Севастополист - Георгий Панкратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И так я считал, пока не попал в Башню. Посмотрев на экран, который привела в движение черноволосая красавица Ялта, я узнал о великой стройке нашего мира, которая бросала вызов всему, что я знал о жизни – стройке Башни. Так что, вполне возможно, Стройка могла быть чем-то вроде местного музея, решил я. А о том месте, где предстоит провести всю оставшуюся жизнь, всегда стоит знать больше.
О да, мне казалось, что я рассудительный. Казалось, что это и есть ключ к тому, как не потерять здесь себя. Но, как и прежде, все вышло иначе. Войдя в новый зазеркальный зал и сделав по нему несколько шагов, я ощутил оторопь. Само пространство казалось гигантским и было выполнено в белом свете. Его источника я не видел, светом буквально сочились потолок и пол, но такое уже не удивляло меня: нечто подобное было в Преображариуме. Однако на этом сходства заканчивались. В стенах зала Стройки виднелись углубления, отделенные от посетителей – хотя можно смело говорить: от посетителя, то есть меня, ведь никого другого я здесь не увидел, – тончайшим и удивительно чистым, словно только что изготовленным стеклом. Из глубины на меня смотрели лица людей, множество лиц: молодых и старых, красивых и не показавшихся мне таковыми, улыбчивых, довольных и не очень. Все они располагались парами, мужское рядом с женским, и я тут же вспомнил старую фотографию, которая стояла, сколько я помнил себя, на кухне моих недалеких, да и вообще в домах большинства севастопольцев. Люди любили такие фото как память о чем-то светлом, что проживалось вместе; как правило, их закрепляли в рамку и тоже прятали под стекло, а потом ставили куда-нибудь повыше, чтобы случайно не разбить.
Но то, что я увидел в этом зале, не походило на фоторамки – ведь не было самих рамок. Не было даже контуров фона, на котором сделан снимок, не было ничего, кроме лиц, казавшихся объемными и возникавших в пустоте. Скорее всего, они проецировались с помощью невидимых и непонятных мне устройств, расположенных снизу и сверху. Но самым удивительным было не то, как появлялись эти изображения – необъяснимое было нормой в Башне. Я совершенно не мог сообразить, какая связь между бесконечными рядами этих лиц от пола до потолка, простиравшихся в обе стороны, и всем, что я знал о стройке.
«Наверное, он мне объяснит», – подумал я, заметив неподалеку белую стойку, выраставшую, как гриб, прямо из пола. Возле ее основания клубился белый пар, что создавало иллюзию, будто стойка парит в воздухе.
– Добро пожаловать, – поприветствовал меня человек, расположившийся за стойкой. Он был одет в совершенно белый балахон с бесформенным красным пятном в районе сердца. Оно производило впечатление крови, которой пропитался балахон, – мне стало интересно, было ли это задумкой, или же так казалось мне одному? В том, что пятно было искусственным, я и не сомневался: похоже, искусственным на этом уровне Башни было вообще все.
– Новый свет, – поприветствовал меня человек.
– Что «Новый свет»?
Я был не слишком вежлив в тот раз.
– Меня зовут Новый свет, – торопливо ответил человек.
– Оригинально, – бросил я, подойдя к стойке.
На ней лежала небольшая коробка, выкрашенная в такой же ярко-красный цвет, как и пятно на груди человека. Тот выглядел пожившим, но бодрым. Он улыбался и имел вполне довольный вид.
– А что вы здесь строите, Новый свет?
– Почему вы спрашиваете об этом меня? – Новый свет подался вперед и заглянул мне в глаза.
– Вы же хозяин этого зала, – я пожал плечами.
– Что ж, если вам удобно – называйте это так, – ответил человек с пятном и зачем-то дотронулся до коробки. – Но такие вопросы на вашем месте я бы все равно задавал не мне.
– Кому еще задавать их? Здесь никого больше нет.
Человек вновь улыбнулся.
– С такой низкой самооценкой удивительно, что вы стали избранным. А как вы тогда собираетесь дойти до верха?
– Откуда вы знаете? – Мысли в моей голове запутались в клубок, и я стал запинаться. – Да и какое это имеет значение? Какая разница, что с моей самооценкой?
– Здесь это имеет очень большое значение, – ответил Новый свет. – Ничего нет важнее вашей самооценки. Именно самому себе вы должны были задать вопрос, что и зачем здесь строят. Ведь только внутри себя, вот здесь, – он сбавил голос и указал на свое пятно, – находится этот ответ.
– Это очень любопытно, – ответил я. – Но у меня болит голова. Нет ли у вас…
– Нет, – строго ответил мой собеседник. – Что бы вы ни спросили, здесь этого нет. Видно, что вы ищете другое. А мы здесь не размениваемся на мелочи. Мы здесь строим.
– Да что вы, в конце концов, строите? – взорвался я. Настроения слушать нотации у меня совсем не было.
Человек замолк и посмотрел на меня пристально. Его молчание было довольно долгим, и я уже думал развернуться, полагая, что оно не кончится никогда.
– Семьи, – наконец произнес он твердо. – Мы здесь строим семьи.
Я сразу вспомнил это слово – оно мне так понравилось, что я решил называть семьей и то, как мы жили в городе. А потому и сразу спросил:
– Совсем как в Севастополе?
– Башня – это и есть Севастополь. В его высшем, лучшем проявлении. Разве вам не объяснили это? – Новый свет старательно изображал удивление. – Вы словно попали к нам с черного хода.
– Но в целом оно так и было, – признался я.
– Люди приходят сюда, чтобы создавать пары, – продолжил он, проигнорировав мое замечание. – Но у вас, я вижу, пары нет. Так что вы можете просто посмотреть. – Он развел руками.
– А вы не находите пары? Ну, тем, кто приходит сюда один.
– Находите? – На этом вопросе он перестарался с удивлением – да так, что я даже скривился. Новый свет мгновенно это понял и улыбнулся: – Ну да, вы правы, это было слишком. Но если бы вы видели, какие здесь только лица не строят в этот самый ответственный момент!
