Негасимое пламя - Катарина Причард

— Понимаю, — пробормотал Дэвид.

— Ничего вы не понимаете! — взорвалась Джан. — Я слишком практична, мне не до филантропии! Придется бросить либо «Герлс», либо «Диспетч». А они слишком тесно связаны — это-то и приводит меня в бешенство. И нужна-то мне всего небольшая помощь, чтобы удержать и журнал и газету.

— Я с радостью сделаю для вас все, что в моих силах, — мягко сказал Дэвид.

— Плата по установленным расценкам. — Джан поспешила воспользоваться его нерешительной уступчивостью, — ААЖ[Австралийская ассоциация журналистов.] сотрет меня в порошок, если я не стану платить вам сколько положено.

— Хотелось бы мне верить, что вы действительно нуждаетесь в моей помощи, — возразил Дэвид.

— Нуждаюсь! Вы сами убедитесь, когда займетесь этим делом. — Она поглядела на лежащие у ее ног оттиски гранок. — Как чудесно будет взвалить все это на вас! А кроме того, — губы ее тронула озорная улыбка, — вы сможете писать для «Герлс» по вопросам мира, при условии, что будете сдабривать свои материалы толикой сентиментальности — никаких высоких материй.

— Благодарю вас, очень благодарю! — Дэвид рассмеялся: ирония судьбы — она будет учить его, как надо писать!

— Что тут такого забавного? — спросила Джан, обиженная его смехом, — «Герлс» рассчитан на юных и не совсем юных читательниц. Посмотрите нашу рекламу. На мои ежемесячные встречи с читательницами иногда приходят настоящие бабуси. Журнал покупают женщины всех возрастов. Ведь всем хочется чувствовать себя молодыми.

— Да вы настоящий психолог, ваша проницательность меня поражает, — сухо сказал Дэвид. — А смеялся я вовсе не над девицами, а над самим собой — представил себе, как я пишу для них.

— Это не самое худшее, что могло случиться с вами.

— И снова вы правы. — Он улыбнулся, голос его утратил резкость, с лица исчезло жесткое выражение. — Я готов сейчас писать для каждого, кто изъявит желание прочесть написанное мною. Девицы! А почему бы и нет? Я с удовольствием поведаю им, как важен для них мир!

— Значит, решено. — Джан закурила сигарету и откинулась на спинку кресла, смяв прическу, довольная, что перехитрила Дэвида и уже первая попытка расположить его к себе увенчалась успехом. Почему ей так хотелось этого? Ее и саму это приводило в недоумение. Была ли это жалость? Или просто желание иметь дружескую поддержку, помощь, в которой она и впрямь нуждалась? Или, может, неутоленная жажда любви и нежности, которыми, — в этом она была уверена, — он мог щедро одарить женщину?

— Завтра получите новый костюм, — торжествующе рассмеялась она, — и до чего же приятно будет снова увидеть вас похожим на самого себя, Дэвид!

Глава IX

— Подумаешь, есть о чем волноваться! — усмехнулась Джан, увидев лицо Дэвида, с испугом глядевшего, как она развертывает пакеты с купленной для него одеждой. — Всего-навсего готовый костюм того же размера, что и у продавца, который меня обслуживал. Очень импозантный молодой человек, рост и размеры примерно ваши. Две рубашки, белая и голубая, нижнее белье, серый свитер, носки да еще галстук под цвет ваших глаз. Ботинки могут быть велики, ничего страшного — обменяем.

Дэвид посмотрел на обновки.

— У вас нет другого выхода, как надеть все это, — заметила Джан, — не забудьте, это единственный ваш костюм. И не глядите на меня так, словно готовы перерезать мне горло за то, что я заставляю вас носить его.

— Охотно сделал бы это, — усмехнулся Дэвид. — Но все равно, благодарю вас.

— Раз так, нечего поднимать шум по пустякам, — решительно заявила Джан. — Тащите все это в ванную и переодевайтесь.

Дэвид взял одежду и отправился в ванную, с облегчением предвкушая, как сбросит с себя кричащую пижаму, в которой он выглядел эдаким печальным клоуном, и влезет в настоящий мужской костюм. В нем он, по крайней мере, почувствует себя более уверенным в единоборстве с Джан.

Выбранный ею костюм из серого твида сидел на нем вполне прилично. И все же, причесавшись и поглядев на себя в зеркало, он скорчил недовольную гримасу и отшатнулся. Слишком свободный ворот рубашки и аляповатый галстук были большим испытанием для его былого утонченного вкуса; но вместе с тем он не мог не почувствовать себя возрожденным и помолодевшим во всем новом и чистом.

— Ну вот, так-то лучше, — весело объявила Джан, когда он вернулся в гостиную. — Теперь вы стали самим собой, мистер Ивенс.

На маленьком столике уже стоял готовый обед, и Джан, в своем стремлении играть роль очаровательной хозяйки, обращалась со своим гостем так, словно он доставил ей несказанное удовольствие своим неожиданным посещением. Дэвид, взяв верный тон, держался как старый друг и непринужденно подтрунивал над ней. Едкие замечания, которые он отпускал, слушая сплетни об их общих знакомых, заставляли ее покатываться от злорадного смеха.

После того как они поели, посмеялись, покурили, померялись силами в добродушном подшучивании друг над другом, Джан убрала со стола и разложила на нем свои бумаги. Вопрос о том, будет или не будет Дэвид помогать ей в издании «Герлс», казалось, был уже решен. Дэвид понимал, что о сопротивлении не может быть и речи, по крайней мере, в данное время. Как иначе мог он расплатиться с ней за купленную ему одежду?

По правде говоря, ему было приятно, что он может в какой-то степени помочь Джан, не рассматривая эту помощь лишь как уплату своего ей долга. Он был благодарен ей не только за великодушный порыв в тот вечер, когда он в отчаянии мок под дождем на улице, но и за стремление вернуть ему утраченные равновесие и самоуважение.

Когда Джан ясно и толково объяснила, что ему надлежит делать, Дэвид понял, какую серьезную работенку она ему придумала. К нему переходило редактирование всех материалов для «Герлс» и чтение корректур; в его обязанности входило давать советы по поводу расположения статей и иллюстраций; вести переговоры с типографскими работниками; следить за расходами и тиражом. Себе же она оставляла объявления, переписку и общие финансовые вопросы, перекладывая выпуск журнала в основном на его плечи.

Такая уйма обязанностей явилась для него не совсем приятным сюрпризом. С улыбкой подняв брови, Дэвид постарался успокоить себя тем, что беднякам не приходится выбирать. И потом не навсегда же он связан с Джан.

Она настаивала, чтобы он работал у нее дома. Так ей удобнее. Квартира весь день будет в полном его распоряжении, лишь дважды в неделю к ней приходит убирать женщина. Редакция журнала помещалась в маленькой тесной комнатенке на задах большого магазина на Флиндерс-лейн. Всего-навсего почтовый адрес для деловой переписки. Работать там невозможно.

Да и вообще лучше, чтобы Дэвида не видели в редакции. То-то будет радости, когда прознают о его сотрудничестве в «Герлс»! Всю нужную ему для работы корреспонденцию она станет приносить домой. А обсудить ее они всегда могут либо вечером либо в субботу. Много писать ему не придется, может быть, заголовки, подписи под рисунками, хотя, если захочет, он всегда сможет иметь колонку для статей. Правда, они должны быть написаны в легком стиле журнала, рассчитанного на девиц. Всяких Сузи, Пегги или Мэй.

Дэвид пробормотал слова благодарности. Джан продолжала, настойчиво подчеркивая свои исключительные права издателя и владельца журнала; жалованье она кладет ему для начала восемь фунтов в неделю. Когда же она сможет отдавать больше времени сбору заказов и приток объявлений увеличится, Дэвид будет получать полную ставку и сможет, если захочет, писать для других изданий.

Сколь ни нелепым представлялось ему согласие работать за кулисами женского журнала, Дэвид сдержался, памятуя пословицу, что дареному коню в зубы не смотрят. Что уж тут возражать, успокаивал он себя, если он по уши в долгу за еду и одежду.

— Благодарю вас, Джан, — сухо сказал он. — Мои услуги, во сколько бы вы их ни оценивали, — в вашем распоряжении.

— Боже, это же просто восхитительно. — Джан закурила сигарету, откинулась в кресле и продолжала с легкой иронией: — Восхитительно иметь человека, на которого можно положиться, который так силен в редакторской правке и, — добавила она торопливо, — в умении сокращать типографские расходы.

Дэвид понял, что она мстит ему за страдания, которые он в былое время доставил ей своим редакторским произволом. И хотя он и бровью не повел, она почувствовала, что выпущенное ею жало достигло своей цели.

— А теперь мне пора идти, — сказал он, — надо дать знать моей хозяйке, что я жив-здоров. Да и Чезаре, моему соседу, который столько возился со мной, пока я болел. Наверно, беспокоятся, что со мной приключилось. Скажу им, что провел это время у друзей, подыскал работу, но комнату оставляю за собой.

— А вы не улизнете от меня? — подозрительно спросила Джан.