Бояре, отроки, дружины. Военно-политическая элита Руси в X–XI веках - Петр Стефанович

В данном случае важно, что само стремление центральной власти усилить контроль над подчинёнными ей магнатами, включив их в «государственную» иерархию, шло рука об руку с ограничением размеров частных дружин знати. Так, «Hirðskra» постановляет, что количество собственных людей (хускарлов – húskarlar, об этом слове см. ниже) у лендрманов (высший ранг королевских сановников) должно быть не более 40. При этом численность свиты, с которой лендрманы появлялись при дворе короля, не должна была быть более 6 человек (у герцогов – не более 4 человек)[552].

Сколько людей входило в королевскую hirð в XIII в., неизвестно, но вероятно, не более двух-трёх сотен человек. К такой цифре приходят современные историки, отталкиваясь от известных чисел. А точной оценке поддаётся количество королевских чиновников высшего ранга – управителей в местных округах (сюслуманов – sýslumenn) – и высшей знати (лендрманов – lendirmenn): первых было около 40–50 человек, вторых – 12–15[553].

Снорри сообщает точные числа о дружинах норвежских конунгов во времена более древние. В «Саге об Славе святом» (гл. 57) он пишет, что у Олава в дружине (hirð) были 60 hirðmenn («дружинников») и 30 gestir («гостей»), а кроме того 30 своих хускарлов (húskarlar – «работники» в русском переводе) и неопределённое число рабов. «У него было шестьдесят дружинников и тридцать гостей. Он сам устанавливал для них законы и раздавал плату. У него было тридцать работников, которые должны были делать в усадьбе все, что требовалось, и доставлять все необходимое, и множество рабов. В усадьбе был большой дом, где спала дружина, и большая палата, где конунг собирал своих людей и решал всякие дела»[554]. В XIII в., согласно «Hirðskra», эти hirðmenn и gestir составляли две категории королевской hirð: первая – основную её часть, вторая – вспомогательную статусом пониже.

В «Саге об Олаве Тихом» (гл. 4), повествуя о событиях спустя примерно полвека, Снорри приводит уже другие цифры – 120 hirðmenn и 60 gestir, да ещё 60 хускарлов (которые теперь на русском языке обозначены как «прислужники»): «У Олава конунга было сто двадцать дружинников, шестьдесят гостей и шестьдесят прислужников, которые должны были доставлять ко двору всё, что нужно, или выполнять другие поручения конунга. И когда во время поездок конунга по пирам бонды спрашивали его, почему у него больше людей, чем полагается по закону и чем было у конунгов до него, он отвечал им так: я не лучше правлю страной и меня не больше боятся, чем моего отца, хотя у меня в полтора раза больше людей, чем было у него. Но вам от этого нет угнетения, и я не хочу вас притеснять»[555]. Что за закон, на который ссылаются бонды, не известно – вероятно, неписаное правило о том, скольких людей разрешалось возить с собой конунгу, отправляясь с объездом по стране, что предполагало обязанность населения кормить этих людей[556].

В Швеции, более богатой и населённой по сравнению с Норвегией, возможности правителя были, видимо, больше. В «Саге об Олаве святом» (гл. 198–199) Снорри сообщает, что когда Норвегия перешла под власть Кнуда Великого, Олав, собираясь вернуть её себе, обратился за помощью к шведскому королю Энунду и получил от того в помощь четыре сотни хорошо вооружённых воинов, какую-то часть которых (какую именно, к сожалению, не ясно из текста) составляли собственные люди Энунда[557]. Сопоставляя это сообщение с приведённым выше сообщением о численности дружины Олава (менее сотни воинов во времена, когда вся Норвегия была под его властью), надо думать, что число воинов на службе шведского конунга достигало нескольких сотен человек[558]. Во всяком случае, Снорри исходил, очевидно, из того, что дружина шведского правителя была более многочисленна.

На этом фоне выглядят неслучайными сведения о численности военного корпуса в распоряжении, пожалуй, самого могущественного среди скандинавских правителей раннего и высокого Средневековья – датского короля Кнуда Великого. Пиком его славы и могущества стало объединение под его властью Дании, Англии, Норвегии и, вероятно, даже части Швеции (с середины 1020-х гг. до 1035 г., когда Кнуд умер и его империя распалась).

Согласно известию датского историка конца XII в. Свена Аггесена, в распоряжении Кнуда, когда тот пребывал уже в основном в Англии, было военное объединение в 3 тысячи воинов, для которого Аггесен даже приводит оригинальное датское название – «thinglith», то есть pínglíp (по-латыни Аггесен называет его в разных местах по-разному: «phalanx», «castrum» и др.)[559]. Аггесен говорит о численности дружины—þingliþ Кнуда в предисловии к пересказу её «устава», известного под названием «Vederlov»[560]. В основе своей этот «устав» восходит, скорее всего, ко временам Кнуда Великого и содержит ряд важных и интересных данных о её внутренней организации.

Саксон Грамматик называет это объединение «clientelа» и числит в его составе уже не 3 тысячи, а 6 тысяч воинов, распределённых на 60 кораблях по 100 человек. Однако цифра Саксона, который писал позже Аггесена, перерабатывая его текст, представляется явно преувеличенной[561]. В сообщении Саксона, которое он приводит тоже перед своим пересказом «Vederlov», говорится, в частности, что Кнуд «содержал» (alere – дословно: кормил) свою «clientelem», выдавая ежемесячно жалованье, а также что летом она «защищала государство», а зимой «размещалась по гарнизонам (contuberniis)»[562].

Далеко не все учёные, конечно, готовы верить цифре Аггесена, не говоря уже о Саксоне. Ведь средневековый сочинитель писал о событиях, отдалённых от него более чем на полтора столетия. Однако, и в пользу достоверности (или относительной достоверности) этих данных можно привести доводы. Во-первых, содержание Кнудом многочисленного военного корпуса выглядит вполне вероятным с точки зрения его финансовых возможностей – ведь он получал колоссальные доходы с огромных территорий, прежде всего с экономически развитой и богатой серебром Англии. Во-вторых, на фоне сравнительно небольших дружин скандинавских конунгов XI–XII вв. количество воинов на содержании Кнуда должно было выглядеть просто огромным, и вместе с непревзойдённой славой великого завоевателя сведения об этой его «большой дружине» вполне могли дожить – может быть, вместе с текстом «Vederlov» – и до времени Аггесена, пусть и, положим, в несколько преувеличенном и «округлённом» виде.

Наконец, в-третьих, есть археологические данные, позволяющие считать, что pínglíp Кнуда возник не на пустом месте, а начал формироваться ещё в Дании при его отце Свейне Вилобородом (годы правления: около 985-1014) или даже деде Харальде Синезубом (умер в 985–986 гг.). Речь идёт о четырёх известных на сегодня военных крепостях, построенных приблизительно в одно время в Дании (некоторые причисляют к ним и две крепости в южной Швеции) – Trelleborg, Aggersborg, Fyrkat и Nonnebakken. Все они построены, несомненно, по одному плану (круглые, с одинаковыми внутренней планировкой, укреплениями и т. д.), видимо, в последние годы правления Харальда или уже при Свейне, и первоначальное население обитало в них относительно недолго (не более 20–30 лет). Из них лучше всего исследована крепость в Треллеборге около Слагельсе на о. Зеландия (Дания)[563]. Её укрепления построены, как показывает дендрохронология, из дубов, срубленных в 980 г. Здесь зафиксированы 16 «длинных домов»: 4 группы-блока по 4 больших дома. Наиболее простая и убедительная интерпретация предполагает, что крепости были военными лагерями, а эти дома были своего рода казармами[564].

С этими данными следует сопоставить упоминание в «Vederlov» «кварталов», на которые делился ftínglib[565], и указание Саксона о размещении «clientela» Кнуда по специальным «contuberniis». Как показывают археологические данные, в Треллеборге жили не только мужчины, но также женщины и дети, причём общее число жителей превышало тысячу (около 1200–1300). Собственно milites, жившие в этой крепости, составляли около 200–300 человек. Учитывая количество крепостей и тот факт, что некоторые были больше Треллеборга около Слагельсе[566], можно предполагать общее число воинов таким, что цифры Аггесена покажутся уже совсем не «легендарными».

Об этих известиях Аггесена и Саксона и сведениях «Vederlov» часто заходит речь в специальных исследованиях двора и военной организации Кнуда, а также его предшественников и преемников в Дании и Англии. И обычно эти данные сопоставляются со свидетельствами о присутствии каких-то хускарлов в Англии в эту эпоху. Давно уже была высказана и обоснована мысль, что эти хускарлы, о которых в одном из источников говорится, что в окружении Кнуда они были «многочисленны», составляли если не целиком, то большую часть его ftínglib[567].

Само слово húskarl (в английских источниках: huscarl) – скандинавское (дословно человек дома). Первоначально им обозначались, видимо, разного рода (полу-) зависимые люди (слуги) в доме-усадьбе и в небольших «домашних» дружинах разного рода могущественных людей[568]. Не удивительно, что этот же термин стал применяться и к княжеским дружинникам – ведь дружины конунгов были в принципе такими же «домашними», как и толпы-отряды зависимых людей прочей знати, и лишь при определённых исторических обстоятельствах их численность вырастала на порядок (как у Кнуда). И естественно, что первоначально разницы между воинами в прямом подчинении конунга и дружинами знати не было никакой, кроме именно числа «бойцов».