Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках - Альберто Тозо Феи

Вторая калле по правую руку – калле де ле Колонне (calle de le Colonne). Она выведет вас на одноименный мост, а потом, после впечатляющего темного сотопортего – на Фреццарию (Frezzaria). Эта длинная калле получила свое название от некогда изготовлявшихся и продававшихся здесь стрел (freccie). Если повернуть с нее налево, а потом завернуть вместе с ходом улицы за угол направо, то через несколько шагов по левую руку откроется корте де ла Польвере (corte de la Polvere, «двор Порошка»).

Кипрский порошок

Во второй половине XVIII века здесь размещалась фабрика «кипрского порошка», la polvere di Cipro. Ее создал Бортоло Лукаделло, а его сын Джамбаттиста получил в 1763 году «привилегию», то есть монополию от магистрата санитарии.

В те времена в Республике этот порошок был широко распространен. Им пудрили свои парики и дамы, и кавалеры. В наши дни пудреных париков уже никто не носит, а вот пудрой продолжают пользоваться. Правда, теперь уже не на макушке, а на лице. Хотите знать, откуда пошло само это слово – «пудра» (cipria)? Как раз отсюда[108]. Другие фабрики по производству пудры существовали на Сан-Джованни-Кризостомо, на Санта-Мария-Формоза, на Сан-Сильвестро и на Джезуати. Ношение париков было настолько распространено, что на мужчину без парика смотрели с подозрением.

«Подпятники» венецианок

акушка – не единственное, что занимало венецианскую моду. Намного раньше, чем парики, предметом пристального внимания прекрасного пола в Венеции стала обувь. Пока улицы еще не были замощены, венецианки использовали дзокколи (zoccoli, деревянные сабо, буквально – «копыта») или кальканьетти (calcagnetti, буквально – «подпятники»), чтобы перемещаться по грязным и пыльным калле без риска выпачкать ноги и платье. Постепенно дзокколи стали предметом роскоши – их обшивали парчой, украшали золотом и каменьями, а подметка сделалась столь высокой, что обувь стала напоминать ходули. В музее Коррер на пьяцце Сан-Марко хранятся две пары: одна – высотой 43 сантиметра, другая – высотой 51 сантиметр. «Синьорам венецианкам, – писал Томмазо Гарцони, – они давали такую величину, что, казалось, пьяцца Сан-Марко полна карлиц, ставших великаншами». Немудрено, что высота каблуков делала походку венецианок весьма стесненной. Болезненнно грянуться оземь было для женщины не редкостью. Тогда-то они начали опираться на служанок. Чем большим количеством прислуги окружала себя дама, тем больше она о себе думала. Об этом говорится в народной песенке:

Выходить из дому даме,

появляться повсеместно

можно лишь с толпой служанок,

это всякому известно:

множество служанок сзади —

для хозяйки очень лестно.

Несмотря на запреты правительства и сатирические уколы («они похожи на ходячие древа изобилия», писал Джон Реймонд), каблуки становились все выше и все опаснее. Не убывало и количество их защитников, таких как Фабрицио Карозо да Сермонета, которые разрабатывали подробнейшие правила того, как эти дзокколи надлежит носить.

Первыми от громоздких дзокколи в пользу более удобных туфелек отказались дочери дожа Доменико Контарини (правил в 1659–1675 годах). Сохранился анекдот по этому поводу. Некий иностранный посол, желая польстить дожу, стал рассыпаться перед ним и перед Большим советом в комплиментах по поводу дочерей Контарини, надевших более удобную обувь. И тут кто-то из членов совета, не выдержав, горько воскликнул: «Слишком удобную! Слишком!» Причины недовольства венецианского патриция проясняют «Неизданные сатиры» (известные также как «Мода») Джованни Франческо Бузенелло:

Когда вставали на ходули,

То ничего не замечали;

Теперь низéнько наши крали —

Того и жди, чтоб обманули!

Но у громоздких «подпятников» до последнего оставались горячие защитники. Одна из них – монахиня Арканджела Таработти, о которой мы уже упоминали. Она родилась в Венеции в 1605 году в семье выходцев из Бергамо, с одиннадцати лет проживала в монастыре Сант-Анны, но продолжала отстаивать этот странный и неудобный обычай, упирая на то, что «женщина должна быть во всем вознесена над низкой земной повседневностью».

* * *

Пройдите теперь обратно всю Фреццарию, пока не выйдете на понте дель-Фрутариол (ponte del Frutariol, «мост Продавцов фруктов»). На доме, чья дверь выходит прямо на мост, висит табличка, удостоверяющая, что здесь недолгое время обитал Вольфганг Амадей Моцарт.

Моцарт, Венеция и революция в музыке

Вообще-то настоящим местом жительства Моцарта скорее является дом прямо напротив, на противоположной стороне канала. Но важно не это, а то значение, которое сыграло в жизни австрийского композитора посещение Венеции, несмотря на его краткость. Лоренцо Да Понте, родившийся в тревизском местечке Ченеда (современное Витторио-Венето), но ставший венецианцем – один из самых известных его либреттистов. Для Моцарта он написал «Женитьбу Фигаро», «Так поступают все женщины» и «Дон Жуана». В работе над последним, говорят, принимал участие Джакомо Казанова, друг Да Понте[109].

В 1787 году постановка «Дон Жуана» возбудила жаркие споры о новых принципах в музыке, производя тем самым настоящую революцию. Сам же Моцарт оказался свидетелем рождения Нового Света и заката Старого. В том самом году была принята конституция США, Франция большими шагами шла к своей революции 1789 года, а самой Яснейшей оставались еще считаные годы жизни.

Моцарт оказался одним из тех европейских друзей американской революции, которые сделали ее возможной и которые работали над ее повторением в Старом Свете. Композитору были созвучны ее принципы: «все люди <…> наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью»[110]. Даже Да Понте, изгнанный из Яснейшей, закончил свои дни в Новом Свете – в Нью-Йорке[111].

Ко всему этому стоит добавить, что в 1778 году, во время своего второго парижского визита, с Моцартом встречался Бенджамин Франклин, глава «проамериканской партии». Что косвенно свидетельствует о принадлежности Моцарта к республиканскому масонству, ведущему ожесточенную борьбу против обскурантистского, мистического масонства, близкого к англо-венецианским олигархическим кругам, с которым были связаны Месмер, Калиостро, Казанова.

* * *

Сойдите на калле дель Фрутариол и выйдите по ней на кампо Сан-Фантин (campo San Fantin). Оттуда не составит труда разглядеть за другими зданиями венецианского Феникса – фасад театра «Ла-Фениче».

Сгореть, чтобы возродиться

«Феникс» – название очень символическое для театра, который самой историей был поставлен перед необходимостью возрождаться из пепла. Первый раз – 13 декабря 1836 года, когда от огня пострадали зал и сцена. Реконструкция (с легкой переделкой) была осуществлена в кратчайшие сроки. Второй раз – 29 января 1996 года. Этот пожар оставил практически одни только наружные