Опоенные смертью - Елена Сулима

- Что ж, Егору, а вы можете действительно позволить мне порисовать на вашей картине? Тогда давайте краски. - Обратилась она к Егору, стараясь не выдавать своего волнения, от чего голос её звучал несколько надменно. Нет, тут уж невозможно было ей противостоять.

И сразу получив все, что ей захотелось, застыла в нерешительности перед чужой задумкой. Она когда-то пробовала рисовать, но это было так давно, что как и с чего начать - не знала.

Фома, тем временем обойдя всю мастерскую и перетрогав все странные астролябии, бутылки из-под "Смирновки" прошлого столетия, ракушки и детали кованых оград, встал у окна в великом напряжении и медитировал, не глядя на ящик под столом, но чувствуя его всем телом. Медитировал почти моля и ожидая, когда же вдруг свершиться чудо. Ведь так не может быть, что б было то, что можно выпить и не выпить!..

Тем временем Елена болтала с Егором об их общих знакомых. Уж как-то слишком мирно проходило знакомство с этим Егором, очередным из гениев Екатеринбурга. Фома взглянул на Алину.

Та увлеченно перебирала тюбики красок, уложенные в ящик из-под бананов.

С усмешкой вспомнил о Друиде, наверное, ещё не пришедшего в себя от вчерашнего; а может быть, чего-нибудь сейчас кропающего дома, - "как так, жить на Урале и не поесть бананов?.." И усмехнулся и снова пошел бродить по мастерской, расположенной в огромном старом, купеческом срубе, в растерянности перебирая вновь все, что ему попалось на глаза, - от старых чугунных утюгов и печных заслонок, до медных пуговиц почтмейстеров, вагоновожатых, былых времен.

Елена, разговаривая с Егором, тревожилась о Фоме. Она одна не ведала о мине, прикрытой переходящим знаменем героев соцтруда. Не чуя близости беды, могла себе позволить сочувствовать Фоме. "Ах, как же ему трудно, - все пить и пить, и вдруг не пить". - Вздыхала про себя она. Но в тоже время радовалась тому, как удалось им вчера напугать мужчин и довести их до того, что все они в итоге этой ночью ей честно поклялись, что больше никогда, ни-ни. И так все ясно получалось!.. И такими чистыми глазами они вчера смотрели женщинам в глаза, что невозможно было не поверить. Теперь ей оставалось лишь одно, придумывать такие культурные программы, чтоб было интересно и без водки. И это ей как будто удалось.

Но вдруг дверь распахнулась и с мороза, заснеженный, как сумрачный пингвин, влетел Друид.

Он всхлипнул и плюхнулся на дряхлое допотопное кресло. И с грохотом рухнул. Но, как ни в чем ни бывало, продолжал всхлипывать на обломках, Мой кот... Мой бегемот... Мой бегемоша!.. Скоропостижно... Ночью... То есть под утро... Я вызвал скорую помощь, для людей, а чем он хуже, они ж меня послали матом, а он не вынес этого, он посмотрел с укором и скончался на моих руках. О боже!.. - и после молчаливой паузы задумчиво продолжил, - Как так, прожить под наблюдением такого мудрого кота такие творчески насыщенные годы и вдруг не помянуть.

- Как?! Бегемот погиб?! - Хором вскрикнули Фома и Алина. Переглянулись и вспомнили танец любви под кошачий прищур... Алина потупила глаза - "это было?.. Это действительно было?.."

- Умер от энтерита. Каков был философ. Лежал на диване, на спине, нога на ногу, и разве что кальяна не хватало. Как так ...

- Да... - Вздохнул Фома и наклонился, чтобы как бы вовремя, в тот самый нужный момент вынуть из-под стола бутылку.

- Нет! - в ужасе оттолкнув Фому, крикнула Алина, - Все! Уходите отсюда. Я буду рисовать, рисовать, рисовать и больше ничего...

- Как так, - уставился на неё Друид, - А кот? Кто кроме нас помянет его душу?

У Алины не хватило слов, и плотно сжав губы, она смогла лишь отрицательно замотать головой.

- Ну и как это ты будешь рисовать? - опять почесал затылок Егор, гостья из Москвы его озадачила своим поведением, с котом же Друида он был не знаком. И совершенно не понимал о чем идет речь, что происходит.

- Не знаю, - растерялась на секунду Алина, - А давай вместе. Как на пианино - в четыре руки.

Друид поднялся, и обломки кресла рассыпались безнадежными деталями былого, - Аля, Алечка... - он гипнотически смотрел в её словно ничего не видящие зеленые с расширенными черными зрачками утягивающие куда-то за предел возможного глаза, и постепенно приближаясь к ней, он лепетал, срываясь вдруг на шепот, - Алечка, да ты сошла с ума. Что ж ты творишь такое второй день. Я понимаю, что беда одна не ходит. Вот умер кот, а ты как будто заводная, не чувствуешь как будто ничего.

- Не приближайся! - топнула ногой Алина, - Ведь ты не знаешь, ты не знаешь!.. А я знаю, что от чего и к чему!

- Я чувствую...

- Нет! Все уходите, все. Я буду рисовать. Я больше не могу.

Пошли, пошли - похлопал Фома Друида по плечу. Все это время он смотрел на Алину, не отрываясь, "глазами, быть может, змеи". Так мудрый взгляд на самого себя и все вокруг, определил когда-то Ходасевич. Как ни странно, но люди пьющие помногу и давно, порой оказываются пристальней к другим, а трезвенники невнимательны настолько, что прибывают порой в большей иллюзии, чем постоянно опьяненные вином.

ГЛАВА 26.

Они взглянули друг на друга с немым удивлением - Алина и Егор. Они не ожидали, что их оставят вдруг вдвоем.

- Что ж... будем рисовать, - вскинула руки Алина, словно открывая представление.

- Может, выпьем для начала?..

- Давай, помянем, все-таки кота. - Кивнула она, понимая что, не приняв зелья, он будет чувствовать себя как в оковах.

Они деловито и молча принялись опустошать бутыль сухого.

Он думал, что она, наверное, под наркотой, или частичка безумной богемы, и сейчас... сейчас она его начнет, конечно, соблазнять. Он стал известным недавно, но сразу после первой выставки познал, какими страстными бывают женщины с мужчиной, в котором окружение признало талант. И было все же странно - она в Москве, наверняка, и не таких видала. А он-то что... А может быть она как нимфоманка, ей все равно какая слава, лишь бы... Он ждал, когда она, если не бросится на него, то хотя бы начнет заигрывать. Но вино в бутылке кончилось, а ничего.

- Ну что ж, приступим, - сказала Алина, подошла к холсту и словно дирижер взмахнула кистью.

Вот этого Егор не ожидал. Думал, это она нарочно придумала, чтобы остаться с ним вдвоем. Но все же взял другую кисть и ждал, что дальше сделает она, какое извращенное кокетство применит, чтобы соблазнить.

Она, выдавив берлинскую глазурь на палитру рядом с белилами, макнула кисть в растворитель. Он выжидательно следил за мимикой её лица. Ничего. Она мазнула кистью краску и прикоснулась ею к лику на недописанной, отданной на растерзание картине. Но ничего от её прикосновения не изменилась.

- Нет... Я слишком уж несмело, - задумчиво произнесла она и, подражая автору недописанной картины, почесала затылок. - Надо радикально...

- Радикально. Хм, - он усмехнулся, взяв кисть, мазнул ультра оранжевую краску и нанес крупный мазок на свою "небесную ораторию", как она её назвала.

- Да, ты с ума сошел! Да это ж слишком!.. - Возмутилась так искренне, что он даже поверил, что она осталась рядом с ним, что б рисовать. "Вот это да!.. Такого ж не бывает!"

Он точно знал, что баб по жизни интересует только лишь любовь. А эта взрослая, красивая, вроде бы без патологий мадам - неужто и вправду захотела рисовать?.. С такой целью в его мастерскую пробирались только лишь дети. Он усмехнулся, вспомнив, девочку лет восьми, отчаянно желавшую стать его подмастерьем, и посмотрел на Алину, да... она сейчас была похожа на нее. А он, дурак, надеялся на что-то!.. И кончик носа у неё по-детски вздернут, если приглядеться...

И посмеявшись тайно над собою, мазнул ей, возмущенной кистью по носу.

- Ты что это себе позволяешь?! - Возмутилась она, так словно не она внезапно появилась в его мастерской, а он пришел и занял её мир тотально. Он усмехнулся и мазнул её еще. Оранжевая люминесцентная темпера весьма концептуально смотрелась на её лице.

Она в растерянности обернулась и посмотрелась в осколок старинного зеркала прибитого возле окна и с криком, - Вот ты как!.. - накинулась, махая кистью, на него.

Когда, промерзнув окончательно, в экскурсии по старому городу, мечтая, не исключая Елену, принять немного для согрева, заинтригованные тем, какое предстоит увидеть им творение, все трое - и Друид, и Елена, и Фома бесшумно поднялись по старой деревянной лестнице, и Фома тихонько приоткрыл тяжелую клеенкой дверь, они увидели такое!..

Егор и Алина как два бывалых фехтовальщика, дрались на кистях, и прыгали, как каскадеры на съемках комедии про очередных мушкетеров, по столам, по тумбам, тумбочкам и стульям. При этом перемазанные так, что ужас охватил Друида, остолбенение Фому и полное непонимание Елену, Егор и Алина, держали по бутылке вина в левых руках и с воплями азарта каждый раз отхлебывали, отмечая свою победу, - нанеся мазок на противника. И все вокруг было заляпано оранжевым, зеленым, голубым. У зрителей в глазах зарябило. А эти... двое, словно и не заметили пришедших.

- Ша! - выскочил Фома в центр мастерской и поднял руку, словно секундант на ринге.