Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт - Фаня Шифман

Хозяина меирийской кондитерской «Шоко-Мамтоко» напугал слишком агрессивный тон нападок в прессе на любимую посетителями его кафе музыку, которую обычно целыми вечерами гонял его музыкальный автомат. Некоторое время назад он заметил периодически наведывающихся в кафе странных посетителей, которые резко выделялись на фоне жителей посёлка. Они обычно занимали отдельный столик с широким обзором помещения. Каждый из них заказывал чашку кофе и сдобную булочку, и так они сидели до закрытия кафе, о чём-то тихо переговариваясь. То и дело по очереди они прошивали зал странными сверлящими взглядами. Кто это были — то ли новые жители посёлка, незнакомые с его традициями, то ли гости — он поначалу не разобрал.

Чаше всех с этой компанией приходила эффектная, броская, крупная особа с шикарной пышной гривой цвета топлёного молока и круглыми глазами цвета стального клинка. Она говорила с сильным русским акцентом. Однажды она представилась репортёром телестудии агенства «OFEL–INFO». Назвалась она экзотическим именем — Далила. Именно она неизменно приставала к хозяину кафе со странными вопросами: «Почему у него такое скучное и однообразное меню? Почему он позволяет включать музыку, вредно действующую на организм и главное — на нервную систему человека, особенно юного, неокрепшего и не до конца сформировавшегося? А где в его заведении можно спокойно почитать последние номера «Silonocool-News»?" Пришлось ему, во избежание в дальнейшем столь же настойчивых, сколь и неудобных вопросов, которые каскадом обрушивала на него настырная особа, на всякий случай изменить музыкальный фон, слегка отойдя от традиций кафе и давая нечто нейтральное. Первым делом он убрал с глаз долой почти все диски групп «Хайханим» и «Тацлилим». Роскошная и дотошная Далила с пугающей чёткостью разъяснила ему, что игрища подростков группы «Тацлилим» гораздо сильнее наркотизируют слушателей, нежели «Хайханим». Ведь подростки — по природе своей необузданны и несдержанны, склонны к ярко выраженному темпераментному экстремизму, а стало быть, и прослушивание их продукции гораздо более опасно.

На маленьком столике при входе, поверх привычных детских журналов, рекламы и информационных листков посёлка, валялся последний номер «Silonocool-News», как бы случайно раскрытый на последней статье Офелии Тишкер. Ирми с Максимом знали, что во всех своих опусах последних месяцев Офелия в проникновенных и эмоциональных выражениях обрушивалась с резкими нападками «на хулиганов и фанатиков от хасидской музыки и на их инструмент звуковой агрессии — шофар».

Кое-кто из посетителей «Шоко-Мамтоко», любопытствуя, брал в руки газету, быстренько просматривал статью Офелии и недоуменно пожимал плечами: «Опять старушка-Офелия со своими вывертами! Поновей бы чего придумала!.. Или кишка тонка?» На предложение неизменного спутника этой особы (этой же особой и озвученное, поскольку он явно не владел в достаточной мере ни ивритом, ни английским), хипповато-бомжевато прикинутого типчика непонятного возраста, не допускать в кафе подозрительных на антистримерство личностей хозяин меирийского филиала любимого молодёжью кафе ответил категорическим отказом. Однако, он уже не был уверен, что если ему предложат это более влиятельные и известные личности и в более категоричной форме, он сможет устоять.

Вот и сейчас: в кафе пришли два парня и две девушки. Двое из четырёх пришедших — старшие дети известной и уважаемой в Меирии семьи Дорон. Все знают, что их братья-близнецы — солисты группы «Тацлилим». Разве он может не пустить их в своё кафе? С какой стати? Этот хиппи явно зарвался!

Войдя в кафе-кондитерскую, все четверо были неприятно удивлены, когда вместо любимых «Хайханим» услышали пресное попурри старых песен в исполнении забытых и неизвестных молодёжи старых ансамблей и артистов. Ширли прошептала Ренане: «Под эту музыку, но в современной аранжировке, я когда-то любила танцевать на Лужайке «Рикудей-Ам» в Парке». — «А почему нет наших дисков?» — удивился Ирми. — «А ты спроси!» — предложил Ноам. — «И спрошу! Но сначала надо Макса с Хели отыскать. А то, похоже, все столики заняты, а ведь нам нужно 4 места!..» В этот час в «Шоко-мамтоко» уже собралось много народу, так что пришлось долго высматривать, где обосновались и заняли места на всю компанию Максим и Хели.

Ирми первый заметил, как от столика у окна ему машет Максим, и обрадованно воскликнул: «О! Наш любимый столик! Макс с Хели молодцы! Пошли, ребята!» Усаживаясь рядышком с Ширли и напротив Ирми, Ренана сморщила нос: «А что там унылое воет из аппарата? Кого пытают?» — «А-а!.. Это хозяин приобрёл новые диски популярной группы «Петек Лаван»… Неужели не слышала?» — небрежно отозвался Ирми и, переглянувшись с Максимом, ухмыльнулся. Ренана удивлённо вскинула брови:

«Кого-кого? Это как понимать? — диски этих баранов вместо «Хайханим»? Жаль, близнецов с нами нет! Они бы отлично поработали за музыкальный автомат — всем бы понравилось!» — «Точно!» — усмехнулся Ноам. «Если бы им ещё позволили…» — пробормотал Максим.

«Мы-то давно сюда не заходили, с тех пор тут много чего поменялось. Раньше — вот и девочки подтвердят! — было лучше», — объяснил Ирми своей сестре, переглянувшись с Максимом и Ноамом. Хели застенчиво улыбалась. Она никак не могла вникнуть в странные зигзаги происходящего в Арцене вообще и в меирийском кафе, в частности. Она ощущала возбуждённое напряжение и понимала: что-то не то творится в кафе. Трудно было не почувствовать, что раздражающе-пресный музыкальный фон не нравится большинству посетителей, вызывая в лучшем случае горько-ироническую усмешку. Ей было странно, что все молча морщились, но терпели раздражающие композиции «Петеков» — и ни слова протеста!.. Нет сомнения, посетители любого, самого захудалого кафе в Лос-Анджелесе взбунтовались бы, посмей хозяин крутить диски, которые не по душе клиентам. Он бы навсегда потерял свою лучшую клиентуру и разорился бы! Впрочем, может, так оно, в конечном итоге, и будет? — на бессловесных баранов, фаталистов-пофигистов эта молодёжь уж никак не похожа.

Молодые парни тихо возмущались по этому поводу: «Какому нормальному человеку может такое нравиться!.. Освоили, видишь ли, одну гребёнку…» — «А правда: как они на ней играют все вместе?» — спросила Ширли, с любопытством прислушиваясь к несущимся из динамика странно-заунывным звукам. — «Ну, — попытался объяснить ей Ирми, — знаешь, сначала у них были гребёнки раза в четыре-пять больше нормальных расчёсок, обёрнутые в тонкую бумагу, или нечто подобное — они через этот слой в унисон что-то мычали, какую-нибудь типа мелодию…» — «Мы в детстве такими баловались, но, конечно, нормальных размеров. Взрослых это иногда ужасно раздражало, — заметил Максим. — Но это явно что-то другое, по звуку на губные гармошки похоже…» — «Конечно, можно и на таком инструменте играть и своеобразно, и интересно, — откликнулся Ирми. — Если не аранжировать весёлые детские песенки… в стиле колыбельных. Но они же вычудили: смонтировали на всю свою шайку одну гигантскую гребёнку. Это бы полбеды! Но они ещё детские песенки аранжируют под похоронные марши!..» — «Ненормальные!..» — «Ты бы видела, Ренана, сколько зевак крутится целыми днями возле Забора, чтобы их послушать…» — «Ну, если они такое учудили, то конечно… Их же ещё и показывают! Надо же! — одна гребёнка!» — «И одинаковые бараньи морды у всех четырёх!» — «Ты это серьёзно, Ирми? Но зачем им такие приколы?» — удивлённо переспросил Ноам. — «На полном серьёзе! Конечно, там, у Забора, дают не только «Петеков»… Наверно, тоже ещё услышим…» — воскликнул Ирми, но тут же прижал ладонь ко рту, потому что на него уже удивлённо оглядывался весь зал.