого времени, потому что ум у труженика менее борим губительным пустомыслием. А вся суть богоугодной жизни заключается в святости помышлений. Ты должен непрестанно трудиться ради спасения души своей. Труд никого не погубил, а праздность погубила многих. Иди потрудись, потрудись. Бог все немощи человеческие терпит, а ропотника терпеть не может. Наш путь узок и тернист.

Несколько успокоенный Василий, как бессловесный вол, продолжал тянуть тягостное ярмо, помня наказ схимонаха Епифания: быть при отце Серафиме до самой его кончины. Господь, в свое время, за эти труды и уход за старцем даровал Василию непрестанную Иисусову молитву. О цене этого великого дара имеет понятие только тот, кто пытается долгие годы стяжать это бесценное сокровище.

ГЛАВА 51

У матушки Ангелины на Сухой Речке • Постройка кельи • Разрубленная нога • Исцеление освященным маслом • Кончина старца Серафима.

Пока брат гостил у отца Серафима, подошел праздник святого пророка Илии, и Василий получил выходной. Рано утром он повел брата в один потаенный лесной уголок, найденный в былое время и весьма удобный для пустынножительства.

Территория Верхних Барган, Сухой Речки и Нижних Барган была в ведении двух лесников. За одним числился Верхнебарганский лесоучасток, а за другим Сухая Речка и Нижние Барганы. Место, куда они шли, находилось близ Нижних Барган, примерно в шести или шести с половиной километрах от кельи старца, но только не в глубь гор, а в сторону Георгиевки.

Через полчаса они вышли на поляну Сухая Речка. Перед ними раскинулся обширный огород. Василий, подойдя к близстоящей келье, прочитал молитву. Изнутри послышалось «Аминь». Он отворил дверь и вошел вместе с пчеловодом. Там они увидели пожилую женщину и двух молодых парней. Василий прочитал «Достойно есть» и сказал:

— Поздравляем вас, матушка Ангелина, и хлопцев с праздником святого, славного пророка Илии.

— Поздравляем и мы вас, — ответила она, зажигая лампаду.

Женщина расспросила Василия о самочувствии отца Серафима, и вскоре путники, покинув ее келью, продолжали спуск по той же узкой тропе среди зарослей самшитника.

Брат поинтересовался, у кого они были, и услышал такую историю. Несколько лет назад один русский пчеловод из Сухуми завез на Сухую Речку ульи с пчелами и нанял Ангелину сторожить их. Она взяла с собой сына и поселилась здесь. А потом летом, во избежание возможных искушений, пригласила к себе своего родственника, хотевшего жить по-монашески. И они стали подвизаться втроем.

Через два года пчеловод увидел, что пасека не оправдала его расчетов, и решил все ульи увезти обратно в город. Ангелина не пожелала уехать с Сухой Речки и осталась. Вот так и живут они в этой пустыни, исполняя по возможности молитвенное правило прежде живших на этом месте отцов.

В это время сверкнула молния. Загремел гром. Через две-три минуты стал накрапывать дождик. Василий сказал:

— Ильин день без грозы не бывает.

Они ускорили шаг и через двадцать-тридцать минут пришли на место. Брат окинул беглым взглядом небольшой клочок земли, сплошь заросший рододендроном и самшитом. Вокруг росло множество каштанов средней толщины, пригодных для постройки кельи. Невдалеке, у подножия горы, бил источник. Брату очень понравилась эта укромная равнинка, расположенная, как говорил Василий, не далее тринадцати километров от селения Чины, возле которого пролегла основная дорога. И ходить туда можно было, далеко минуя Георгиевку.

Не теряя понапрасну времени, пчеловод на другой же день отправился в Сухуми. Там он взял палатку, которая хранилась в доме знакомых, прихватил с собой рулон толи и еще кое-что необходимое. А на следующий день, утром, сел в автобус и возвратился к селу Чины. Не доезжая до остановки, вышел и уже знакомым путем пошел в пустыньку. Пришел уже к вечеру, поспешно поставил палатку, собрал дрова и разжег большой костер для защиты от медведя. Поддерживая огонь, всю ночь просидел у костра. Чуть свет, не медля ни минуты, пошел на Верхние Барганы и взял у Василия плотницкий инструмент. На обратном пути зашел на Сухую Речку. Там ему дали лом, кирку и две лопаты. И вот началась расчистка площадки для кельи — спешная и тяжелая работа.