Ямани: Взгляд из-за кулис - Джефри Робинсон

В 10.10 он отправился на автомобиле в расположенный поблизости дворец и встретил Казими в приемной небольшого королевского кабинета.

Было 10.20 утра.

— Казими представил меня всем своим спутникам, включая молодого человека, которого он назвал «братом» Фейсалом ибн Мусаидом. Я его не знал. Но меня поразило, что этот человек, принадлежавший, судя по имени, к саудовской королевской семье, говорил с кувейтским акцентом. Бросалось в глаза и то, что он нервничал, причем очень сильно. Но, поскольку он явно был знаком с Казими и, как мне тогда показалось, сопровождал делегацию, я тут же об этом забыл.

Ожидая короля, Ямани сказал кувейтцам, что тот появится в кабинете ровно в 10.25.

— Он идеально точен, — заверил Ямани. — Можете сверять по нему часы.

Словно подтверждая его слова, ровно в 10.25 Фейсал, сопровождаемый телохранителем, вошел в свой кабинет.

Ямани увидел это из приемной. Он извинился перед кувейтцами и, оставив их в обществе руководителя службы протокола, прошел к королю, чтобы обменяться с ним парой слов наедине.

Он рассказал о цели визита Казими и хотел вернуться обратно, но король в то утро был особенно весел и сказал Ямани еще несколько шутливых фраз, задержав его на две-три минуты. Потом они вместе вышли в комнату для приемов.

Бригада тележурналистов уже установила аппаратуру для съемки встречи, которая должна была продолжаться не более 10—15 минут — этого времени хватало как раз на то, чтобы обменяться приветствиями и выпить по чашке кофе.

Когда Фейсал был готов встретить гостей, Ямани занял место рядом с ним. Напротив расположилась телевизионная бригада.

Двери открылись, и руководитель службы протокола ввел кувейтцев в комнату.

Первым вошел Казими. Остальные члены делегации ждали своей очереди в дверях.

Фейсал обратился к Казими со словами приветствия.

В эту самую минуту молодой человек с саудовским именем и кувейтским акцентом ринулся к королю.

Все произошло почти мгновенно.

Молодой человек подбежал к Казими так стремительно, что никто не сообразил, в чем дело.

От Фейсала и Ямани его отделяла лишь пара футов.

Он выхватил из-под одежды револьвер 38‑го калибра и начал стрелять.

Было 10.32 утра.

Он выстрелил трижды.

— Я не понял, что произошло. Я услышал выстрелы, но не видел, кто стреляет. Король упал. Я бросился к нему.

В комнате началась паника.

Ямани поднял голову и увидел, что королевский телохранитель схватил молодого человека и вырывает у него револьвер. Он выкручивал убийце запястье, вынуждая его держать револьвер дулом вверх.

Тот не отрываясь смотрел на Ямани.

Раздалось еще несколько выстрелов.

— Он впился в меня взглядом. Не сводя с меня глаз, он палил в потолок.

В комнату ворвалось еще несколько охранников: они бросились на стрелявшего, вырывая у него оружие.

Ямани выбежал наружу, громко призывая на помощь.

Другие тоже подняли крик.

Шумя и толкаясь, все столпились вокруг Фейсала, который, истекая кровью, простерся на ковре.

Ямани вбежал обратно в комнату и протиснулся сквозь толпу. Он склонился над королем и уже не отходил от него до тех пор, пока не приехала «скорая помощь».

Врачи немедленно доставили Фейсала в Центральную больницу. Но выяснилось, что первый же выстрел пробил королю яремную вену.

В течение нескольких часов не было сделано никаких официальных заявлений, что, естественно, создавало почву для самых различных домыслов.

Первое заявление гласило, что король был дважды ранен с близкого расстояния в голову и трижды — в грудь. Было сказано также, что молодой принц без труда сумел ввести в заблуждение дворцовую охрану.

Прошел слух, что король лишь ранен.

Наконец эр-риядское радио официально оповестило саудовцев, что Фейсал убит; при этом убийца был назван душевнобольным, действовавшим в одиночку.

Сообщение было явно нацелено на то, чтобы пресечь возможные слухи о заговоре и о восстании против короля, к которому мог быть причастен молодой принц.

Потом объявили, что на трон вступил кронпринц Халед, а титул кронпринца перешел к министру внутренних дел Фахду.

Поскольку Халед не слишком активно выполнял свои обязанности, будучи кронпринцем, в тот момент все предполагали, что реальным главой исполнительной власти в государстве будет Фахд, тогда как монарху уготованы скорее церемониальные функции.

Король Фейсал уже давно понял, что Халед не способен управлять страной и предпочитает охотиться в пустыне вместе с бедуинами. Поэтому Фейсал пошел на беспрецедентный шаг, назначив Фахда вторым заместителем премьер-министра.

Но Халед, взойдя на престол, решил руководствоваться собственным мнением.

Новый король лично допрашивал убийцу в течение многих часов. Фейсал ибн Мусаид рассказал Халеду, что, глядя в глаза Ямани и стреляя в потолок, был искренне убежден, что револьвер направлен на министра. Он не сомневался, что убил и Ямани.

Только после того, как Халед пришел к выводу, что «убийство не связано с какими-либо внешними силами», к племяннику короля была допущена медицинская комиссия, которая установила, что тот, «несмотря на свое душевное заболевание, в момент убийства находился в здравом уме».

18 июня принц Фейсал ибн Мусаид был выведен на середину главной площади Эр-Рияда, что находилась перед Дворцом Правосудия, и проведен вдоль рядов собравшихся на ней зрителей.

Нетвердо ступавший принц был облачен в белые одежды, глаза его были завязаны.

Сопровождавший принца солдат поставил его на колени и пригнул к плахе.

Палач взмахнул большим мечом и четким, уверенным движением отсек убийце голову.

Отрубленная голова была насажена на кол и на 15 минут выставлена для обозрения, после чего останки увезла машина «скорой помощи».

Некоторые убеждены, что убийца попросту мстил за своего брата.

Другие говорят, что это был составной элемент серии террористических актов, которыми предполагалось инициировать мировую революцию.

Третьи (сохраняющие свое мнение и сейчас) предположили, что убийство было осуществлено по сценарию ЦРУ.

Кое-кто считает, что к покушению был причастен Каддафи.

Точно известно лишь одно: во время учебы в Беркли молодой принц проявлял интерес к радикальным арабским движениям, в частности к ООП, и к различным второстепенным марксистским группам. Он был убежденным антисионистом и часто говорил своим американским друзьям, что его семья занимает недостаточно жесткую позицию по отношению к Израилю.

Непосредственно после убийства в нью-йоркской газете было приведено следующее свидетельство одного из друзей принца:

— Он все время повторял: ничто так не мешает развитию арабского мира, как его семья. И без конца твердил, что саудовский королевский дом выше всего ставит сотрудничество с американскими нефтяными компаниями.