Король франков - Владимир Москалев

– Слава богу, ты жив! – обрадованно воскликнул нормандец, неся друга на руках. – Жаль, что не успел дойти с нами до конца. Мы славно поработали. А ты бледен. Из-за раны?

– Рука совсем не двигается, висит плетью, – произнес монах. – Я хотел было одной левой, да плохо выходит. Сарацин полоснул меня по груди.

И только сейчас, когда они вышли на дневной свет, Можер увидел на груди у Рено глубокий, кровоточащий шрам.

– Что ты наделал? Зачем вставал?

– А как бы ты на моем месте?.. – тихо ответил Рено. – Ведь мои братья рубятся, а я лежу!.. Или я не франк?..

То были последние слова монаха, он впал в беспамятство. Его также перевязали и положили в телегу к остальным.

– А сам?.. – подошел к Можеру Генрих. – Ведь ты весь в крови!

– То мусульманская, не моя.

– Врешь! А это? – герцог провел рукой по щеке нормандца, его шее, потом голове, руке и бедру. Везде, где он прикасался, сочилась кровь.

– Пустяки, – отмахнулся нормандец. – Стрелы царапали. Другим хуже. А где Маникор? Вилье?

– Маникора всего посекли, но он жив. Даст бог, выкарабкается. Не лучше и Вилье: ему рассекли руку, порезали грудь и отрубили два пальца.

– Бедняги… А ты сам, герцог? Едва стоишь на ногах.

– От усталости. А кровь… тоже царапины. Все заживет, Можер. А пока возблагодарим Всевышнего, что к сарацинам не подоспела подмога.

– И то правда. А теперь в монастырь! – воскликнул Можер, указывая рукой. – Не все монахини мертвы, есть и живые.

Их было немного, оставшихся в живых жертв насилия, всего семеро. Видимо, палачи не успели прикончить их, встревоженные появлением франков. Но бедняжки, все в разодранных монашеских одеяниях, которыми они даже не пытались прикрыть свои обнаженные тела, видимо, были на грани умопомешательства. Их накрыли, как смогли, и стали вытаскивать из келий и коридоров их мертвых товарок, почти всех без голов – таковы были дикие обычаи диких людей.

Монахинь положили туда же, где лежали мертвые франки. Аббатису вынес на руках Можер. Положил ее осторожно под сень вяза, постоял на коленях, пошептал что-то, прощаясь, наверное, потом склонился и поцеловал в уже холодные, посиневшие губы.

– Пора, Можер, – подошел сзади герцог. – Мертвым уже не помочь, Бог позаботится об их душах. Поторопимся в Париж, пока в раненых теплится жизнь. Я приказал отвязать коней – все арабские жеребцы. Как тронемся, табун пойдет за нами. Их ровно сто, как мы и думали.

– Неплохая добыча, – промолвил Можер, поднимаясь. Кивнул на монахинь: – Пусть девчонок возьмут всадники, самим им не усидеть в седлах.

Забрав напоследок все оружие – как свое, так и трофейное – и поглядев печально на костер, в котором догорали иконы с ликами святых, аналой и большой деревянный крест с фигурой Христа на нем, франки молча тронулись в обратный путь.

Можер ехал рядом с телегой, в которой лежал Рено. Когда подъезжали к Малому мосту, монах открыл глаза. Нормандец, все время наблюдавший за ним, увидев это, подъехал ближе, склонился. И услышал:

– Бог сказал: «Кто любит Меня и соблюдает Мои заповеди, тому Я творю милость». И это, – Рено повел взглядом на телеги с ранеными, – он называет милостью своей?.. А ведь они верили в него…

– Помолчи, брат, – сказал Можер, – тебе нельзя разговаривать. Скажешь потом.

Монах печально улыбнулся и устремил взгляд в голубое небо над головой.

Рядом раздался скорбный голос Маникора:

– Проклятое мусульманское отродье! Эти собаки наглы и злы, их жизнь – сплошная цепь грабежей, насилий и убийств. Их надо безжалостно убивать!.. Впору задаться вопросом: для чего Господь позволил жить на земле этим дикарям, врагам христианства, в которых нет ничего человеческого?..

Можер ответил на это:

– Для того чтобы убивать христиан, а христиане убивали бы их. Одним словом, чтобы на земле были войны. Бог любит смерть. Помнится, он с этого и начинал, позволив Каину убить Авеля. Кажется, ему отрадно глядеть, как люди проливают кровь, он упивается с высоты небес этим зрелищем.

– Можер прав, – подал голос Субиз. – Кому мы молимся? Этот бог – человекоубийца! Вера в него ничего не приносит, кроме страданий.

– Браво, Субиз! – проговорил нормандец. – Кажется, ты начинаешь прозревать.

На этом разговор прекратился.

В скорбном молчании встречала франков толпа горожан на мосту и в самом городе. Шли рядом, заглядывали в телеги, молча упирались взглядами в землю, на которую с этих телег капала и лилась кровь. Знали уже парижане, кто это едет и откуда, и смотрели на окровавленных воинов, качая головами. Женщины плакали, мужчины, сжимая кулаки, потрясали ими в воздухе. Даже детвора вмиг посуровела, одним днем став из мальчиков юными воинами с мыслями о доме, близких, о борьбе за свою землю.

Так и провожали до самого королевского дворца, где уже ждали король, королева, министериалы[28], слуги, фрейлины. Вален, его коллега и двое помощников тотчас стали хлопотать у телег, остальные сгрудились и молча смотрели – раскрыв рты, глотая слезы – на изувеченные тела со страшными ранами, на бледные, окровавленные лица франков, на кровь, которой забрызгано было все вокруг.

– Потери? – спросил Гуго брата, отдававшего распоряжения нести раненых в лазарет, что близ казарм. – Не хватит коек – нести туда из дворца.

– Как видишь, – кивнул на телеги Генрих. – Остальные, мертвые, там, в аббатстве. Туда же положили и девчонок, которых изувечили…

Гуго застонал; скрипнув зубами, кивнул на монахинь:

– Это те, что остались?..

– Не подоспей мы вовремя, и эти лежали бы сейчас там с отрезанными головами.

– Герберт! – позвал король.

Подошел секретарь, уставился в глаза монарха.

– Скачи к епископу, пусть соберет монахов и отправит их к монастырю, чтобы похоронить христиан как подобает. А сарацин… этих пусть вытащат за пределы аббатства и вышвырнут в поле на пищу воронам и собакам. Ступай, епископ, не медли!

Герберт ушел.

Гуго смотрел на брата, ожидая страшного рассказа.

– Потом, – махнул рукой герцог. – Пусть позаботятся о монахинях. Бедные девочки… Как только их приведут в чувство, они станут ухаживать за ранеными.

– Мне удалось собрать за это время полторы сотни всадников. Они не успели выехать, отовсюду стали раздаваться крики о вашем возвращении. Значит, это был не передовой отряд, обычная банда грабителей.

– Да, и они были уверены в безнаказанности. Причина этого мне не ясна.

– Когда-нибудь мы узнаем ее. А теперь туда, к врачам. Тебе тоже нужна помощь, твое тело кровоточит.

– У нас у всех кровоточат тела. Досталось и Можеру. Он один уложил десятка два.