Звезды над Занзибаром - Николь Фосселер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще только один шаг до свободы.
Один шаг, и она останется без Генриха — на неопределенное время.
— Береги себя, — пробормотал он. — Себя и малыша. — Салима сумела только кивнуть. У нее разрывалось сердце. Он прижал ее к себе и еще раз поцеловал.
— Я приеду, как только смогу.
— Их либе дих , — прошептала она единственные немецкие слова, которые знала.
— Рохо янгу, — ответил он на суахили. Его голос прерывался, как будто раздираемый противоречивыми страстными чувствами. — Моя жизнь. Моя душа. Мой воздух.
— Йа куонана . До свидания.
— Йа куонана .
Мягко, но с силой он толкнул ее матросу в руки, который поднял ее в лодку и потом быстро запрыгнул сам.
Другие матросы живо оттолкнули свою ореховую скорлупку от берега и принялись грести. Салима не сводила глаз с Генриха, то и дело смаргивая слезы. Его фигура, качающаяся в ритм с качаньем шлюпки, все уменьшалась, пока не превратилась в зыбкие очертания, а силуэты госпожи Стюард и Зафрани исчезли в тени дома.
Потом уже ничего нельзя было рассмотреть, когда они вышли из прибрежной полосы, только тени и горящие и танцующие огни. Радостные крики, смех и пение неслись отовсюду, купающиеся в море смывали с себя события старого года; барабаны гудели: Та-та-дунг. Та-та-дунг. Море шумело, волны плескали в днище шлюпки, весла с чмоканьем входили и выходили из воды.
Служанка выбилась из сил и висела на руках матроса; из-под его пальцев доносилось приглушенное всхлипыванье.
— Мне очень жаль, — обратилась к ней Салима. Собственный голос показался ей чужим, вязким и плоским. — Как только мы прибудем на место, ты сможешь вернуться.
А я сама? Вернусь ли я? Ее глаза выхватили Бейт-Иль-Сахель, светлое пятно в отражении праздничного костра. Бейт-Иль-Сахель. Бейт-Иль-Хукм. Бейт-Иль-Тани. Нежным взглядом она провожала все места ее прошлой жизни. Бейт-Иль-Ваторо. А там дальше Бубубу. Бейт-Иль-Мтони. А далеко за ним — Кисимбани.
На ее руке обозначились жилы — она так крепко сжимала платок с песком, что пальцы ее онемели. Но разжать их она была не в силах.
Ничего, кроме этой малости, я не могла взять с Занзибара.
Темнота окутала шлюпку, и Салима подняла голову к небу. Звезды, казалось, были так близко, словно небо опустилось еще ниже, почти сливаясь с темной, маслянистой плещущей водой.
Мне будет так их не хватать, моих звезд над Занзибаром. Мне будет так не хватать всего.
И тут она почувствовала движение в округлившемся животе, такое нежное и такое легкое, как трепыхание крыльев бабочки. Рот Салимы дрогнул. Ее другая рука, под верхним платьем крепко сжимавшая мешочек с украшениями, мягко легла сверху.
Я услышала его. Генрих, я услышала наше дитя. Мы будем жить. Ребенок и я, мы выживем.
Она заставила себя посмотреть в другую сторону. Это был путь с Занзибара. Туда, на корабль, который покачивался на якоре. На трех мачтах были уже развернуты паруса, темный корпус почти слился с темнотой, а его отдельные огни, казалось, парили в воздухе. Военное судно, сказала госпожа Стюард. Возможно, даже то, что высадило тогда английских солдат, готовых обстрелять дом Баргаша и Бейт-Иль-Тани, — а теперь он доставит ее в безопасное место.
Последний взгляд на родной остров. Я вернусь к тебе, Занзибар. Совершенно точно. Я вернусь. Когда-нибудь…
Ничейная земля 1866–1867
31
Занзибар. Начало сентября 1866 года
Эмили Стюард мягко постучала костяшками пальцев в закрытую дверь. Она затаила дыхание, но ни один звук не донесся до нее из комнаты. Занзибарцы точно знают, отчего внутри дома у них отсутствуют двери , — подумала она, вздохнув. — И поэтому их никогда не мучают вопросы, помешают они или нет. — Она осторожно покрутила ручку двери, изготовленной по английскому образцу, тихо нажала на нее и заглянула в комнату.
Освещенный золотистым светом лампы, ее супруг сидел за письменным столом. Озабоченное выражение лица и нервные движения пальцев, в которых он что-то вертел, выдавали его напряженное состояние.
— Джордж, — прошептала она. Но он дернулся так, как будто жена прокричала его имя. — Малыш успокоился. Я иду спать.
— Хорошо. — Его ответ был похож на стон. Он выпрямился, облокотился о стол и подпер лицо руками.
— Не работай слишком долго, дорогой.
Его лицо, приподнятое ладонями, и взгляд снизу вверх чем-то напомнили ей Джеки, бульдога, постоянного спутника ее отца во времена ее детства.
— Тебе-то смешно, — пробурчал муж. Он еще раз вздохнул и откинулся на спинку кресла. — Мне не нужно было бы здесь сидеть, если бы моя драгоценная супруга не поставила бы меня в столь затруднительное положение.
Эмили хихикнула и вошла в кабинет. Тихо прикрыв за собой дверь, чтобы дети наверху не проснулись, она обошла вокруг письменного стола.
— Султан все еще наседает на тебя?
— И еще как! — буркнул Джордж. — И консул Черчилль тоже… Ты устраиваешь заговоры за моей спиной, а я должен потом все приводить в порядок. Мои поздравления, мадам, самые сердечные поздравления!
Она зашла за кресло, положила руку ему на грудь и прижалась щекой к шее.
— Я не знаю, почему ты так озабочен. Ты же был не в курсе и с полным правом можешь утверждать, что ничего об этом не знал. Ведь это правда, и ничего, кроме правды.
Джордж Эдвин Стюард фыркнул, но кончиками пальцев погладил руку жены.
— Султану трудно понять именно это! Он твердо убежден, что хорошая английская жена делает только то, что ей приказывает муж.
Хорошая английская жена радостно взвизгнула.
— Тогда тебе ничего другого не остается, как поправить его восприятие мира.
— Ничего смешного в этом нет! — Весьма легкомысленный тон его упрека свидетельствовал о том, что он с трудом сдерживается, чтобы тоже не расхохотаться. — Ты же знаешь, как важно в таких обстоятельствах сохранять лицо. И теперь султан полагает, что я или глупец, или предатель с раздвоенным языком? Или попросту подкаблучник…
— Бедный Джордж, — промурлыкала жена подкаблучника.
— Да, пожалуйста, пожалей меня, это самое малое, что ты можешь сделать, чтобы загладить свою вину, — довольно пробурчал доктор Стюард. — Собственная жена в обход меня обращается к моему непосредственному начальнику — слыханное ли дело?
— Ах, добрый доктор Кирк, — примирительно вздохнула Эмили. — Без него нам никогда бы это не удалось.
Веселый взгляд мужа, брошенный искоса, словно приласкал ее.