Загадай число - Джон Вердон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень находчиво, — произнесла Мадлен.
— Ты про него или про меня?
— Про вас обоих.
— Кажется, звучит логично. И тогда понятно, зачем он фоном проигрывал шум дороги: чтобы скрыть тот факт, что он находился в тихом месте.
— Какой шум дороги?
— На записи. Криминалист сделал анализ фонограммы, которую записал Меллери, и обнаружил, что на фоне два разных источника звука — двигатель машины и шум дороги. И двигатель был настоящий, то есть шумел в тот же момент, когда убийца говорил по телефону, а шум дороги был вторичный, то есть на фоне живого голоса проигрывалась запись. Поначалу это казалось бессмыслицей.
— Теперь понятно, — отозвалась Мадлен. — Ты его раскусил. Очень хорошо.
Он внимательно посмотрел на нее, пытаясь различить сарказм, который так часто скрывался за ее комментариями по поводу его работы, но сарказма не было. Она глядела на него с искренним восхищением.
— Я серьезно, — сказала она, как будто прочитав его мысли. — Впечатляет.
Он вдруг вспомнил с неожиданной ясностью, как часто видел этот взгляд в первые годы их брака, каким счастьем было ощущать поддержку и одобрение такой исключительно умной женщины, и как остро в эти минуты он чувствовал, что их союз бесценен. И вот он видел это снова — чудесное напоминание, ожившее в ее глазах. Затем она отвернулась к окну, и серый свет затуманил ее взгляд. Она прокашлялась.
— Не помню, мы купили грабли для чистки крыши? Обещают до тридцати сантиметров снега к полуночи, и я боюсь, что потолок в кладовке наверху опять протечет.
— Тридцать сантиметров?..
Он вспомнил, что в сарае вроде бы стояли старые поломанные грабли, которые можно было попробовать закрепить скотчем.
Она негромко вздохнула и пошла к лестнице.
— Ладно, просто уберу все из кладовки.
Он не нашелся что ответить. Зазвонивший телефон спас его от произнесения какой-нибудь глупости. Он поднял трубку после третьего звонка:
— Гурни.
— Детектив Гурни, это Грегори Дермотт. — Голос звучал вежливо, но несколько нервно.
— Слушаю, мистер Дермотт.
— Тут кое-что случилось. Хотел убедиться, что ставлю в известность всех, кого надо.
— Что случилось?
— Я получил странное сообщение. Может быть, оно как-то связано с письмами, которые получали жертвы убийцы, как вы рассказывали. Можно я зачитаю его вам?
— Сперва расскажите, как вы его получили.
— То, как я его получил, еще ужаснее, чем то, что в нем написано. У меня, честно говоря, мурашки по коже. Его приклеили к моему окну скотчем — кухонному окну напротив столика, где я завтракаю каждый день. Понимаете?
— Понимаю ли я что?
— Это значит, что он был здесь, касался моего дома, находился буквально в нескольких метрах от места, где я сплю. И он знал, к какому окну приклеить записку. Это меня пугает.
— Почему вы считаете, что он угадал с окном?
— Потому что я сижу напротив него каждое утро. Это не может быть совпадением — он, по-видимому, в курсе, что я завтракаю за этим столом. То есть он за мной наблюдал.
— Вы сообщили в полицию?
— Поэтому я вам и звоню.
— Я имею в виду вашу местную полицию.
— Да я понимаю, что вы имеете в виду. Конечно, я им звонил, но они не воспринимают это всерьез. И я решил, что попрошу вас с ними поговорить. Очень меня обяжете.
— Расскажите теперь, что было в записке.
— Секундочку. Вот она. Тут всего две строчки, написаны красными чернилами:
Кто последний — вышел вон,Глупым — к смерти на поклон.
— Вы сказали об этом полиции?
— Да. Я объяснил, что может быть связь с двумя убийствами, и они сказали, что завтра утром меня навестит детектив, из чего следует, что они не находят это дело срочным.
Гурни задумался, следует ли ему сообщить, что убийств теперь три, но решил, что это только усугубит страх, а Дермотт, судя по всему, уже натерпелся.
— Для вас эта записка что-нибудь значит?
— Значит? — Голос Дермотта задрожал. — То и значит, что там написано. Что кто-то умрет. И записку почему-то прислали мне. Вот и получается, черт побери… Я не понимаю, почему все так равнодушны? Скольких еще должны убить, чтобы вы что-то начали делать?
— Постарайтесь сохранять спокойствие, сэр. У вас записано имя офицера, с которым вы разговаривали?..
Глава 42 Вверх ногами
К моменту, когда Гурни закончил непростой разговор с лейтенантом Джоном Нардо из полиции Вичерли, он получил заверение, что Грегори Дермотта немедленно обеспечат охраной, хотя бы временной, до того как шеф примет решение.
Снегопад тем временем превратился в снежный буран. Гурни не спал уже тридцать часов и знал, что нужно отдохнуть, но решил выиграть еще немного времени при помощи кофе. Он позвонил наверх Мадлен, спрашивая, не хочет ли она присоединиться, и не смог различить ее односложный ответ, хотя мог бы догадаться, каким он будет. Он переспросил. «Нет» прозвучало громче и отчетливее, чем того требовала ситуация.
Снег не произвел на него привычного умиротворяющего действия. Факты по делу наслаивались один на другой, и отправление письма убийце теперь казалось ошибкой. Ему, конечно, дали карт-бланш, но вряд ли это подразумевало подобного рода творческую импровизацию. Он дождался, пока сварится кофе, думая об убийстве в Созертоне и представляя себе камбалу в почтовом ящике так ясно, будто видел ее собственными глазами, а затем вспомнил о записке, приклеенной к окну Дермотта. Кто последний — вышел вон, глупым — к смерти на поклон.
Пытаясь как-то выбраться из душевного раздрая, овладевшего им, он подумал, что можно починить грабли в сарае, а можно еще раз проанализировать историю с цифрой 19, вдруг она наведет его на какие-нибудь новые мысли. Он выбрал последнее.
Если предположить, что маневр убийцы был именно таким, как он думал, что из этого следовало? Что убийца умный, с богатым воображением, расчетливый садист? Что у него мания контроля и он любит вызывать у жертв чувство бессилия? Но это были очевидные вещи. Неочевидным оставался ответ на вопрос, почему он выбрал именно такую последовательность действий. Гурни догадался, что фокус с цифрой 19 был именно фокусом — с целью создать у жертвы впечатление, что убийца многое о нем знает, при этом не требуя никакой особенной информации.
Черт!
Как там было во втором стишке, полученном Меллери?
Гурни почти побежал из кухни в кабинет, схватил папку с бумагами по делу и нашел записку. Второй раз за день он почувствовал, что прикоснулся к разгадке.
Что забрал — отдавай,Что творил — получай.Знаю, что ты слышишь,Знаю, как ты дышишь,Где бывал,Что видал.Шесть-пять-восемь,В гости просим.
И что там сказала Мадлен вчера ночью, когда они лежали в постели? Или это была ночь до того? Что-то о том, что в записках не было ничего конкретного — никаких фактов, имен, названий местности, ничего реального.
Гурни почти физически чувствовал, как фрагменты пазла складываются в единое целое. И главный фрагмент, судя по всему, он всю дорогу держал вверх ногами. Близкое знакомство убийцы с жертвами и их прошлым было, как теперь стало понятно, не более чем притворством. Гурни снова перебрал записки и телефонные разговоры убийцы на предмет хоть какой-то конкретики — и не нашел ее. Ничего, кроме имен и адресов. Правда, складывалось впечатление, что он действительно знал, что все трое пили, но и тут не было ничего определенного — ни событий, ни людей, ни мест, ни дат. Все выглядело так, будто убийца старался создать у жертв ощущение, что он их хорошо знает, в то время как на самом деле не знал ничего.
И тогда возникал новый вопрос. Зачем убивать случайных незнакомцев? Если дело было в патологической ненависти ко всем, кто пил, тогда почему бы — как он и предполагал в разговоре с Клэмом в Бронксе — не подсунуть взрывчатку на собрание «Анонимных алкоголиков»?
Мысли снова пошли по кругу. Ум и тело пронизывала усталость, а вместе с ней пришли сомнения.
Подъем, который он испытал, когда разгадал фокус с цифрой и сделал вывод об отсутствии связи между убийцей и жертвами, сменился мрачными мыслями, что следовало догадаться об этом раньше, а затем страхом, что даже этот новый ход мысли упирается в тупик.
— В чем дело?
Мадлен стояла в дверях кабинета с черным мусорным мешком, набитым до отказа. Волосы ее растрепались после уборки в кладовке.
— Ни в чем.
Она с сомнением посмотрела на него и поставила мешок рядом с дверью.
— Это твое добро из кладовки.
Он уставился на мешок.
Она снова пошла наверх.