Кровь ангелов - Дмитрий Казаков

Трижды за эту неделю они покидали Двор Судьбы – дважды мотались в большой военный эмпориум, а еще один раз посетили тот, где располагался «Фалько мальтус». Вот только времени заглянуть на свой корабль у бывшего младшего декуриона не нашлось – они пробыли там всего час, на другом конце ВПП, где стоял черно-багровый альнус незнакомой модели.

– Время всегда найдется, если есть интерес, – изрек Ларс. – И тайный выход. Этот замок изъеден ходами, точно гнилой пень – дырами, и кое-какие Армин мне показал. Выскальзывать из-под надзора Ультимы я научился и использовал это для того, чтобы «осмотреться», а то мало ли что.

– Из-под надзора? – Энхо вновь получил бутылку и на этот раз выпил побольше: цветочный привкус, мягкая, тягучая жидкость, что скользит по языку, ласкает небо и десны. – Разве она вам не подчиняется?

– Подчиняется… но в определенной степени. – Ларс почесал макушку. – В какой, я сам не знаю до конца и проверять не хочу… Так, пожалуй, мне хватит, а то я и в самом деле напьюсь, а зачем это нужно?

Эру Венц не удержался, глотнул еще и только потом отставил бутылку.

О чем говорить дальше, он не знал – юноша, что сидел напротив, на другом конце подоконника, не был простым человеком, пусть даже он щурился сейчас на звезды, а до этого пил медовый ликер.

За время, прошедшее со дня боя на орбите, вера Энхо в божественность Божественной Плоти ослабла, но не исчезла совсем, а кроме того, он прекрасно понимал, что эта беседа опасна для него. Решит Ларс, что сказал лишнего, или кто-то из его союзников подумает, что офицер эру Венц услышал то, что ему слышать не следовало, и все…

Либо его самого оставят здесь, на Керимбе, или заменят всю команду, если Янус заартачится.

– Где-то там, далеко, Аллювия, – проговорил Ларс, указывая на темное небо. – Догадываюсь, что ее отсюда не видно, но знаю, что она есть… А когда-то, не так давно, у меня не было ничего, кроме нее – родной дом, мать, сестры, друзья, танцы раз в месяц… Понимаешь?

– Да, – сказал Энхо, но его, похоже, вновь не слушали.

– А теперь у меня всего этого нет, – продолжал Ларс, обращаясь в пространство, и взгляд у него был отсутствующий. – Я лишился друзей и родичей, всего, что было мне дорого, а взамен получил эфемерную цель, Мерцающий трон, и врага в лице Божественной Плоти. Как ты думаешь, это достойный обмен?

Эру Венц промолчал, но его собеседник и на это не обратил внимания.

– Те, кто меня поддерживает, всего лишь союзники, и у них свои цели, им нужен даже не я, а та кровь ангелов, что течет во мне… О, с какой радостью я выпустил бы ее из себя и заменил на обычную!

Энхо слушал и ощущал неловкость – будто статуя Божественной Плоти, установленная в столичном храме Победоносного, заговорила, но изрекла не пророчество или повеление, а пожаловалась на то, что ей надоели мыши, гадящие на постамент, и что пора реставрировать левую ногу…

Нет, Ларс не жаловался, он словно рассуждал сам с собой.

Однако это выглядело слишком живо, чересчур по-человечески для того, кто человеком не являлся.

– Но это невозможно, – сказал Ларс, и взгляд его стал обычным. – Вот такие дела… И что, не вмазать ли нам еще? Хотя нет, лучше вернуться – нам пора на сцену, играть написанные для нас роли. Мне изображать претендента на власть в Империуме, тебе – его преданного офицера, верного сторонника, рыцаря без страха и упрека.

– Но я ничего не изображаю! – возразил Энхо.

– Конечно, – Ларс одним пружинистым движением соскочил с подоконника. – Лучше всего играет тот, кто делает это искренне, от всего сердца.

Вальгорн двигался ритмично и мощно, и дыхание его с шумом вырывалось сквозь сжатые зубы. Женщина под ним постанывала, и не только от страсти – на грудях ее, предплечьях и боках виднелись синяки, возникшие, когда он только «разогревался»…

Окровавленный кнут, оставивший следы на ее белоснежной коже, лежал на полу.

– Радуйся, сука! Радуйся! – прохрипел он и ударил ее по лицу. – Переворачивайся!

– Да, мой государь, – ответила она знакомым до дрожи голосом.

Сладостным в том случае, если в нем звучат страх и раболепие, как сейчас.

И очень неприятным, как раньше, когда Вальгорн трясся от страха, слыша его.

Он приподнялся, и она торопливо сменила позу, оказалась на локтях и коленях. Взгляду хозяина Империума предстала спина, покрытая багровыми вздувшимися рубцами.

Зрелище было возбуждающим, и Вальгорн вонзился в нее так, что она вскрикнула. Вновь монотонно заскрипело ложе, специально изготовленное таким, чтобы он слышал, как все происходит, распалялся сильнее и сильнее и вправду чувствовал себя Божественной Плотью.

Нащупать ее грудь, сжать посильнее, вцепиться в светлые растрепанные волосы…

Пусть эта сучка почувствует боль!

А теперь отпустить, и двумя руками обхватить ее шею, такую тонкую и изящную. Сдавить, ловя пальцами биение жизни, услышать ее хрип, ощутить слабые попытки вырваться.

Нет, сейчас она от него не уйдет!

Еще сильнее, еще, чтобы хрустнули позвонки, смялась гортань, а теперь быстро перевернуть ее и выпустить семя – прямо в приоткрытый рот, между розовых искусанных губ… Сейчас можно вскрикнуть, освобождая запертый внутри экстаз, разрывающий тебя на части, туманящий рассудок.

Придя в себя, Вальгорн понял, что перестарался, – женщина, находившаяся на одном ложе с ним, не дышала.

– Хм, неудача, – сказал он, хмурясь.

Она лежала, глядя куда-то мимо него, маленькая и белокожая, с огромными голубыми глазами и вздернутым носиком, неотличимая от Эльтирии, фемины предыдущей Божественной Плоти.

Гомункул-безликий, заказанная на Фонсе безумно дорогая игрушка, на изготовление которой тамошние искусники потратили более полугода. А он ее сломал, едва она прибыла во внутренний двор, не удержался, не рассчитал сил… но зато получил неимоверное удовольствие.

Ничего, у него будет еще одна Эльтирия, даже две… и настоящая тоже.

А еще он закажет точную копию выскочки с Аллювии и будет насиловать его каждый день – и в естественные отверстия, и в те, какие можно сделать самому, не лишив гомункула жизни.

Когда-то давно, еще до того, как стать Божественной Плотью, Вальгорн относился к недочеловекам с отвращением, таким сильным, что даже прикосновение их было неприятно. Но затем случилась та встреча с закутанными в плащи союзниками, и принцепс понял, что гомункул может быть источником удовольствия, какого не получишь ни от полуженщины, ни от полной.

Густого, яркого, сладостного, но в то же время смрадного – будто ты затеял соитие с животным.

Он завел сначала одну наложницу, потом двух, а чуть позже начал создавать свой внутренний двор, уже не ограничивая себя привезенными с Волюнтаса предрассудками, а руководствуясь лишь собственными фантазиями и желаниями.

Вальгорн слез с ложа и принялся одеваться, насвистывая себе под нос – рубаха и камзол, сегодня зелено-синий с серебряными вставками, обтягивающие штаны и низкие сапоги с разрезами, любимый меч на пояс.

Вот и все, можно выходить в коридор.

– Мой государь, – согнулся в поклоне ожидавший там Карелус.

– Хм, труп уберите, – сказал Вальгорн. – Получилось довольно неплохо.

– Я рад, – на лице горбуна появилась улыбка. – Осмелюсь напомнить, что Ретир ожидает вас.

– В Радужном перистиле?

– Да, мой государь.

– Очень хорошо. – И Вальгорн зашагал по коридору, сопровождаемый четырьмя охранниками.

Могучие и уверенные в себе, ловкие в обращении со всяким оружием, преданные и неподкупные – просто оттого, что здесь у них нет ни друзей, ни родичей, а тех, кто не совершил паломничества к Белому Храму, обязательного для всех жителей Волюнтаса, они не считают за людей.

Два поворота, короткая лестница, и вот он, перистиль: вместо пола зеленый газон, играет струями радужный водопадик, и рядом с ним стоит префект претория, такой прямой, словно проглотил копье.

– Мой господин! – гаркнул Ретир, выпучив глаза.

– Ты с докладом? – спросил Вальгорн.

– Так точно!

– Погоди, я слегка проголодался… – Он поднял руку, и тут же рядом объявился гомункул с подносом.

Тарелка с нарезанными на ломтики яблоками, очищенные орехи хела – то, что надо, чтобы восстановить силы. И глоток красного целлийского вина урожая пятилетней давности, ароматного, впитавшего всю сладость тамошнего воздуха и тепло мягкого солнца.

– Говори, – приказал Вальгорн, с кубком и тарелкой усаживаясь в кресло.

– Проведена беседа с сенаторами, совершившими поднадзорный вояж за пределы Империума, степень воздействия минимальная, физическое насилие не применялось, – доложил Ретир.

Ага, точно, дураки-патриции, якобы по собственной воле отправившиеся к тому парню с Аллювии… И среди них – три гомункула-безликих из той же партии, что и погибшая сегодня «Эльтирия», но модифицированных и натасканных совершенно на иное.