Опоенные смертью - Елена Сулима

- Холодно в окна прыгать, - усмехнулась Елена, - Не сезон. Подожди, когда сирень зацветет.

- А зацветет ли она, после моего Копытина?.. Вот в чем вопрос.

- А давайте, играть в салочки, - предложила Алина, сама от себя не ожидая такой идеи.

- Здесь тесно!

- А тем громче будет.

Климов тихонько приоткрыл дверь кухни подглядеть, что ж там такое-то твориться. С чудовищно размазанным гримом по лицам, взвизгивая, подпрыгивая, женщины хаотично носились по десятиметровой кухне, сшибая табуретки, натыкаясь на стол, шкафчики и стены. Никакой системы в их передвижении проследить не удалось. Климова прошиб пот. Белая горячка, подумал он и осел по стене.

- Ле-е-на, - взвыл Климов трубным голосом волка в огненной облаве.

- ...Жинка погорюет... - задыхаясь от быстрого бега, продолжала песню Копытина.

- Му-у-вжик, - поправила её Алина, - Му-у - вжик погорюет...

- Му-у... - подхватили женщины хором, не переставая носиться по кухне - ...вжик... - словно оттачивали нож, - ... погорюет.

- Ле-е-ена! - выл Климов, ввалившись в кухню на коленях. Устремился за отскочившей женой, упал на четвереньки, но ухватил её за полу длинной юбки, - Я умоляю, я прошу - остановись!

- Я две недели тебя прошу остановиться, - неожиданно трезво отсекла его Елена, и продолжила при поддержке подруг, - ... выйдет за подругу и забудет про меня...

- То ты, а то я, - встал в полный рост Еленин муж.

- Вот как, а чем Елена хуже? Почему это тебе можно, а ей нельзя, вмешалась Алина.

- А потому, как на женщине все держится, на женщине! - выпалил Климов, - Вот, если я загуляю, ничего такого не изменится, а вот если жена!.. Это ж все, конец семьи получается! Е-е-лена!.. - и выскочил из кухни.

- ... жалко только Горюшку в незамужней долюшке, - переделывали порядком надоевшую им песню женщины, - ... деточек да бабушек... да птиц над головой...

- Мужики! Держите баб! - влетел в комнату Климов, - Беда!

Мужчины растеряно переглянулись между собою, встали, пошли было к дверям из комнаты, да так и не решились переступить её порога.

- Может быть, продержимся до рассвета? - почесал Фома затылок, - А потом они сами попадают.

- Какой попадают! Из окон они попадают! - взвыл Климов, - Они уже допились до чертиков, по кухне носятся, словно от крыс спасаются. Вы контролируйте, я побежал за последним спасением, - и выбежал из дома.

"Последние спасение" давно пребывало в эвакуации у бабушки, в доме напротив.

Когда Климов ввалился с ещё окончательно не проснувшимися, не по-детски встревоженными сыновьями Елены, женщины замерли. Такого каверзного поступка они не ожидали. Лишь сумасшедший взгляд Климова оправдывал его. Дети! На колени! - вопил он весь, дрожа, - Молите! Спасайте свою мамочку!

Старший, двенадцатилетний Антон, сразу оценил обстановку и понял, что с мамочкой как раз все в порядке, а вот с папочкой что-то не то.

- Ты чего, отец, не допил что ли? - он сонно уставился на Климова

- Антон! Как ты смеешь разговаривать с папой! - возмутилась Елена.

- А че, вы тут театр разыгрываете, бабушку будете в час ночи, меня с Минькой в зрители из постели тянете, а я тут должен перед вами расшаркиваться.

Ленины подруги тихо захихикали.

- Выйди вон! Вон! - пафосно завопил Климов, - В то время как мать твоя гибнет!..

- Как это я с вами ещё не погиб, не понятно. - Тихо проворчал Антон и ушел из родительского дома, назад, к бабушке.

Тем временем первоклашка Минька, плотно прижавшись к отцовской ноге, смотрел на мать с кровавыми подтеками вокруг рта, с черными морщинами вокруг глаз, до него не доходило, что это грим. Он верил отцу, всему его пафосу, и тихо плакал, понимая, что с мамой действительно случилась беда.

- Миня, Минечка, ну что ты маленький, - кинулась к сыну Елена, схватила его на руки, и ребенок, уткнувшись ей в плечо, заревел в голос.

Концерт окончен.

ГЛАВА 25.

Алина проснулась у себя в номере к полудню. Опустила руку с постели и коснулась сальных волос Фомы. "На месте. Значит все нормально. Все как всегда. Только я вдруг вчера совалась. Ну и что. Я была сама собою. Но кто я? Что общего между мною вчерашней и позавчерашней? Между мною сегодняшней и прошлогодней? Ничего... никакой логической связи... Кажется, я нарушила ход времени, его поступательное движение. Ведь вчера мне было тринадцать лет. Настоящие тринадцать. Значит, возраст - понятие линейное, а сошла с рельсов и полетела, как самолет. Странное ощущение. И совесть не мучает. И не стыдно..." - она встала вошла в ванную и увидела себя девчонкой, какой там девчонкой, в отражении на неё смотрели глаза ребенка. "Люди превращаются в детей перед смертью. Но это же в старости!" Неужели это конец?" - подумала она, попыталась сосчитать оставшиеся дни до отмеренного срока, но сбилась и поняла, сто не может. Совершенно не может произвести в уме ни одного математического действия, затрясла головой, пытаясь обрести хоть какую-то ясность, и сама себе в слух назидательно произнесла:

- Вот так-то... Все смешалось в моей голове, словно в доме Облонских.

Так что же день грядущий нам готовит? Еще один день... И тут она вспомнила, что, что-то давно не было у неё болей. Да... с того самого раза... с того... Но с какого момента точно вдруг все это прекратилось?.. Невероятно, казалось, все это было так давно, так давно... словно приснилось, все-все приснилось. "Странная, штука эта жизнь, подумала она, так живешь, живешь, а все, в конце концов, кажется сном. Неужели то, что было вчера, действительно было и я способна на такое безумство?.. А дальше что?..

А дальше что?.. Они стояли в художественной мастерской ещё одного гения. Она, Елена, теперь вместо мужа взявшаяся сопровождать их. Климов дал слово во имя спасения семьи не пить больше и не опохмеляться, а закодироваться и теперь предварительно усиленно не пил, кряхтел, вздыхал, бродил по квартире, но не пил. Остальные соучастники бесконечного действа ещё не очнулись в такую рань - обеденное время.

Мастерская художника Слепова была подобна всем мастерским из тех, что размещаются обычно в подвалах, или нежилых домах - горы предметов непонятного назначения и происхождения, одним словом, помоечный антиквариат, под старинным колченогим столом Алина заметила ящик с бутылками слабо задрапированный алым знаменем. И сразу поняла, что и здесь их ждали капитально и надолго. А где картины?

Егор Слепов отдернул сшитые полотнища цветастого ситца, которым была зашторена стена, и обнажил огромный в небесно-голубых подтеках холст. Вертикали стекающей краски плавно переходили в фигуры.

- Небесная оратория, - улыбнулась Алина его прозрачной живописи.

- Да это я так... от нечего делать ... Вот не дописал... да и не живопись все это... Так... мазня... - чесал затылок от неловкости конопатый Егор Слепов.

- А мне... мне нравится, - сказала Алина, - Мне кажется, что мне вот так же что-то снилось. Я помню, это ощущение от вертикального неба. А ты "мазня"!.. Я б так хотела попробовать порисовать, потрогать кисточкой холст... - Она задумчиво отошла подальше.

Фома заметил, как она погрустнела. Ее эмоции так часто и так явно отражались на её лице, что ему порой казалось, что он уже умеет улавливать ходы её мыслей. Но чаще она была грустна, или же глубоко сосредоточенна на чем-то сокровенном. Но он любил, когда вдруг наивная и мягкая улыбка появлялась на её лице. Но если чуть задерживалась больше - грустнел он, шепча себе под нос - "я никчемный человек..." поглядывая на неё исподлобья. И чувствовал, что Алине это все равно. "Так значит, я ей нужен и такой?" чуть вспыхивал и тут же гас, не веря. А может быть она глупа, настолько, что ничего не понимает?.. А может быть, её - как и всех других - прельщает его слава? Не похоже. - Так думал он в который раз...

А золотистый, словно паренек с завалинки, художник Егор, тем временем почесывал затылок, оглядывался то на свое творение, то на Алину, и произнес лениво деловито:

- А ... можешь дописать. Я это так... Мне этот холст пока не нужен.

Тут Алина нерешительно обернулась к Фоме, как бы желая взглядом обрести его поддержку и попросить потом кисть, он улыбнулся ей в ответ, ему нравилась такая чистота по отношению к нему, он в ней не видел той манерной фальшивой надоевшей богемной подоплеки.

"Ну прям, как девочка!" - подумал он и отвернулся, чтоб другим не обнаружить свою слабость. Отвернулся и вдруг заметил ящик под столом и замер, сосредотачиваясь - что к чему.

Вчера клялись не пить.

Он отвернулся тут же, словно лукавая дворняга, завидев помойку в присутствии хозяина, но Алина успела уловить его мучения. И несколько ажиотажно схватила кисть из банки, уставленной кистями, и затрясла ей, словно не терпелось начать вдруг рисовать, но Фома-то знал, что вся она трясется от вопросов: Что делать? Делать что? Ну надо ж что-то делать?!..

- Что ж, Егору, а вы можете действительно позволить мне порисовать на вашей картине? Тогда давайте краски. - Обратилась она к Егору, стараясь не выдавать своего волнения, от чего голос её звучал несколько надменно. Нет, тут уж невозможно было ей противостоять.