Ричард Длинные Руки – штатгалтер - Гай Орловский

— Тоже архидьявол? — спросил я. — Как и Асмодей, что архидемон, архидьявол и везде у него это архи?

Агиросион не ответил, а из огненной ямы поднялся третий демон, я видел, как Агиросион нахмурился, а тот сказал сразу:

— Асмодей не придет.

— Что так? — спросил Агиросион.

— Говорит, — ответил демон, по осанке и виду один из Перворожденных, а это значит, Темный ангел, а не рожденный от ангелов демон, — его присутствие только повредит переговорам. Да и сам он не утерпит.

Агиросион сказал со вздохом:

— Жаль, его хитрость пригодилась бы. С другой стороны, ты, Гамалиэль, остался самым незапятнанным в нашей борьбе. К тому же умеешь предсказывать будущее.

Ангел, которого он назвал Гамалиэлем, покачал головой.

— Я могу предсказывать, когда мне его не затемняют. Еще хуже, когда незаметно искажают. Так что обойдемся без предсказаний... А это и есть тот смертный?

Мне послышалось в его ровном голосе нескрываемое презрение, а так как я уже успел устать от напряженного ожидания, то ответил, сам того не желая, достаточно резко:

— Да, я слабый смертный и все такое, слышал, можете не повторять. Но я живу в жестоком мире, потому знаю, что такое подвох, подножка и что такое подстава. Вы с этим еше не сталкивались. У вас если друг, то друг, а враг — это враг. У него на лбу написано, что враг.

Гамалиэль сказал с подозрением:

— Ты это к чему, смертный?

— Вы все забыли, — сказал я с нажимом, — что вы после той великой битвы больше не сталкивались в боях и конфликтах?..

— И что?

— А пламя лютой вражды постепенно гасло, — напомнил я, — не получая сухих дровишек?.. Вспомните, вспомните!

Судя по лицам всех троих, в самом деле постарались вспомнить, наконец Гамалиэль прорычал злобно:

— И что из этого?

— Внезапный всплеск вражды, — пояснил я, — не бывает вот просто так. Что-то как-то, поняли? И зачем-то!.. Вам легче, у вас вон крылья. И живете долго, все это было при вашей жизни. Первый конфликт, постепенное угасание вражды, а потом этот новый взрыв мордобития и, главное, всплеск ненависти к человеку, что для меня, понятно, главное. По мне вы хоть поубивайте друг друга, но человек при чем?.. Мне, чтобы разобраться, нужно долго и муравьино рыться в старых книгах, стараясь понять, что же случилось такое... а вам только вспомнить и свести обрывки воедино.

Гамалиэль оглянулся на Агиросиона, словно за поддержкой, спросил надменно:

— А что, вражда когда-то утихала?

Агиросион промолчал, а я ответил твердо:

— Даже я, простой смертный, по книгам и летописям это понял. А вы? Неужели толстокожее орков?

Агиросион покачал головой, не сводя с меня взгляда янтарных глаз.

— Не дерзи, — произнес он. — Мы не любим, когда нам дерзят. А вражда в самом деле утихала все больше и больше, сейчас припоминаю. А потом все началось снова.

— Когда это началось? — потребовал я.

Он наморщил лоб.

— Сразу и не вспомнить...

— Постарайтесь, — сказал я настойчиво. — Вас сталкивают лбами, как баранов, и вы это позволите? Вы, гордые ангелы?.. Никто, кроме Творца, не смеет руководить вами ни явно, ни тайно. Не так ли?

Гамалиэль фыркнул и отвернулся, Агиросион оглядел меня с иронией во взгляде.

— Что-то не то говоришь, — сказал он холодным тоном. — На этот раз вражда возникла не столько между Светлыми и Темными, как между ангелами и людьми. Верно?

— А вам это надо? — спросил я. — Зачем злить Творца? Ладно, зачем вызывать Его неудовольствие?.. Вроде бы уже наладилось. Вы постепенно начали замечать, что человек не такой уж и фекалий, постепенно умнеет, строит цивилизацию, как муравей... И Творцу, когда ваше мнение о человеке меняется к лучшему, весьма нравится ваше поумнение. Ладно-ладно, если не нравится такой неполиткорректный термин, то взросление, если хотите.

Он поморщился.

— Так и говори, что обеспокоен за людишек. Впрочем, я их тоже стал ненавидеть больше...

— Как долго? — спросил я.

— Что как долго?

— С какого времени? — спросил я настойчиво. — Когда вдруг снова ощутили прилив ненависти? Или просто недовольства?

Агиросион пожал плечами.

— Точно сказать не могу. Но где-то с тысячу лет. Или чуть меньше... но не намного.

Я быстро повернулся к третьему, что до сих пор не проронил ни слова.

— А вы, Бадаргун?

Бадаргун задвигался, ответил неожиданно тонким голосом, почти детским:

— А это важно? Тоже около тысячи лет. Нет, могу сказать точнее, лет восемьсот.

Я сказал громко:

— А вы все? Думайте-думайте! Вспоминайте! Это очень важно. Если и вы тоже, то тысячу или чуть меньше лет что-то произошло такое, что воспламенило вашу угасшую было ненависть к человеку.

Они смотрели на меня с патетическим изумлением, это существо еще и смеет им что-то указывать, потом покосились друг на друга, я видел, как у одного сдвинулись брови в грозном раздумье, у другого на идеально чистом лбу проступило подобие морщинки, что невероятно как для светлых и постоянных ясных ангелов, так и для темных.

Наконец Агиросион произнес ровным голосом:

— Человек всегда был отвратительным, из-за чего мы и подняли мятеж. Но потом мы как-то постепенно привыкли... Да у нас свое, у него свое. Перестали замечать. Однако..

— Ну-ну, — поторопил я. Вроде бы весь из огня, а засыпает на каждом слове, будто купается в жидком гелии. — Что однако?

Он поморщился.

— А потом я стал замечать, что человек... это такая мерзость, что вот так бы и смел его с лица земли. Отвратительное грязное животное!

— Когда это случилось? — спросил я быстро.

— Около тысячи лет тому, — ответил он с надлежащей надменностью. — Но какое это имеет значение...

Гамалиэль прервал:

— Смертный же сказал, что если у нас все так совпало, то и причина одна. Да, вот так, мы все разные, даже враги, но человека начали ненавидеть сильнее именно в одно время. Что-то в этом есть.

Я сказал почти радостно:

— Мы что-то нащупали, видите?.. Вы все согласились, что произошло нечто такое, что подействовало на вас. Такое... осмелюсь сказать, что бросило тень на человека!

Агиросион и Гамалиэль, выказывая, что они двое более сообразительные, переглянулись, а Бадаргун поинтересовался почти пищащим голосом:

— Что бросило?

— Осталось выяснить, — заявил я, но, увидев их вытянувшиеся лица, сказал поспешно: — Может быть, не придется сильно ломать головы.

— А как?

— Простым перебором, — объяснил я.

— И что это даст?

— Уберем все лишнее, — бодро сказал я. — А что останется... то и останется! Давайте искать сообща. Кто найдет первым, тому пряник!.. Надо же чем-то заняться, пока прибудут от небесного воинства.