Львы Аль-Рассана - Гай Гэвриел Кей

Альвар дрался. Не на смерть, так как это было запрещено в городе, который нуждался в наемниках, но он ранил двоих и получил рану на внешней стороне правой руки, которая ненадолго обеспокоила Джеану. Стоило получить эту рану и оставшийся после нее шрам, ради того чтобы видеть ее тревогу. Альвар ожидал и ран, и шрамов; он ведь солдат, такие вещи неизбежны при выбранном им жизненном пути. Вдобавок к этому всем известно, что он находится в Рагозе в качестве представителя отряда Родриго Бельмонте, и он дрался с сознанием того, что защищает честь воинов Капитана и утверждает их превосходство над всеми другими воинами мира. Он нес это бремя в одиночку, с тревожным чувством ответственности.

До тех пор пока в конце того же лета сам сэр Родриго не приехал в Рагозу через перевал на своем черном коне со ста пятьюдесятью воинами и торговцем шелком. Знамена Бельмонте и Вальедо развевались на ветру, когда они подъехали к городским стенам по берегу озера.

Тогда все изменилось. И повсюду начались перемены.

— Клянусь святым господом! — в ужасе воскликнул Лайн Нунес, когда Альвар явился к нему в тот первый день. — Посмотрите-ка на него! Этот парень сменил веру! Что я скажу его несчастному отцу?

Капитан окинул насмешливым взглядом одежду Альвара и сказал только:

— Я получил три доклада. Кажется, ты хорошо справился. Расскажи подробнее, как тебя ранили, и что ты в следующий раз сделаешь иначе.

Альвар расплылся в улыбке до ушей, его окатило теплой волной, словно он глотнул неразбавленного вина, и выполнил пожелание Капитана.

Теперь, какое-то время спустя, пробегая по базару ясным осенним утром под голубым небом, чтобы найти Джеану и сообщить ей большие сегодняшние новости, он знал, что его узнают, ему завидуют и даже слегка его опасаются. Теперь уже никто не вызывал его на поединок. Прославленный сэр Родриго Вальедский, ссыльный, принял предложение эмира Бадира, заключил контракт на колоссальную сумму и получил деньги за год вперед, что было почти неслыханным делом.

Теперь люди Родриго стали воинами Рагозы, передовым отрядом войск, которые обязаны обеспечивать порядок в городе и его окрестностях, сдерживать растущие амбиции Халоньи и Картады и дерзкие набеги вожака разбойников ибн Хассана из его южной крепости Арбастро. Жизнь в Рагозе была сложной и многогранной.

В то утро жизнь казалась юному Альвару де Пеллино великолепной, а блестящая, просвещенная Рагоза эмира Бадира — самым цивилизованным городом в мире, и кто бы посмел это оспаривать?

Альвару приходилось бывать во дворце вместе с Джеаной и несколько раз с Родриго. Прямо через дворец протекал поток, дававший воду внутренним садам и дворикам. Его пустили — Альвар так и не понял, каким образом, — через самый большой пиршественный зал.

Во время своих пышных пиров эмир Бадир — себялюбивый сибарит и человек, несомненно, большой хитрости, — любил, чтобы еду сплавляли на подносах по течению этого ручья. Затем подносы поднимали из воды полуголые рабы и подавали кушанья гостям эмира, возлежащим на ложах на манер древних. Альвар написал родителям письмо и рассказал об этом; но знал, что они ему не поверят.

Обычно он старался не бежать по улицам — это было слишком по-ребячески, слишком несолидно, — но известия этого утра были огромной важности, и ему хотелось самому сообщить их Джеане.

Огибая палатку с кожаными изделиями, он поскользнулся и схватился за опорный шест, чтобы удержаться на повороте. Шест закачался, навес опасно наклонился. Ремесленник, которого Альвар знал, привычно выругал его в ответ на брошенное через плечо извинение.

Джеана и Велас должны были находиться в своей палатке на базаре. Она продолжала практиковать так же, как ее отец и она сама в Фезане. Хотя Джеана получала приличное вознаграждение во дворце, она всегда принимала пациентов в палатке на базаре в базарное утро и у себя в приемной два раза в неделю во второй половине дня. Необходимо, чтобы лекаря знали за стенами дворца, объяснила она Альвару. Ее так учил отец. Лекарь так же легко может выйти из моды при дворе, как и войти в моду. Неразумно лишаться других пациентов.

Велас рассказал Альвару о том, что случилось с отцом Джеаны.

До приезда Родриго они с Альваром приобрели привычку иногда вместе ужинать по вечерам, когда Джеана уходила во дворец, а Альвар был свободен от дежурства или патрульной службы. В ту ночь, когда он услышал историю Исхака бен Йонаннона и младшего сына правителя Альмалика, Альвару в первый раз, но не в последний, приснился сон, что он убил правителя Картады и вернулся через перевал в горах в Рагозу, к Джеане с известием, что темные, немые страдания ее отца отомщены.

Новость этого утра положила конец этим снам.

Ее не оказалось в палатке. Велас в одиночестве раньше времени закрывал помещение, убирал лекарства и инструменты. Она, должно быть, только что ушла: перед палаткой все еще толпились пациенты. Они перешептывались в страхе и возбуждении.

— Велас! Где она? У меня новости! — сказал Альвар, тяжело дыша. Он бежал сюда всю дорогу от западных ворот.

Велас оглянулся на него через плечо, выражение его лица трудно было понять.

— Альвар, мы уже получили известие из дворца. Альмалик умер. Забира из Картады находится здесь. Джеана ушла во дворец.

— Зачем? — резко спросил Альвар.

— Ее вызвал Мазур. Он хочет, чтобы она была рядом с ним сейчас, когда происходят такие события.

Это Альвар знал. И его это совсем не радовало.

Джеана испытывала здоровое наслаждение в тех крайне редких случаях, когда занималась любовью.

Она также обладала в равной степени здоровым чувством собственного достоинства. Широко известная истина о том, что Мазур бен Аврен, визирь Рагозы, был самым выдающимся членом общины киндатов в Аль-Рассане, самым прозорливым, самым хитроумным и самым щедрым, не противоречила тому так же широко известному факту, что он был самым жадным до женщин мужчиной из всех известных ей лично или понаслышке, если не считать правителей с их гаремами.

В каком-то смысле он тоже был правителем и мог бы иметь свой гарем. В Аль-Рассане бен Аврен считался принцем киндатов, и хотя он горячо открещивался от этого титула — что было предусмотрительно, учитывая недоброжелательное внимание к нему со стороны ваджи, — он имел право его носить.

Правитель или нет, но Джеана отказывалась спать с мужчиной, который явно считал, что имеет на это полное право.

Она постаралась дать ему это понять как можно яснее в тот первый вечер, когда он пригласил ее поужинать в его личных апартаментах во дворце. В комнате присутствовали два музыканта. Ей стало очевидно, что они должны остаться и после ужина и продолжать играть, пока визирь и его гостья будут развлекаться.