Львы Аль-Рассана - Гай Гэвриел Кей

Прищурившись в ярком свете солнца, Альвар поискал и нашел глазами Джеану, и увидел, что она переводит взгляд с одного мужчины на другого. Альвар сделал то же самое, силясь понять, что здесь происходит. И тут он тоже вздрогнул, хотя было вовсе не холодно и солнце стояло высоко в небе.

Дома, на ферме, на самой окраине Вальедо, кухарки и служанки, большинство которых еще оставалось наполовину язычницами на этом дальнем, диком севере, обычно говорили, что такая дрожь означала только одно: посланник смерти только что проник в царство смертных из Финьяра, затерянного мира самого бога.

Непривычно встревоженный, в полной тишине, Альвар проскользнул сквозь толпу в саду и занял свое место среди наемников на ближнем берегу ручья перед островком.

Родриго и одетый в черное картадский слуга все еще не отрывали глаз друг от друга.

Теперь это заметили и остальные — было нечто странное в неподвижности обоих мужчин. Краем глаза Альвар увидел, как Мазур бен Аврен повернулся и посмотрел на Родриго, а потом снова на слугу.

Все еще пытаясь сориентироваться, Альвар искал на лицах этих двоих гнев, ненависть, уважение, иронию, оценивающее выражение. Но не увидел ни одного из этих чувств, и в то же время понемногу от каждого. За мгновение до того как заговорил эмир Рагозы, он пришел к выводу, что видит нечто вроде узнавания. Не просто узнавания друг друга, хотя именно так должно было быть, а чего-то, чему труднее подобрать название. Он подумал, все еще под впечатлением ночных сказок, которые ему рассказывали дома, что это могло быть нечто вроде предвидения.

И Альвару, уже взрослому мужчине, солдату, среди толпы людей, ясным утром внезапно стало страшно, как бывало в детстве ночью, после рассказов женщин, когда он лежал в постели и слушал вой северного ветра за окнами.

— Добро пожаловать в Рагозу, госпожа, — тихо произнес эмир Рагозы.

Если он и почувствовал это растущее напряжение, то не подал виду. В его голосе и манерах чувствовалось искреннее восхищение. Эмир Бадир был ценителем красоты во всех ее проявлениях и обличиях. Альвар, который сейчас боролся с внезапно накатившим на него мрачным настроением и которого защищал сам простой факт влюбленности в другую женщину, счел госпожу из Картады привлекательной, но чересчур злоупотребляющей украшениями. Тем не менее ее манеры были безупречны. Только после того, как эмир Бадир заговорил, она грациозно поднялась с дорожки и стояла перед островком правителя.

— Это визит матери? — продолжал Бадир. — Вы приехали, чтобы посмотреть, хорошо ли правитель заботится о ваших детях?

«Эмир понимает, что дело гораздо серьезнее», — подумал Альвар, потому что и сам многое узнал за три месяца. Это был гамбит, начало игры.

— И за этим тоже, повелитель, — ответила Забира Картадская, — хотя у меня нет сомнений относительно вашей заботы о малышах. Однако мой приезд вызван не только материнской любовью. — Ее голос звучал тихо, но ясно, словно у хорошо обученной певицы. — Я приехала, чтобы рассказать об убийстве. Об убийстве сыном своего отца и о последствиях этого убийства.

В саду снова воцарилась почти полная тишина; лишь одна птица продолжала петь над ее головой, ветерок шуршал листьями деревьев, плескалась вода, огибая остров.

И в этой тишине Забира сказала:

— Священное учение Ашара гласит, что убийца отца становится нечистым навечно. Пока он жив, его избегают, его казнят или изгоняют из общества людей, он проклят богом и звездами. Я спрашиваю у эмира Рагозы: может ли такой человек править в Картаде?

— А это так? — эмир Бадир был сибаритом, склонным потакать своим слабостям, но никто никогда не сомневался в его уме.

— Да. Две недели назад Лев Картады был подло убит, а его сын-убийца теперь завладел скипетром и называет себя Альмаликом Вторым, Львом Картады, Защитником Аль-Рассана. — По саду пронесся ропот, так как всех этих подробностей еще не знали: Забира преодолела горы быстрее гонцов. Забира выпрямилась и намеренно повысила голос: — Я приехала сюда, мой повелитель, чтобы умолять вас освободить народ моего любимого города от этого отцеубийцы и цареубийцы. Чтобы вы послали свои войска на запад, выполняя заветы святого Ашара, и уничтожили этого порочного человека.

Снова раздался ропот, подобный порыву ветра в листве.

— И кто же тогда будет править в славной Картаде? — На лице эмира Бадира нельзя было ничего прочесть.

Женщина впервые заколебалась.

— Городу грозит смертельная опасность. Мы узнали, что брат узурпатора — Хазем находится на юге, по ту сторону пролива. Он — фанатик и ищет помощи и поддержки у племен маджритийцев в пустыне. Он бросил открытый вызов отцу, и тот официально лишил его наследства много лет назад.

— Это нам известно, — мягко произнес Бадир. — Это знают все. Но кто тогда должен править в Картаде? — снова спросил он. К этому моменту даже Альвар понял, куда он клонит.

Этой женщине нельзя было отказать в мужестве.

— Вы здесь, в Рагозе, являетесь опекуном двух единственно законных детей короля Альмалика, — ответила она уже без всяких колебаний. — Я официально прошу вас взять этот город именем бога и посадить на трон правителя его сына, Абади ибн Альмалика. И оказывать ему всяческую поддержку и помощь, какую только возможно, до достижения им совершеннолетия.

Так это было произнесено. В открытую. Приглашение захватить Картаду и благовидный предлог для этого.

Джеана, слушавшая с пристальным вниманием, посмотрела поверх головы женщины в черно-красном одеянии и увидела, что Альвар ухитрился проникнуть сюда. Она снова повернулась к эмиру.

Но теперь заговорил визирь, и впервые его низкий голос звучал размеренно и серьезно:

— Я хотел бы знать, если можно, разделяет ли эти мысли и желания слуга, которого вы с собой привели?

Бросив быстрый взгляд на Забиру, Джеана поняла, что женщина не знает ответа на этот вопрос; что она разыграла собственную карту и теперь ждет, что будет дальше.

Она разыграла следующую, необходимую карту.

— Он не мой слуга, — сказала Забира. — Вы знаете, полагаю, кто этот человек. Он благородно согласился сопровождать меня сюда, женщину, у которой дома не осталось защитников и прибежища. Я не смею проявить самонадеянность и отвечать за Аммара ибн Хайрана, господин визирь и милостивый эмир. Никто из людей не посмел бы этого сделать.

— Тогда, может быть, человек, который предстал перед нами в фальшивом наряде слуги, будет настолько самонадеянным, что ответит сам? — Теперь в голосе эмира Бадира появилось некоторое напряжение. «И неудивительно, — подумала Джеана. — Эта женщина подняла ставки в игре чрезвычайно высоко».